Любимец женщин - Себастьян Жапризо

Прошло три недели. Вначале я думал, что ему удалось от меня скрыться - не буду говорить, при каких обстоятельствах, чтобы не задеть чести одной юной, ни в чем не повинной новобрачной. Той ночью он одно мгновение был так близко от меня, что я мог его прикончить одним махом, но он ушел, как песок сквозь пальцы. Любой на моем месте решил бы, что он станет пробираться в глубь полуострова, чтобы, прорвавшись сквозь цепь охраны, затеряться на континенте, отправиться в Италию, в Испанию, черт знает куда еще. Но ход его мыслей непредсказуем. И внезапно я догадался, что он прорвался сквозь наш кордон, просто чтобы его тут не искали. Он собирается уходить морем. Пока у него это, к счастью, не вышло. Он прячется где-то здесь, может быть, в самом городе. Я не имею права сказать вам, где он скрывался последние дни, но это место вполне в его вкусе. Лишь благодаря женской слабости он добивается всего, чего захочет.

Но уже темнеет, Каролина. Возвращайтесь домой. На этот раз либо я его задушу собственными руками, либо его расстреляют. Когда мы его поймаем, все, что вам кажется непонятным в его побеге, прояснится, и вы увидите, что только истинное чудовище может с таким гнусным упорством развращать невинность".

КАРОЛИНА (3)

Домой я возвращалась в кромешной тьме. Кроме криков чаек и шума прибоя, ничто не нарушало тишины.

Я была в полной растерянности. Путаясь в лабиринте белых улочек, я не переставая думала о страданиях юной арлезианки.

В моих ушах всю дорогу звучали слова Котиньяка. Чудовищные видения преследовали меня: Полина во власти насильника на соломе, Эмма в свадебном наряде на полу фургона… Все мешалось в моем сознании. Зверские совокупления, слезы тщетной мольбы о пощаде… Сад я миновала бегом и все-таки не могла отделаться от этих жутких картин. Не знаю, сколько времени билась я у входной двери, вставляя в скважину то один, то другой, то третий ключ, но помню, что наконец очутилась внутри, навалилась на дверь всей тяжестью и задвинула все засовы, словно за мной гнался осиный рой.

Включила в передней свет, перевела дыхание. Домашнее тепло меня успокоило. Я с облегчением слушала тиканье часов с маятником, радостно вдыхала приятный запах натертого воском паркета. Как всегда, я положила ключи и сумку на турецкий столик, повесила пальто на вешалку в полированный шкаф орехового дерева, затем остановилась перед зеркалом. Заметила, что волнение мое понемногу рассеивается, и стала приводить в порядок волосы. Чтобы вполне соответствовать представлениям большинства людей о директрисах пансионов, я ношу высокую прическу. Распускаю волосы только тогда, когда остаюсь одна. Вечером после ванны раз сто провожу по ним щеткой. Каштановые, блестящие, доходящие мне до пояса, они вполне заслуживают такого ухода. Вдобавок к дикой прическе я обычно еще надеваю очки из оконного стекла, единственно чтобы себя обезобразить. Ведь люди так глупы.

Что же еще? Ну, поправила пояс юбки, разгладила складки на белой блузке с большим воротником и пошла на кухню. Когда я одна, дверь всегда открыта. И вот включаю я свет, не подозревая, что вхожу в преисподнюю, и вижу… его, выходящего из-за створки двери.

Я почувствовала его присутствие у себя за спиной еще до того, как он вцепился в меня и зажал мне рот, чтобы я не кричала. Когда я увидела, что он схватил нож, ужасный нож для разделки мяса, ноги у меня подкосились. Со стесненным дыханием услышала, что голос у меня над ухом произнес:

- Не двигайтесь, если вам дорога жизнь!

Я даже не сопротивлялась. Не могла. Какое-то время он стоял неподвижно, прижав меня к себе, потом одним рывком вытолкнул на середину кухни к столу. О стол-то я и оперлась, чтобы не упасть. Попыталась разглядеть его. И рост и цвет глаз совпадают с описанием бежавшего преступника. Но - как бы это получше выразить? - он не походил на того бесстыдного грубияна, каким его можно было бы себе представить.

Написано: высокого роста, плечистый, да, но в то же время и хрупкий, можно сказать, исхудавший. Написано: наголо обрит, - ничуть не бывало, на лоб падает тяжелая прядь каштановых волос. Я увидела черные глаза, длинный прямой нос, ямочку на подбородке, а когда он заговорил - и ряд белоснежных зубов. Даже двухдневная щетина не портила его умного лица с тонкими чертами. Но больше всего меня поразило то, что этот человек с ножом в руках, в засаленной одежде сам меня боится.

- Вы знаете, кто я? - спросил он глухо.

Я кивнула, всеми силами стараясь сохранить хладнокровие.

- Я обошел весь дом. Огнестрельного оружия нет?

Вероятно, некоторое время я пребывала в замешательстве, но он этого не заметил, а может, решил, что это у меня нервное. Потом покачала головой.

- Высуньте язык.

Я высунула не задумываясь. До раздумий ли было!

Он сказал просто:

- Хорошо, теперь можете говорить!

Я сделала над собой усилие и наконец смогла ответить слабым, жалким голосом:

- Муж не хотел держать в доме оружие. Когда имеешь дело с детьми, никогда не знаешь, что может случиться.

- Когда умер ваш муж?

- Четыре года назад.

Он окинул меня с головы до ног нахальным взглядом. С тех пор как я показала ему язык, он чувствовал себя вполне уверенно.

- Так у вас есть дружок?

Я возмущенно пожала плечами.

- Нет? Так как же вы обходились все это время?

Вопрос возмутил меня до глубины души. Но не в силах выносить его взгляда, я попятилась вдоль стола. Он, не сходя с места, закрыл дверь.

- Когда я задаю вопрос, следует отвечать.

- Мне нечего вам ответить.

Он слегка вздохнул и стал на меня надвигаться, непринужденно поигрывая ножом. Я отступала все дальше и дальше, пока не оказалась припертой к стене Он проговорил, подойдя вплотную:

- У меня тоже давно не было женщины.

Больше всего меня испугал даже не нож, а выражение его черных глаз. Я метнулась в сторону, но он с реакцией кошки мгновенно выставил руку, преградив мне путь.

- А знаете, чего бы я хотел? - произнес он со зловещей мягкостью, в то время как острие ножа вспарывало мою блузку, обнажая тело.

Страх парализовал меня. Кровь стучала в висках. Я видела, как нож срезает пуговицу за пуговицей, обнажая мне грудь. Потом он в одно мгновение, я даже не успела заметить как, перерезал бретельки комбинации и стал ласкать голые груди, поцеловал их, придерживая меня за плечи. Обессилев, я прислонилась к стене и, закрывая глаза, пролепетала:

- Умоляю вас, только не это…

Молчание. А потом он взвыл:

- Что "не это"? Да я есть хочу, черт бы вас побрал!

Прочитавший эти строки, вероятно, посмеется надо мной. Конечно, моя наивность смешна, но я поклялась себе выложить всю правду, даже если она свидетельствует не в мою пользу. Да и поставьте себя на мое место: какая женщина, оказавшись взаперти, наедине с человеком, о чьей жестокости, преступности и порочности говорят повсюду, не боялась бы, подобно мне, каждую минуту быть изнасилованной.

Каролина - типичнейшая учительница Она пишет "наивность", а ведь на самом деле это не что иное, как лицемерие, и о решении говорить только правду упоминает исключительно из самолюбования. Из семи любовниц или считающих себя таковыми, чьи свидетельства мне удалось собрать, она действительно самая лицемерная, в том же, что касается самовлюбленности, у нее, пожалуй, найдется одна весьма опасная соперница: в дальнейшем вы убедитесь в этом сами и оцените ее изысканные обороты и сложные соподчинения!

Согласитесь, описываемая сцена, в тот момент для Каролины крайне неприятная, а теперь приукрашенная невероятными подробностями, выглядит просто смешной. И таких примеров множество. Я остановилась лишь на одном, чтобы отныне к этому не возвращаться Замечу только: одни и те же причины порождают одни и те же следствия (Примечание Мари-Мартины Лепаж, адвоката.)

Я поставила разогревать все, что осталось от обеда. Говяжий фаршированный рулет, называемый в Провансе "жаворонок без головы". Меня научила его готовить моя мама. Я любила этот рулет и, когда я была одна, он заменял мне множество блюд.

Пока я накрывала на стол, беглец помыл руки, смочил водой лицо. Я не предпринимала ни одной попытки к бегству; он все равно поймал бы меня раньше, чем я успела бы отодвинуть хотя бы один засов. Но сейчас настало время подумать.

Так, телефон стоит в прихожей. Маловероятно, чтобы преступник оставил мне возможность позвать на помощь. Остается маленькое окошечко в туалете на первом этаже. Но слишком уж оно высоко, достану ли я до него, встав на унитаз? Мальчишки когда-то пролезали в подвальное окно. Только ключ от подвала - в общей связке, в сумке на турецком столике, да и придумала я все это по-турецки: схватить на бегу сумку, найти нужный ключ, открыть люк в конце коридора, закрыть его за собой, скатиться вниз по ступенькам, протиснуться между прутьями решетки и, наконец, столкнуться с ним, преспокойно ожидающим снаружи с ножом в руках. Ну уж нет! Ведь не обязательно вылезать из подвала, меня и так услышат. Я решила попробовать, если не придумаю ничего лучшего.