Убийца - Лис - Эллери Квин

— Обычно отравление дигиталисом протекает именно так?

— Да.

— Значит, эти симптомы и результаты вскрытия определенно указывают, что она умерла от отравления дигиталисом?

— Да, симптомы были весьма показательны — когда мы их анализировали задним числом, то признавали, что они точно соответствуют такому заключению. Но все же абсолютной уверенности не было, тем более что дигиталис, к сожалению, полностью усваивается клетками тела, поэтому обычно его невозможно определить при вскрытии. Однако, когда шеф Дейкин поискал в доме пузырек с настойкой дигиталиса — я прописал ей это лекарство на короткое время по пятнадцать капель три раза в день и велел прекратить прием недели за две до этого, потому что ей стало лучше, да, точно, за две недели, это было в День памяти павших, то есть она не принимала дигиталис с 30 мая по 14 июня, — ну так вот, когда Дейкин поискал склянку и нашел ее, то она оказалась пустой, хотя должна была быть почти полной! Целая унция! Тогда, уж конечно, принимая во внимание симптомы, мы положительно уверились в диагнозе.

Но Эллери не был удовлетворен.

— Слабая схема, — недовольно заметил он. — При вскрытии ничего не обнаружено… И вы говорите «положительно». На что вы полагались в своей «положительной уверенности», а, док?

— Может быть, для вас мое слово ничего и не значит, — загромыхал доктор, заливаясь краской. — Если вы знакомились с протоколом, то, значит, видели не только мои показания, но еще и полудюжины специалистов-медиков, включая токсиколога Джонаса Хефлингера. Все сошлись на том, что миссис Фокс умерла от отравления дигиталисом, и это мнение основано на почасовом анализе симптомов и сопутствующих обстоятельств.

На какое-то время Эллери погрузился в свои мысли. Потом глаза его заблестели, и он поднял голову:

— Доктор Уиллоби, а возможно ли, что Джессика Фокс была отравлена уже после того, как ей стало плохо? Что тошнота и все остальное было и правда реакцией на рецидив, как вы сначала подумали, а ее смерть на следующий вечер была вызвана сверхдозой дигиталиса, которую она приняла с едой или питьем после того, как вы взяли на себя заботу о ней?

Старик грустно усмехнулся:

— Было время, мистер Квин, когда я был бы очень рад принять вашу теорию. Но факты ее полностью опровергают. Во-первых, я лично взял на себя заботу о Джессике, как только меня вызвали, и ни Баярд Фокс, ни другие близкие ей люди не имели к ней доступа. Остаток первого дня — вторника — я сам провел с ней, а на ночь и на среду пригласил опытную сиделку, которой доверял и доверяю безоговорочно. Хелен Зимбруски проработала со мной двадцать пять лет, мистер Квин, и я не слышал ни об одном случае невнимательности. Во-вторых, после приступа тошноты Джессике практически ничего не давали есть — только немного жидкости. Она не могла удержать пищу. Мы ее кормили, только чтобы поддержать ее силы. До самой ее смерти к ней в рот не попало ничего, кроме того, что было приготовлено моей сиделкой из проверенных компонентов и сразу подано больной в стерилизованной посуде. Нет. Сверхдоза дигиталиса могла к ней попасть только в виноградном соке, который ее муж приготовил для нее утром во вторник. Можете принять это за истину.

Эллери встал.

— Вы не против, доктор, если я воспользуюсь вашим телефоном? — спросил он.

— Прошу.

Эллери позвонил шефу полиции Дейкину:

— С доктором Уиллоби у меня облом.

— А я и заранее знал, — буркнул Дейкин. — И что теперь, мистер Квин?

— Ах, Дейкин… провалиться мне, если я знаю, — чистосердечно признался Эллери.

Часть третья

Глава 12

ЛИСЬЯ НОРА

Пасмурный день сменился безлунной ночью. Дневной шум стих, и Райтсвилл успокоился. Точно все дружно скончались — солнце, луна, ветер и надежды Фоксов.

Эллери изнемогал от духоты, сил хватало только на то, чтобы молча наблюдать за семейством.

Приятного в этом было мало. Страдания терзали Линду. Облегчение, которое обычно испытывает сдавшийся, не было ей доступно, она сама отвергла для себя этот путь. Она двигалась сквозь вечернюю жару по инерции, отдавшись медленному потоку. Эллери заметил, каких усилий требует от нее этот тихий дрейф, как она сдерживается, чтобы не закричать пронзительно от боли. Эта самодисциплина отчаяния предназначалась исключительно для Дэви, но Дэви был слеп. Он погрузился в свое отчаяние — неспособное к мятежу отчаяние смирения. Дэви тоже едва шевелился — воплощение скуки, не требующей выхода, поскольку давать выход нечему: в этот вечер Дэви был опустошен совершенно, в нем не осталось ничего, даже Линды.

Что касается супругов Тальбот Фокс, то между ними встали долгие годы.

Тальбот молчал из-за унижения. Эмили — из гордости. От каждого движения, каждого щелчка ее вязальных спиц гордость разлеталась искрами. Она была поглощена работой, довольная, что сталь говорит за нее. А спицы говорили на языке, который ее муж понимал без труда, и с добавлением каждого ряда шерсти покорность Тальбота росла, пока он наконец не превратился в совсем жалкую фигуру, в узника этого многозначительного молчания.

В тот вечер между Эмили и Тальботом состоялась долгая беседа, хоть и без слов и даже без единого громкого вздоха.

Все дело в том, что сегодня она ему раскрылась, подумал Эллери. Пока тайна отношений Тальбота с покойной Джессикой была спрятана у Эмили в голове, она могла невозмутимо играть роль мышки-жены, робкой, обманутой и ничего не подозревающей. Но теперь, когда Тальботу стало известно, что все эти годы она знала про них, ей нужно сыграть саму себя — отвергнутую и оскорбленную женщину, нужно ему отплатить, ведь именно этого он от нее ожидает. Да и она тоже считает это своим долгом — наверное. Вообще-то Эллери только гадал, что на самом деле происходит в мозгу, управляющем этими красноречивыми руками.

И все это были бесплодные размышления, они никак не продвигали дело Дэви и Линды Фокс. Впредь все мысли Эмили будут оставаться при ней. Эллери был уверен, что она принадлежит к тем женщинам, которые никогда не повторяют одну и ту же ошибку.

Он перешел к наблюдению за Баярдом Фоксом.

Вот где самая большая загадка! О чем думает Баярд? О своей камере в тюрьме и ее непроницаемых стенах? О радостной возможности свободной жизни? Или о более печальных материях? Высохшее лицо египетской мумии не выдавало чувств. В расслабленности худого, старого тела была некоторая покорность, но для человека, чье сопротивление себя исчерпало десять лет назад, это вполне естественно.

Если Баярд и был обеспокоен, то внешне это никак не читалось. Самый тихий из всех них.

Изучать детектива Хауи не имело смысла. Толстяк прост как булыжник. Его задача — бдеть за осужденным убийцей, вот он и бдит — всей своей тушей.

Когда все отправились спать, Эллери вышел на темную веранду и устроился в качалке, подоткнув под голову подушку и помахивая ногой. Листва яблонь и каштанов была черна, деревья стояли как нарисованные — раздражающе ненатурально. В звездах он тоже не нашел утешения — у них был какой-то непристойно разгоряченный вид.

Все на свете было не так.

Эллери отпустил поводья — как доверяешься верному коню ночью в горах, на опасной тропе, — и мысли его побрели свободно.

…Покойная Джессика, пурпурный стакан, брошенная шаль, кухня, полная застывших воспоминаний. Мысли его споткнулись о шесть бутылок виноградного сока, потом опять обо что-то споткнулись. Неуместный, ненужный хлам загромождал тропинку…

Эллери спал.

Между темной страной сна и царством яви есть ничейная зона, где призрачные персонажи сна почти касаются реального мира, потихоньку пронизывают его, пока обе части не сольются в одно целое.

Через лужайку Тальбота Фокса шла Джессика Фокс. Нижнюю часть ее тела закрывали от Эллери перила веранды, но он видел, что она в пижаме, в волосах у нее — лента, а лицо обернуто пурпурной вуалью с шелковой аппликацией в форме виноградных гроздьев. Он мог разглядеть форму ее лица, но не черты. Он все напрягал и напрягал зрение, пытаясь проникнуть под вуаль, но это ему не удавалось.

Он знал, что она ему снится. Однако вот же они, перила веранды Тальбота Фокса, а вон там, в неясном отдалении, — дорожка, ведущая к дому Баярда Фокса, и сам этот дом, и даже горячие надоевшие звезды. Все это выглядело довольно реально, хотя несколько плоско и неустойчиво. Видение Джессики ступало по реальной траве, направляясь к реальному дому, где она в мучениях умерла от яда.

Зачарованно наблюдал Эллери за ее волнообразным продвижением через лужайки.

Джессика приблизилась к своему дому и двинулась к окну на фасаде; как ни странно, окно не стало препятствием для ее тела; ни окно, ни стена не смогли ее остановить, она просто растворилась в них.