Тайна точной красоты - Сергей Бакшеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай еще выпьем! – крикнул он кому-то. – Душа просит.
Оттопыренный карман расстегнутой куртки тяжело трепыхался. Амбарцумов пригляделся. Статуэтка была у вора. Дельце и впрямь оказалось легким. Он уже собирался искать ближайший телефон-автомат, но вдруг заметил еще одного посетителя рюмочной, к которому обращался вор.
И вздрогнул!
Левону показалось, что он узнал походку этого человека.
Не может быть!
На миг из-под глубокого капюшона показался профиль знакомого лица.
Теперь сомнений быть не могло.
От стойки к столику шел хорошо знакомый Амбарцумову человек и нес на подносе напитки. Левон поспешно отвернулся, чтобы его не заметили, и в смятении покинул рюмочную.
23
Привычно щелкнул выключатель настольной лампы. Валентина Ипполитовна устало присела за письменный стол в своей родной уютной комнатке. Здесь долгие годы она проверяла школьные тетради, исправляла ошибки, сжимая от неудовольствия губы, или со сдержанной улыбкой выводила размашистые пятерки. Вот несколько авторучек с красными стержнями до сих пор торчат из керамического стакана. Сейчас стол почти пуст. Многочисленные ученики, которым требуется хороший репетитор, появятся весной, ближе к выпускным и вступительным экзаменам.
Вишневская вытащила из сумочки листки с записями Данина и положила их к тем, которые сохранились у нее со времени защиты его диссертации. Этой своеобразной наживкой она пыталась спровоцировать неведомого преступника на отчаянный поступок. Не даром же Константин обронил: там было не всё. Но ничего не вышло. Знакомые Данина вели себя сдержано. Ефим Здановский спокойно подал ей специально забытую в комнате сумочку, из которой торчала нетронутая рукопись. Левон Амбарцумов был больше увлечен пропавшими статуэтками, чем теоремой Ферма, а Михаила Фищука ей не удалось вывести из равновесия. Метод провокации не сработал. Пришлось даже извиниться перед ним за резкие слова. Вот и весь результат ее неумелых следственных действий.
Тонкая ладонь вновь просунулась в сумочку. Поверх рукописей легла потертая книжка в мягкой обложке о теореме Ферма. Когда-то она подарила ее победителю олимпиады семикласснику Косте Данину, а сегодня невольно прихватила памятный экземпляр из его квартиры. Слишком много надежд было связано у нее с этим незаурядным учеником. Многие оправдались, особенно в школьные и студенческие годы, но, как каждому педагогу с амбициями, ей хотелось большего.
Учительница раскрыла книгу и быстро пролистала ее. По всему было видно, что история Великой теоремы произвела на школьника неизгладимое впечатление. На полях попадались его записи, потускневшие от времени. На лице пожилой женщины появилась добрая улыбка. Оставляя беглые пометки, юный Константин подражал гениальному Ферма.
На одной из страниц мелькнула более яркая запись. Учительница водрузила на переносицу очки для чтения. Смоченный слюной указательный палец перевернул обратно несколько листов.
Вот она!
Два коротких слова с тремя восклицательными знаками явно были написаны совсем недавно. Они были крупнее остальных, и синие чернила, особенно если глядеть под углом к настольной лампе, сохраняли свежий блеск. Валентина Ипполитовна взглянула на текст книги, напротив которой была сделана запись, и обомлела. Кончики пальцев похолодели от нервного возбуждения. Она облизнула пересохшие губы и прочла вслух:
– Я нашел поистине удивительное доказательство этого предложения… – Это была знаменитая фраза Пьера де Ферма. А рядом красовались слова, написанные рукой Данина: – Я тоже!!!
"Три восклицательных знака. Значит, ему удалось. На этот раз он не мог ошибиться. Слишком долгий путь он прошел к этому, – взволнованно подумала Вишневская. – Но где же текст доказательства?"
Она внимательно перелистала книжку, просмотрела все имевшиеся у нее записи Данина. Ничего похожего. "Константин нашел краткое оригинально доказательство знаменитого утверждения, но так же, как и великий Ферма не счел нужным его опубликовывать? – терялась в догадках учительница. – Это очень похоже на него нынешнего. Он стремится к цели ради собственного внутреннего состояния. Внешний успех ему безразличен. Но Данин мог упомянуть о доказательстве при встрече с бывшими коллегами. И тогда за гениальными математическими выкладками пришел убийца! Он охотился за бессмертными формулами, а не за старыми статуэтками. Они могли пропасть и раньше. Ведь Константин произнес имя Ферма. На что он намекал? Почему нервно смеялся?"
От запутанных мыслей отвлек голодный кот Декарт. Он урчал и терся о ноги. Валентина Ипполитовна погладила своего любимца, прошла с ним на кухню и дала еду. Пока кот ел, она вернулась за стол, нашла визитку Виктора Стрельникова и набрала номер его мобильного телефона.
– Виктор, добрый вечер. Вишневская беспокоит.
– Да, – кисло ответил оперативник. Учительнице показалось, что кто-то хихикнул за его спиной. Послышались босые шаги, брякнула дверь, и милиционер сказал громче: – Слушаю.
– Извините, что беспокою. Я быстро, – затараторила Валентина Ипполитовна. – Вы беседовали сегодня с Константином Даниным?
– Допросил.
– Вы спрашивали о теореме Ферма?
– Спрашивал.
– И что он ответил? Он доказал теорему?
Из трубки послышалось вжиканье зажигалки. Оперуполномоченный закурил и после глубокой затяжки ответил:
– Поймешь его разве? Данин математик, а не человек.
– Как же так! Это очень важный вопрос. Я обнаружила свидетельство, что Данин доказал теорему Ферма. Он упоминает об этом в книжке. А самого доказательства нигде нет. Вы понимаете, что это означает?
– Нет.
– Его украли!
– Вы опять за свое, – тяжело вздохнул оперуполномоченный.
– Я говорю серьезно! Пропали бумаги Данина.
– Как с вами, математиками, тяжело. Такое впечатление, что кроме заумных формул и завернутых доказательств ничего ценного в нашем грешном мире не существует.
– К чему вы клоните, Виктор?
– Доказал Данин или не доказал – теперь это по барабану. Не имеет значения.
– Почему? – оторопела женщина.
– Потому что вор и убийца нам известен, – уверенно заявил оперативник.
Валентина Ипполитовна затаила дыхание. Стрельников пренебрежительно говорил о математике и Данине, но слова "вор и убийца" прозвучали весомо и жестко. Напрашивалась неприятная параллель.
– Кто он? – робко спросила учительница, сжавшись в кресле.
24
1907 год. Дармштадт. Германия.
Немецкий промышленник Пауль Вольфскель закончил диктовать завещание. Нотариус оторвал взгляд от прилежно написанного текста и удивленно посмотрел на престарелого богача, лежащего в постели. За свою долгую практику ему не раз попадались клиенты со странностями, однако столь оригинальное требование он включал в завещание впервые.
– Вы отдаете себе отчет, что это огромная сумма? – уточнил, как того требовал закон, опытный нотариус.
– Если бы у меня было больше денег, я бы отдал ради этого и их.
– Что скажут ваши родные?
– Я думаю, первое время у них не найдется слов.
С последним утверждением нотариус был согласен. Глубокий шок родственникам обеспечен.
?Пайль Вольфскель устало прикрыл глаза. Он вспомнил самое первое свое завещание, которое писал в далекой молодости. Тогда его пылкие ухаживания грубо отвергла красивая девушка, в которую он был безумно влюблен, и жизнь для Пауля потеряла всякий смысл. Он заперся в своей комнате и достал револьвер. Пуля, пущенная в висок, должна была навсегда избавить его от безмерного отчаянья. Но прежде надо было привести в порядок дела. Пауль с немецкой педантичностью составил завещание и написал несколько писем родственникам и близким друзьям. В них он указал, что уйдет из жизни ровно в полночь с последним ударом фамильных часов. Как ему казалось, роковое время между концом старого дня и началом нового придаст его трагедии подлинный романтизм. И та неприступная красавица, из-за которой он уходит, проронит в его память горючие слезы.
Когда все дела были сделаны, до полуночи оставалось более четырех часов. Пауль сложил важные письма на один край стола, а все ненужные бумаги сгреб в другую сторону. Под руку попался новый математический журнал, еще не просмотренный им. Раскрыв его, он наткнулся на знаменитую статью немецкого математика Куммера, в которой тот объяснял, почему Коши и Ламе потерпели неудачу в доказательстве теоремы Ферма. Пауль Вольфскель, всерьез увлекавшийся математикой, но по воле семьи ставший промышленником, углубился в чтение. Ему импонировало то, что в преддверии своей кончины судьба преподнесла ему свидетельство глубочайшей трагедии двух великих ученых. Что еще более грустное можно читать математику накануне гибельного выстрела?
Вольфскель полностью окунулся в разбор статьи Куммера. Он внимательно следил за ходом рассуждения автора и самостоятельно проверял все приведенные формулы. В какой-то момент ему показалось, что он наткнулся на слабое место в выкладках Куммера. Автор делал предположение, которое не удосужился доказать. А что если это предположение неверно? Тогда вся стройная работа Куммера рушится! И Великую теорему Ферма можно будет доказать, усовершенствовав метод Коши!
