Максим Перепелица - Иван Стаднюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подъезжаем к гостинице. Ох, и высока! И только остановились, как вдруг я вижу: выбегает из широких дверей… Маруся! Моя Маруся! С портфельчиком в руках. Как заправская москвичка. Рванулся я с места.
– Сумасшедший! – кричит на меня шофер. – Машину сломаешь!
И пока открыл дверцы (не привык же я в легковых машинах ездить), Маруся села в «победу». Ишь уже на «победе» ее раскатывают.
– Гони, – кричу шоферу, – за этой «победой»!.. И тут я понял, что такое светофоры, будь им на том свете кочерга! Чуть не треснул от нетерпения. Наконец, издали вижу, что остановилась Марусина машина.
– Тормози! – подаю шоферу сигнал. А Маруся тем временем уже перебегает через улицу, не обращает внимания, что милиционер аж захлебывается, так в свисток дует. Что ты скажешь? Не знает Маруся городских правил. Я следом за ней, хотя и милиционера страшновато. Слежу, в какой дом она нацелилась. Засек. Вхожу, оглядываюсь, спрашиваю у бородатого сторожа, или швейцара по-городскому, куда тут сховалась дивчина, которая сейчас только что зашла. Он показывает на дубовую дверь с табличкой «Лекторий». Я туда, а навстречу мне женщина в очках – близорукая, глаза щурит. (Везет же сегодня на встречи с женщинами в очках!)
– Сюда нельзя, – говорит.
– Как нельзя? – задыхаюсь я. – Мне Марусю Козак!..
– Мария Козак сейчас занята, – отвечает. – Она и так опоздала.
– Гражданочка, мне на одну только минуточку, – умоляю женщину. – По делу. Скажите, Перепелица…
– Тише, – грозит она мне пальцем. – Ну, хорошо. Постойте здесь, я сейчас спрошу у нее.
И ушла. Жду я, а сердце – як белены объелось. Так и рвется из груди, точно пташка из клетки. Выходит, наконец, женщина и смотрит на меня каким-то непонятным взглядом.
– Извините, товарищ, – говорит, – забыла вашу фамилию…
– Я же вам сказал: Перепелица!
– Ну, хорошо, гражданин Перепелица, – и теснит меня подальше от двери. – Мария Козак просит извинить ее, она знает, что виновата перед вами, но выйти не может. Очень просит простить ее… и получите…
Тут женщина сует мне в руку десятирублевую бумажку и хлопает перед моим носом дверью. Ничего не понимаю. Маруся просит ее простить, она виновата передо мной…
Дожил Максим Перепелица…
Швырнул я на пол десятирублевку и к выходу. Чтожеэто делается?! А? Прямо горю весь. А что с сердцем – передать невозможно.
Подбегаю к машине.
– Людмила Васильевна, – говорю своему ассистенту. – Вся жизнь моя сейчас в ваших руках. Помогите!
– Что случилось? – всполошилась Людмила Васильевна.
– Беда! Останьтесь здесь и дождитесь Марусю. Расспросите у нее по-человечески, – и объясняю все, как есть. – А если этого злодея Федора Олешко встретите – и с ним поговорите. Я буду по телефону швейцару здешнему звонить.
Вижу, заволновался мой ассистент. Не знает, какое решение принять.
– А вы с магнитофоном справитесь? – спрашивает.
– Да я с пулеметом, с автоматом справляюсь, с другой техникой… – отвечаю. – Справлюсь и с магнитофоном. Только бы шофер точно по адресам возил.
Еле уговорил ассистента. Ох, и до чего же беспокойная дивчина!
Поехал я. Ближайший адрес – высотный дом на набережной. Поглядел на вершину этого дома, и чуть фуражка с моей головы не свалилась. Ну, зачем в небо жилье людей поднимать? Неужели им на земле места мало?
И вот я уже звоню в квартиру народного артиста Михаила Ивановича Огнева. Никто не отвечает. Звоню еще, потом толкаю дверь. Открылась. Захожу. В передней – ни души. А из соседней комнаты, в которую приоткрыта дверь, доносится голос. Да это же голос Михаила Ивановича! Включаю магнитофон.
– Нет, нет! Лучше уж мне вязать носки, штопать их и надставлять пятки, чем вести такую собачью жизнь! – шумит на кого-то народный артист. – Чума на вас всех, трусов!.. Мальчишка, подай мне кружку хереса, малый!.. Хереса какого-то требует… И ругает кого-то… Вот не вовремя пришел…
– Подай мне кружку хереса, негодяй!
Я даже подпрыгнул. Не голос, а гром… Может, это на меня кричит?.. Где же он, херес тот?.. Наверное, в том кувшинчике на столе.
И только я сделал шаг с места…
– Ах ты плут!.. – даже занавеска на стеклянных дверях сдвинулась, и я увидел усатое, как у нашего полковника, лицо Михаила Ивановича Огнева.
– Виноват, товарищ народный артист, – извиняюсь, виноват…
– Позвольте, позвольте, позвольте. Что вы тут делаете? – И товарищ Огнев выходит в переднюю прямо ко мне. – Кто вы такой?
– Я… военный, – отвечаю. – Вот по делу, к народному артисту, вот к вам…
– Ах, по делу, ах, к народному! – вроде обрадовался мне Михаил Иванович и усы подкрутил. – Слушайте, вы ко мне по делу? Вот и чудесно! Дорогой мой, очень кстати! Дома никого нет… Слушайте, как вас величать?
– Максим Перепелица, – отвечаю с тревогой в голосе: чувствую, что народный артист сейчас какую-то работу мне даст. Наверное, в магазин пошлет… Так и есть!..
– Слушайте, Максим Перепелица, вы же мне очень нужны! – и хлопает меня по плечу. – Вы станете сейчас принцем Генрихом, сыном английского короля Генриха четвертого. Берите книжку и читайте.
Беру огромную книжищу. Вижу – Шекспир. На открытом месте читаю: «Король Генрих IV». Историческая хроника.
А Михаил Иванович Огнев уже объяснения мне дает:
– Место действия – Англия, начало пятнадцатого века, сцена происходит в трактире «Кабанья голова». Итак, вы не Перепелица, а принц Генрих, а я не Огнев. Перед вами сложный тип – забулдыга и ловкач сэр Джон Фальстаф, который сейчас будет изображать вашего отца – английского короля Генриха Четвертого.
– Ха-ха, – смеюсь. – Да мой батька – Кондрат Перепелица – колхозный кузнец!
– Слушайте, какой вы непонятливый!.. – сердится народный артист.
– Нет, я понимаю, – успокаиваю его. – Это дело мне знакомо. В драмкружке участвовал. Но смешно! Максим не Максим, а принц, а батько мой не кузнец, а король…
– Ничего не поделаешь, – разводит руками Михаил Иванович. – Искусство требует жертв. Так слушайте внимательно. Принц Генрих после многих разгульных ночей, проведенных с Фальстафом, должен вернуться домой во дворец, и они знают, что король будет принца ругать. Так вот Фальстаф изображает перед Генрихом, как король-отец будет с ним разговаривать. Понятно?
– Да, понятно, – отвечаю
– Значит, читайте вот отсюда, – и товарищ Огнев становится передо мной на колени и начинает говорить за этого самого Фальстафа:
– Расступитесь, рыцари, и дайте мне кружку хереса, чтобы у меня покраснели глаза и можно было бы подумать, что я плакал.
– Михаил Иванович, а где его взять, хереса-то? Может, горилочки? – смеюсь я.
– Перепелица, нельзя от классика отступать, – хмурит брови народный артист. – Горилка так горилка, херес так херес. Читайте!
И начали мы репетировать. Долго мне пришлось выслушивать Михаила Ивановича, затем самому по книжке читать. Даже взмок я. И наконец, кончили.
Задумался о чем-то народный артист и даже песенку про себя напевает.
Знакомая песня. Где-то я ее слышал? Может, попросить народного артиста, чтоб в полный голос спел – для концерта?.. Нет, по-моему, интереснее будет, если передать по радио, как мы с ним короля и принца изображали…
Но все же обращаюсь к народному артисту:
– Михаил Иванович! Что это за песня? Вот бы мне слова ее достать да в самодеятельности нашей выступить!
– А это очень просто, – отвечает он. – Надо мной, этажом выше, композитор живет. Он эту песню сочинил и каждый день на рояле играет. У меня уже зубы болят от нее.
И тут я слышу – сверху доносится знакомая музыка.
– Во! Слышите?.. Эгей! Никита! – кричит Михаил Иванович. – Никитушка, голубчик! Перестань!.. Не слышит. Сейчас я ему по телефону, – набирает номер и начинает говорить прямо с нежностью:
– Привет, Никиточка!.. Да, я. Никита, дорогой! Весь век буду тебе благодарен. Не играй больше. У меня дети спят. Сейчас к тебе зайдет солдат Максим Перепелица. Дай ему слова этой замечательной песни, дай и забудь ее. Не играй больше. Хорошо? Ну, спасибо, мой дорогой, спасибо.
Прощаюсь я с народным артистом, благодарю его и извиняюсь за беспокойство. Потом спешу на этаж выше.
И вот я уже в квартире композитора.
– Так, значит, вы эту песню написали? – спрашиваю, когда он проводил меня из передней комнаты в кабинет и усадил в мягкое кресло.
– Я… А что? Не нравится? – насторожился композитор. Сам невысоконький, лицо выбрито, глаза хитрющие.
– Нет. Очень даже нравится, – отвечаю. – А вам?..
– Мне не очень, – говорит.
Странный человек. Спрашиваю:
– Так чего ж лучшую не написали?
