Исторический материализм - Герман Гортер

Все общество вокруг Средиземного моря превратилось в одно товаропроизводящее общество, в котором повсюду были одни и те же загадки и противоречия, повсюду однородные товаропроизводящие индивидуумы. Повсюду дух был могучее, чудесное, таинственное. Повсюду дух был бог.

И по мере того, как чужие варварские народы, например галлы и германцы, включались в торговое общество, они мало–помалу утрачивали свою первоначальную религию и тоже созревали для христианства, которое всю силу приписывает одному духу[10].

Но христианская религия не осталась тем, чем она была в первые века. Из религии одного класса оно превратилось в религию всех классов, между тем как производство вернулось к натуральному хозяйству и, следовательно, великая производственная коллективность, в которой для объяснения мира было достаточно одного бога, одного духа, разложилась на множество мелких, обособленных производственных единиц. Но по мере того, как развивалось средневековое общество, изменялось и содержание религии. Средневековое общество было обществом землевладения, в котором люди находились в иерархической зависимости друг от друга и в котором зависимые не продавали избыточный продукт своих рук, а отдавали своему господину. Крепостные и зависимые доставляли продукты натурой своим господам, дворянам и духовенству. Во главе светского общества стоял император, ниже его князья, еще ниже — крупные феодалы, под ними низшее дворянство, а под дворянством широкая масса крепостных и зависимых. Такие же отношения существовали и в церкви, у которой была огромная земельная собственность. Из прежней бедной общины, в которой потребление было коммунистическим, церковь развилась в колоссальное эксплуататорское учреждение. Во главе ее стоял папа, затем следовали разнообразнейшие высокие духовные сеньоры, находившиеся в иерархической зависимости друг от друга, — кардиналы, архиепископы, епископы, аббаты и аббатисы, — затем низшее духовенство, монахи и монахини всякого рода, и, наконец, широкая народная масса, миряне. Таким образом, духовная и светская власти вместе составляли одно большое иерархическое общество, которое основывалось в первую очередь на доставке натуральных продуктов угнетенными. И христианская религия в свою очередь претворилась по образу и подобию этого общества с его способом производства. Теперь на небе обитал уже не один бог, а целые полчища духовных сил. И все это увенчивается богом, единым со своим сыном и святым духом, все обнимающим и всепроникающим. А под ним целая иерархия многих сортов ангелов с различными функциями, между прочим павшие ангелы, или диаволы, которые должны нести попечение о зле. Дальше — святые, которые опять превратились в своеобразных новых низших богов природы, наделенных каждый своими особыми функциями: ведь общество в подавляющей части опиралось на доставку натуральных продуктов, а не товаров, не на куплю, и потому зависело от природы, например, от погоды. Один святой заботился о виноделах, другой о покосе, одна святая помогала при родах и т. д. Следовательно, бог со своей свитой был подобием императора или папы с подчиненными им светскими и духовными властями. А ниже всех этих ангелов и святых стоят люди, живые и умершие: подобие земных церковных общин и земного народа. Отношения производства и собственности на земле, личную зависимость князей, дворянства, епископов, аббатов, крепостных и народа, — все это господствующие классы представили просто следствием, созданием именно этого небесного общества, которое, правда, оставалось непонятным, но как раз в силу своего божественного характера и не требует понимания. И в своем стремлении понять общество, таинственный человеческий дух, понять «добро» и «зло», наивные верующие приняли это истолкование земных отношений.

Никогда, ни в одну из известных нам эпох ни была еще религия столь явственно отражением общества. Дух создал небесную картину земного общества.

Это опять изменилось, когда города начали развиваться все больше.

Гражданин в городах Италии, Южной Германии, Ганзы, Южной Франции, Фландрии, Англии, Нидерландах благодаря торговле и промышленности сделался сильным и самостоятельным. Он освободился от стеснительных оков, в которых держало его дворянство.

Обладание капиталом, который принадлежал ему и с которым он мог делать, что хотел, превратило его в свободного, независимого индивидуума, который уже не считался с милостью сеньора. Его отношения к обществу были иные, чем отношения тех зависимых, из сословия которых он происходил во многих случаях, и иные, чем у дворянства или у духовенства.

Так как он иначе чувствовал себя в обществе, то иначе чувствовал он себя и по отношению к миру. И потому для него требовалась другая религия, так как в религии люди выражают то самое, что они испытывают в своих отношениях к миру.

Так как со своим капиталом, который он приобрел посредством своей промышленности, своей техники и своей торговли, он мог делать в мире, что хотел, так как он не признавал над собой никакой экономической власти, — да и политически он достиг большей свободы, — так как он, свободный, противостоял всему миру как индивидуум, как капиталист, как торговец, то как он уже не терпел посредников между собою и миром, так он не хотел допускать и каких–либо посредников между собою и богом. Он протестовал против подобного порабощения.

Он отменил папу и святых, он сам сделался для себя священником. У каждого в себе самом был свой собственный жрец, каждый непосредственно стоял перед своим богом. Этому учили Лютер и Кальвин.

Это была протестантская религия, самосознание буржуазии ; она появилась с подъемом современного капиталистического товарного производства и укрепилась в странах буржуазного развития, во Франции, Швейцарии, Германии, Голландии, Англии, Шотландии[11].

И в этом случае религия является изображением общественной жизни. Индивидуалистичен горожанин, индивидуалистична и его религия; одинок он, одинок и его бог.

Чем больше, особенно со времени открытия Америки и Индии, укрепляется капитализм, чем быстрее и сильнее вырастают торговля и промышленность, а в деревне сокращается производство для собственного потребления, и, напротив, увеличивается производство для продажи, чем больше все продукты превращаются в товары, а все люди — в товаропроизводителей, чем шире развертывается и труднее становится вследствие усовершенствования орудий и средств сообщения общественная борьба всех против всех между капиталистами, тем более отъединенным, одиноким становится человек в своей экономической жизни, а потому и в своем духе. С развитием современного капитализма люди все более подпадают под власть своих продуктов; продукты получают как бы человеческую власть над ними; сами они подпадают под их власть, как если бы они были вещами, и все получает, кроме потребительной стоимости, какою продукты обладают для людей, абстрактную меновую стоимость. В таком обществе люди, как говорит Маркс, необходимо приходят к тому, что видят друг в друге абстракции; их бог должен превратиться в абстрактное понятие.

Кроме того, с развитием капитализма бедность все более увеличивается, общество становится все сложнее и недоступнее пониманию; все невозможнее становится вскрыть, что действительно хорошо, что действительно плохо для всех. Уйти в самого себя, предаться умозрению, духовно самоуглубиться, это — единственное средство достигнуть уверенности, устойчивости, счастья среди борьбы и бешеной сутолоки товарного производства и торговли.

В связи с этим мы видим, что образ бога становится все более одиноким, одухотворенным, абстрактным. У великих философов семнадцатого века, Декарта, Спинозы и Лейбница, бог превратился в единое колоссальное существо, в котором все, вне которого — ничего нет. У Спинозы, который, быть может, дал законченнейшую философскую систему, — ее часто сравнивали с вполне отшлифованным, безукоризненным бриллиантом, — у Спинозы бог представляет исполинское тело с исполинским духом, вне которого ничего нет, который вечно движется и мыслит в себе. Образ индивидуалистического буржуазного человека.

С развитием техники и капитализма познание природы все более вырастало; уже в семнадцатом веке понимание природы и ее действительных связей ушло настолько далеко, что из нее исчезло все непонятное, все божественное. Напротив, самый дух, разумение, общие понятия, прежде всего понятия доброго и злого и так называемые науки о духе еще не были постигнуты. Благодаря этому природа, материя оттеснялась в религии все более на задний план. Бог все более превращался в призрачного, абстрактного духа, отрешенного от всякой реальности. Здесь не малую роль сыграло старинное христианское презрение к «плоти». Разделение умственного и физического труда, углублявшееся тем сильнее, чем сложнее становилась техника, чем больше вырастало разделение труда, при чем умственный труд выпадал на долю имущих классов, физический труд — на долю пролетариата, это разделение приводило к тому, что, как это было в греческом мире, материя совершенно отпадала в области религии. По всем этим причинам философ Кант все вещи, существующие во времени и в пространстве, называл просто явлениями, у которых не было действительного, реального существования. Для философа Фихте существует только духовный субъект, или я, философ Гегель признавал абсолютный дух, который полагает мир, как выражение себя самого, при чем этот мир, в конце концов, приходит к самосознанию и возвращается к абсолютному духовному бытию.