Крылатые люди - Игорь Шелест

Титов стал ругаться, стучать себя по лбу, повторял этот жест в сторону истребителя; показывал ему и свои полковничьи погоны, а в заключение дал команду выпустить шасси. Крикнул:

— Должен же он сообразить, что у немцев нет самолетов с трехколесным шасси?!

Но необычное шасси ничего левому истребителю не сказало. Правый же, что был впереди, продолжал сигналить, чтоб шли за ним.

Титов, однако, заупрямился, возмущенный действиями своих же истребителей. Ругаясь на чем свет стоит, он не сворачивал с курса. И тогда оба истребителя разошлись по сторонам, намереваясь предпринять атаку.

Видя, что Титов убирает шасси, Георгий крикнул:

— Командир, над нами облака, единственный ход…

— Правильно! — подхватил комдив и круто повел Б-25 в облака.

Облака были с разрывами, и самолет то и дело выскакивал из одного облака, чтобы тут же войти в другое. Все же их было достаточно, чтобы истребители потеряли из виду двухмоторный самолет.

Спустя некоторое время Б-25 благополучно приземлился на своем аэродроме. Выйдя из самолета, Титов не сразу сумел даже закурить, так был взбешен нелепыми действиями «пары».

Георгий спросил, желая отвлечь его:

— Ваши замечания?

— А?.. Что?.. Хм… Бомбишь отлично! — сплюнул Федор Васильевич. — Бездарные кретины! Сейчас же полечу к ним. Я покажу им, как атаковать своих!

— Да ведь ушли, Федор Васильевич. В облаках-то летать вы умеете…

Титов смягчился:

— Выходит, и ты меня проверил.

Федор Васильевич возвратился от истребителей уже поздно вечером. Крепко был не в духе ночью, до самого отбоя боевой тревоги. И даже отлично выполненное полками боевое задание, бесперебойная радиосвязь со всеми экипажами не смогли улучшить его настроения. Под утро он спросил Георгия:

— Штурман, у тебя все? — Георгий козырнул. — Тогда пошли.

По дороге домой Федор Васильевич предложил зайти к нему. Сказал:

— Ничегошеньки не поздно: меня Клаша всегда ожидает.

Обняв на пороге жену, комдив сказал:

— Есть предлог, Клаша! Собери чего-нибудь да налей нам по стопке для обмыва.

— Награды? — улыбнулась она.

— Нет… Черт-те что! Потом расскажу.

Накануне Дня Красной Армии — 23 февраля сорок третьего года — ночь была напряженной, каждый из полков 222-й дивизии умудрился выполнить по два боевых вылета на экипаж. Только к рассвету последовал отбой боевой работе. Командир дивизии Титов распорядился: н праздник разрешить подъем позже обычного, дать отдохнуть людям.

Во время завтрака, на нем присутствовали заместители Титова — полковники Ковалев и Аквильянов, а также штурман дивизии майор Молчанов, Федор Васильевич Титов вдруг обратился к Георгию:

— Штурман, а ведь сегодня, в честь праздничка, нам с тобой неплохо бы слетать на "боевой полигон".

— Что ж, товарищ комдив, сказано — сделано. Прикажете готовить самолет?

— Готовь.

Вместе они зашли на узел связи для разговора по прямому проводу с командующим АДД (командир дивизии летал на боевое задание с разрешения командующего АДД).

Получив согласие, Федор Васильевич сказал Молчанову:

— Второго летчика я подберу сам. Георгий направился к самолету.

На пути обратно в штаб Молчанов встретил командира 13-го полка Каторжина. Вместе с ним они вошли в кабинет Титова.

Доложив о боевом составе своего полка, Каторжин собрался было уходить, но Титов вдруг остановил его:

— Слушай, командир! А ведь я с тобой еще не летал на боевое задание. Пожалуй, вот и полетим сегодня. — И, повернувшись к Молчанову, добавил: — А тебе, штурман, подготовку нашего самолета отставить. Твое место сегодня на КП дивизии. — Показывая, что разговор окончен, крикнул адъютанту: — Швыркова ко мне!

В кабинет вошел начальник метеослужбы Швырков. Докладывая синоптическую обстановку, он сказал, что и период боевой работы ночью значительного ухудшения погоды не предвидится. Выслушав доклад, Титов (в который раз!) задал свой «устрашающий» вопрос:

— Швырков! Туман к моменту посадки самолетов будет?

Синоптик, не решаясь сразу ответить, уткнулся глазами в карту. Несколько секунд было очень тихо.

— Нет, — поднял Швырков глаза.

— Пиши расписку: "Тумана не будет".

Это своеобразное испытание синоптика все в дивизии воспринимали как шутку со стороны комдива, но Швырков к докладу о погоде готовился всегда тщательно, используя всю, не такую уж и обширную во время войны, информацию.

…Туманов предстоящая ночь не обещала. Ближе к рассвету ожидались снежные заряды.

Все шло успешно.

Самолеты удачно отбомбились и на обратном пути пересекли линию фронта, находясь теперь на пути к контрольному пункту маршрута. В это время зазвонил телефон:

— Из ГАМСа[11] говорят. Примите шторм-предупреждение.

В самом деле, погода быстро портилась. Прибежал Швырков, сказал, что через полчаса видимость в снежных зарядах может быть менее двухсот метров.

Но первые самолеты в это время уже садились, все шло благополучно. Относительно других самолетов, тех, что были еще на подходе, на командном пункте дивизии приняли решение: переадресовать их на запасной аэродром, где сохранялась благоприятная для посадки погода.

Спустя некоторое время и оттуда стали поступать сведения о благополучном приземлении самолетов. Только против двух индексов машин, значащихся в боевой таблице, Молчанов все никак не мог пометить время посадки. Со щемящей тоской в сердце он до рассвета не выпускал мела из рук, все надеясь получить сообщение. Но так и не дождался.

Радисты этих самолетов не приняли приказа о запрещении посадки на своем аэродроме, о том, что надлежит всем следовать на запасной аэродром. И командиры этих двух самолетов попытались произвести посадку на свой аэродром в сильнейший снегопад, когда включение посадочных фар оказалось равносильным свету от экрана. Посадить самолеты не удалось…

На борту одного из Б-25 был командир 13-го дальнебомбардировочного полка товарищ Каторжин. Вместе ним в боевом полете участвовал командир 222-й дивизии АДД светлой памяти Федор Васильевич Титов.

Мне помнится, что изредка у «ночников» бывали праздники. К ним приезжали в гости известные артисты, художники, писатели. Блистая орденами, «ночники» веселились, как могут веселиться люди молодые, много поработавшие, с чистой совестью.

Среди лихо отплясывающих заметен был Эндель Пусэп — прославленный герой, командир полка кораблей Пе-8. "Он белесый, малого роста, коренастый, светлоглазый, и очень хороша улыбка на чудном его лице", — таким увидел Энделя писатель Александр Фадеев.

Эндель Карлович не знал устали как в полетах, так и в танцах. Танцевал с девушками-зенитчицами, раскрасневшимися от счастья. В солдатских гимнастерках, перетянутые ремнями донельзя, они самозабвенно цокали подковами своих казенных кирзачей.

Тут же была жена Энделя — Ефросинья Михайловна. Нет, не воображайте, что кривилась в улыбке: "Ну, мой милый, приди только домой!.." Ничуть. Напротив, сама, как говорится, очертя голову отплясывала с парнями из полка, за которых, как и за мужа, не переставала волноваться, работая на командном пункте и зная каждую минуту, в любой час ночи, как там они летят.

Не случайно Энделю Пусэпу Советское правительство доверило доставку по воздуху через фронт в самый разгар войны (в конце весны 1942 года) наркома иностранных дел для важнейших дипломатических переговоров с премьер-министром Великобритании У. Черчиллем и президентом США Ф. Рузвельтом. В этой связи позволю себе привести отрывок из послания И. Сталина У. Черчиллю: "…Советское Правительство решило, несмотря на все трудности, направить в Лондон В. М. Молотова для исчерпания путем переговоров всех вопросов, тормозящих подписание договоров. Это тем более необходимо, что вопрос о создании второго фронта в Европе, поставленный в послании президента США г-на Рузвельта на мое имя с приглашением В. М. Молотова в Вашингтон для обсуждения этого вопроса, требует предварительного обмена мнений между представителями наших правительств.

Примите мой привет и пожелание успеха в борьбе с врагами Великобритании…"[12]

Здесь хотелось бы, чтобы читатель достаточно ясно представил себе смысл фразы: "…Советское Правительство решило, несмотря на все трудности, направить…" и т. д.

Тогда, в труднейший для нас год войны, с уровнем летательной техники — по отношению к сегодняшнему дню — сорокалетней давности, нужно было не только дважды пересечь Атлантику, но и дважды пересечь линию фронта, в течение многих часов лететь над оккупированной немцами Европой на высоте около семи тысяч метров, с кислородной маской на лице и при температуре в кабине, как и за бортом, минус сорок градусов. Вот почему это предприятие можно причислить к дерзновеннейшим. Идея этого маршрута принадлежала командующему АДД Александру Евгеньевичу Голованову.[13]