Пыль и сталь (СИ) - Карпов Илья Витальевич

Причитания старосты прервал скрип входной двери. В дом проскользнул невысокий человек с жидкой бородкой, одетый в поношенный бурый сюртук. Штаны же и сапоги были цвета засохшей на них грязи. Жёлто-зелёный плащ, державшийся на плече застёжкой в форме цветка, говорил о том, что носящий его служит дому Майвенов. Вошедший топнул несколько раз, несколько кусков грязи упали на пол и рассыпались облачком пыли.

— Ты тут староста? — шмыгнул тот носом. — Мы с обозом из Майвгарда. Дьявол бы побрал ваши дороги…

— Наконец-то! — просиял Бедобор. — Уже отчаялся вас ждать! Прежде-то пораньше приезжали.

— Я в ваших краях впервые, — проворчал обозный, недовольно оглядывая помещение, — а края у вас не из лучших. Две заброшенные деревни по пути встретились.

— Так ведь зимы нынче суровые, да и разбойники…

— Э, нет. Скарб в домах нетронут, будто бы люди всё побросали и ушли куда-то налегке. Ни приютить, ни накормить… А потом взяли на одном полустанке провожатого. Похвалялся, будто бы каждую тропинку здесь знает. Ну, мы под Гнилой Опушкой в грязи и застряли, а этой сволочи как след простыл! Ох, попадись он мне снова, вздёрнул бы собственными руками…

— Ну, чудно, что хоть теперь добрались! Идём поглядим, чего ради я столько ночей не спал.

Впрочем, когда староста добрался до ворот и оглядел обоз, его настроение вновь переменилось.

— Так разве ж… Разве ж это всё? Мы ж с голоду перемрём! А серебро? Неужто казна его светлости за зиму опустела? Я такого скудного обоза никогда не видел. Мы же пять бочек дёгтя доверху полнёхоньких приготовили! Десяток мешков золы чистейшей! Угля… Немало. А получаем шиш с маслом? Куда ж это годится…

— Попридержи язык, староста! Казна лорда Майвена — не бездонная бочка, да и рты есть не у вас одних. А что до денег, то другие деревни ровно столько же получают. Вы чем лучше? Вон, давеча в Сизом Углу были, так там у них хоромы светлые, люди весёлые, накормили, напоили. А у вас что? Частокол с черепами — смотреть жутко. Дома — половина завалились, заборы наперекосяк. Обленились, грязью заросли, а всё туда же — везите нам всякого да побольше! Небось, тоже решили деревушку забросить?

— Да как же можно?! — изумился староста. — Мы ведь уголь для его светлости добываем! Больше прочих, надо сказать.

— На угле вашем свет клином не сошёлся. Скажите спасибо, что хоть это получаете, а то я ведь могу и посчитать, что помощь вам не нужна. Казначей нынче такую кислую мину состроил, будто у него живот скрутило. Представляю, как он обрадуется, что к вам обозы больше не нужно отправлять…

Бедобор несколько раз поменялся в лице, побагровел и, наконец, выдавил.

— Если лорду Майвену так угодно, я буду молиться за его здоровье. Вон там трактир, подкрепитесь с дороги. А вы, — обратился он к мужикам на телеге, что с интересом наблюдали за разговором, — чего расселись? Разгружайте, да только осторожно! Чтоб ни крошки, ни единой капли не пропало!

Бедобор опёрся боком на створ ворот и с угрюмым видом принялся наблюдать, как с телеги сгружают бочки с пивом и тюки ткани. Иногда он панически махал руками и ругал мужиков, когда очередной мешок слишком сильно бросали на землю.

Когда вдалеке, на узкой полосе дороги между незасеянных полей показались двое, староста поначалу не придал этому внимания и продолжал наблюдать за работой. Однако, когда в одном из них Бедобор разглядел наёмника, то испустил тяжкий вздох: Таринор шёл не один. Две мысли пронзили лысую голову старосты. Первая отдавала жадностью: платить за работу всё-таки придётся. Вторая же — страхом: то самое жуткое чудовище, напугавшее всю округу, он ведёт рядом с собой. Точно, как Рольф Косой говорил! Вроде человека, но точно не понять — голова накрыта тряпкой, а руки, видимо, связаны за спиной. Из одежды — только повязка, прикрывающая срамные места. Неужто, обычный разбойник? От этой мысли староста приободрился. Глядишь, можно сторговаться и заплатить меньше обещанного.

— Здравствуй, Бедобор, — сказал наёмник, подойдя ближе. — Гляжу, обоз всё-таки прибыл. С моей стороны, как видишь, работа тоже сделана. Вот оно, чудище ваше, в пещере пряталось. Упырь. Шустрый, надо сказать, гад, но ты не бойся, надбавки не потребую.

Старосту же одолевали смешанные чувства.

— Рад, что ты жив-здоров, Таринор! Никак, тебе боги помогают, ничто тебя не берёт. Только вот зачем ты его сюда-то привёл? Лучше б сразу, на месте… — Бедобор вымученно улыбнулся.

— Удовольствие вам портить не хотел. Думаю, Черноухий, или как его там, захочет отомстить за жену. Тем, что осталось от её платья, я закрыл этой твари голову, чтоб вас не покусал. Ладно, заканчиваем, — сказал наёмник серьёзно. — Мы с тобой оба знаем, что больше всего на свете сейчас хотели бы не видеть друг друга, так что давай деньги, и разойдёмся с миром.

— Знаешь, тут такое дело… — пробормотал было Бедобор, но, увидев недобрый взгляд наёмника, тут же осёкся, — Времена хоть непростые, но слово я своё держу! Вот, как обещал.

Староста вынул из-за пазухи мешочек с монетами и нехотя протянул его наёмнику.

— Вот теперь мы в расчёте, Бедобор. Кстати, советую эту сволочь сжечь. Против упыря — самое верное дело. И лучше, конечно, чтобы священник подсобил, а то ещё из пепла восстанет. И селянам, опять же, нескучно. Можешь хоть всю деревню собрать, уверяю, зрелище будет то ещё. Упыри, говорят, горят хорошо и визжат до того пронзительно, что волосы дыбом встают.

— Сжечь? Что же, хорошая мысль. Перед храмом Холара костёр и соберём. Людям понравится, хоть перестанут бояться за частокол выходить. А ты, Таринор, хоть мы все тебе и благодарны, лучше не задерживайся. Народ у нас чужих не любит.

— Не волнуйся, надолго не задержусь. Но, раз уж обоз прибыл, грех в таверну напоследок не заскочить. Убить готов за кружку пенного. Заодно монетки пересчитаю, — усмехнулся Таринор, — и Дормию расскажу, что да как, чтобы тебя лишний раз не утруждать. Ты, всё-таки человек занятой.

Наёмник бодрым шагом зашагал прочь, фыркающего упыря увели стражники, а Бедобору вновь стало немного стыдно. Славный всё же мужик, этот Таринор. Хорошо, что отдал ему всё, как полагается, а не утаил одну монетку, как хотел сначала.

***

Вечер выдался на удивление ясным. С безоблачного неба глядели тысячи звезд, а полная луна, проводив скрывшееся за горизонтом солнце, испускала мягкий серебристый свет. Жители Вороньего холма собрались перед храмом Холара, но не для молитвы, а просто чтобы развлечься. Нечасто в деревне можно увидеть прилюдную казнь. Да и казнить, как правило, было не за что: мелкие неурядицы решаются на месте парой крепких слов или не менее крепких кулаков, а преступников в деревне издавна не водилось.

Всё хоть сколько-нибудь ценное селяне держали при себе. Сундуки же здесь считались чем-то из мира горожан и зажиточных купцов. Такие сокровища, как, например, доставшиеся от матери стеклянные бусы или бабкино серебряное кольцо, лучше носить на себе, чем где-то хранить. А карманничать в месте, где все знают друг друга в лицо, было бы по меньшей мере, неразумно.

Но сейчас все они, пастухи и углежоги, хотели лишь одного — зрелища. По правде сказать, им даже было всё равно, кого и за что жгут. Столб, обложенный хворостом, красноречиво обещал простому люду нехитрое удовольствие понаблюдать, как языки пламени пожрут несчастного, начиная с ног, как его предсмертный хрип утонет среди треска пламени и гомона толпы, как запах палёной плоти разнесётся по округе, привлекая окрестных воронов к стенам частокола. Нетерпения добавляло то, что староста обещал не простую казнь. Жечь будут даже не человека, а самого настоящего упыря, что принёс столько бед. Впрочем, многим было плевать, в чём именно он повинен: они пришли за развлечением, а не за справедливостью.

Не было здесь только Свена Черноухого. Он отказался смотреть на убийцу своей жены и предпочёл отсидеться дома, оплакивая то, что от неё осталось.