Под знаком Льва - Леон де Грейфф

Парадоксальный полуночник

1957

Рассказ морехода

Фрагменты

* * *Итак, я отправляюсь в путь. Куда,зачем — неважно. Дело ведь не в цели.Останусь цел ли, или на прицелевдруг окажусь у рока — все равно.Я, в неподвижном кресле утопая,отдам швартовы и поставлю паруса.

Снимаюсь с якоря, облокотясь о стол,и курс держу на запредельный берег,в открытый хаос, не заботясь вовсео том, сумею ли оттуда возвратиться.

Я уплываю. Разве ветер — этоне лучший мореход? А облака —не корабли скитальца Одиссея?Мечта подобна парусу Синдбада,а дым, курящийся над этой трубкой,подобен пене за кормой «Арго»[99] Ясона.

Звук — лучшая ладья. Крыло мелодийбыстрей аэроплана поднимаетнас в стратосферу и уносит выше —туда, где Апекс[100] реет над зенитом,оставшимся внизу средь антиподов.

Поэтому я отправляюсь в путьи выхожу в открытый океан, не покидаяизлюбленного кресла. Этот крейсеркорнями врос в паркет.Я утопаю в кресле.Оно — мой понт,[101] и палуба, и парус.

* * *Отдать швартовы! Паруса — под ветер!Не спите, юнги, сукины вы дети!Небось вчера на баб спустили деньги,клянусь фок-мачтой, марселем и стеньгой!Канат на кабестан! Не спите, черти!Курс норд-норд-вест! Эй, духи водоверти,грозящие и молнией и громом,клянусь, вы захлебнетесь нашим ромом!Руку на фал! Верти! Держи! Лавируй!На кренгельсах! А ну, встряхнитесь! Лиройбряцая, я кричу: не спать на фоке!Эй, вашу так! Лентяи! Лежебоки!

* * *Эй, восемь юнг! Два, три, четыре, восемь!Вскарабкайтесь на марс! А ну-ка, просим!Не хватит рей? Ха-ха! Меж тем скореепятнадцать строф я подниму на реюза двадцать три секунды! Вымпел кверху!И двадцать пять могу. Но эту веху —к булиням грота! Так держать, лентяи! —рекордом не считаю я, слюнтяи:могу и пятьдесят — благоговейно,покуда в Порту[102] бьет струя портвейна.

* * *Отдать швартовы! Выше галсы, юнги!

Пусть бронзою звенит мой стих на юге,пускай его несет на север ветер,пусть снегом он уснет на белом свете,пускай морская раковина ночьюпроникнет влажной песней в средоточьетаинственно клокочущей пучины,живущей в сердце каждого мужчины!

Держите румпель! Паруса на реи!

День — в самый раз, чтоб веяньям бореявиденья взвить под синеву зенита…А полночь так чиста, как ты, ланитасквозь дрему улыбнувшейся Людмилы…Твои глаза, полночные светила,мерцали и на ложе, словно в розах,лежала в косах ты русоволосых!

Отдать концы! Поднять бизань и марсель!

В очах ли штиля, в штормовой гримасе льувижу, море, я ночную мякотьи не смогу сдержаться, не заплакать,припомнив, как лучатся темнотоюглаза у Шахразады!.. Я не стоюее — и все же, словно водометом,мой сон облит ее огнем и медом.

Отдать швартовы! Паруса — под ветер!Не спите, юнги, сукины вы дети!Глядите: ночь фиалки и сандала,единственная ночь, неповторимоврастая в сердце острием кристалла,пронзила лунным светом пилигрима,свеченьем Сириуса пропиталаскитальца, побродягу, нелюдима!

Отдать швартовы! Выше марсель, черти!

Какая ночь! Такая удалаяи тихая такая — тише смерти!Какая ночь! Не полночь, а Аглая![103]И штиль и шторм. Не ночь, а возрожденьеи воскресение, и вновь успеньеи глянцевая гладь, и волны в пене,неотвратимые, как наважденье!

Канат на кабестан! Отдать швартовы!

Крепите галсы! Паруса — под ветер!Объятья этой полночи бредовойне променяю ни на что на свете!И вечность не длинней такой минуты!И не страшны ни бездна, ни могила!Я разрываю узы, цепи, путыи погружаюсь в ночь, как в струи Нила!

Сонатина

("Еще раз ворваться, снова развеять...")

Еще раз ворваться, снова развеятьискры по ветру,еще раз швырнуть камни в море,мечты — в небо, небо — в душу,еще раз напрячь мозг мысльюо переплетении касаний и ускользаний.

Еще раз ворваться, опять одаритьжаждущего — влагой,алчущего — пищей,алчного — добычей:таков мой обычай.Одарить любовью,отдаться присловью, поголовьюслов и снов, восславив уловсеятеля, деятеля, веятеля,ходатая, оратая,мечтателя, ваятеля, создателя…

Я всегда говорю, как чувствую.

Я всегда говорю, что чувствую.Я всегда живу так, как думаю.Я всегда пишу так, как думаю,и всегда пишу, если чувствую,что чувствую и думаю.А чувствую я ароматами, ритмами и разнымивосторгами, слезами, спазмами,а думаю я рискованными помыслами,солеными, едкими, терпкими,немыслимыми мыслями.Я пишу только то, что чувствуюили предчувствую, что почувствую:только то, что не может во мнеулечься и усесться,а усердно раздирает сердцеили мозг — мучительным жжением,напряжением, грозящим поражениеми самосожжением.

Еще раз ворваться. Сейчас. Еще раз и сноваразвеять искры, звезды, объедки, помоипо ветру, по морю;сусаль и стеклярус, мешающую мишурусмешать — наудачу — с удалью и судьбою,поставить на кон и на карту,отдаться азартуи выиграть вымысел — так-то! —который живее факта.

Еще раз ворваться, опять одаритьстрахом и страстью, гореньем и ленью,утоленьем и жаждой,чтобы отведавший этой браги однаждывечно тянулся пересохшим ртомк пенящемуся вину моему, кляня вину мою.

Я всегда чувствую то, что думаю.

Я всегда чувствую так, как думаю.Я всегда думаю так, как чувствую,и если труверствую и трубадурствую,миннезингерствую, менестрельствую,неистовствую или бездействую,фантазирую или юродствую,грублю или благородствую,сочиняю метафоры, параболы,ароматы, ритмы или фабулы,вариации и варианты,мемуары ли, корреспонденцию,адажио или анданте,антиритмы, гармонии, секвенции, —уравновешиваю, как на коромысле,всегда я вес эмоций с весом мысли.

Я должен прочувствовать то, что рассказываю.Я должен изречь все то, что прочувствовал.И если я вдруг выразился странно,то это вовсе еще не означает,что я чудачествовал или причудствовал.Я просто предчувствовал: в этой издевке,в ее подтексте, в ее надсмыслене столько рисовки и утрировки,сколько — безумья серьезной мысли.Смех эсперпенто[104] и буффонады,суть карнавала, значение шутокв том, чтоб узрели праздные взглядыбездну, чей лик многозначен и жуток:бездну отверстого разуму смысла,глубь беспощадно мелькнувшего мига.Смех — это солнце в ночи, где навислотьмы непроглядной угрюмое иго.

Еще раз ворваться, опять опоитьароматами, парами ядовитыми.Опоить, отравить, опьянитькрасками, запахами, видами,ибо только и достойно благословениявеликое мгновениедегустации и дефлорации:последующие деформацииведут к нежелательной акклиматизации.Да здравствуют импровизации!

Снова ворваться. Поднять якоря.Обрубить концы. Оттолкнуться. Отчалить.Не возвращаться на круги своя.К минувшей радости. К былой печали.Обречь на закланиевсе воспоминания,все наваждения памятипохоронить в январской замети.И тем более не думать о том,что сталось бы, если бы да кабы…Былое -— уже напечатанный том,а вовсе не черновик судьбы.Снова ворваться. Не отступать.Снова, снова ворваться. Все отменить.Конечно же, реки не текут вспять,но все еще можно переписать,но все еще можно переменить.К тому же надо в виду иметь,что все однажды отменит смерть.А если смерть — итог всемуи вскоре мы уйдем во тьму,то мудрее всего не тужить,не недужить, а — житьот зари до зари — до могильной плиты,воздвигая себе посреди суеты,маеты и тщетыэфемерную твердь монумента вечного,подчинив себе суть скоротечного.

Я всегда живу так, как чувствую.Я всегда думаю, как чувствую,и чувствую так, как пишу,а пишу — как дышу:ароматами, ритмами и разнымивосторгами, слезами, спазмами,солеными, терпкими, едкими,немыслимыми мыслями.

Чтобы домыслы, и помыслы, и промыслы моитанцевали, извиваясь наподобие змеи,чтобы реяли, и сеяли, и веяли, как ветер,ибо есть ли что незыблемей на свете,чем вольный ветер,чем вечный ветер?..

Песня трубадура