Костёр и рассказ - Джорджо Агамбен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примером полного слияния работы над собой с творческой практикой может служить случай Пауля Клее. Ни одно произведение Клее не было просто произведением: все они, так или иначе, отсылают к чему-то ещё, но при этом не к своему автору, а скорее к изменению и возрождению его личности в другом месте, в некой
стране без оков
на новой земле
без тени воспоминаний
[…]. Разгул!
Куда меня не рожало
ничьё материнское чрево[209].
Слияние двух уровней, создания произведения и перерождения автора, у Клее настолько совершенно, что, созерцая его картину, задаёшься вопросом не столько о том, как работа над произведением и работа над собой могли достичь подобного единства, сколько о том, как только могла в голову прийти мысль об их разделении. На деле, здесь перерождается не конкретный автор, а, как говорится в надгробной надписи на могиле этого художника на бернском кладбище, – сущность, обитающая «как среди усопших, так и среди неродившихся», в связи с чем она «ближе к творению, чем обычно».
Именно в творении, в «исходной точке происхождения», а не в произведении полностью совпадают создание и воссоздание (или рассоздание, как, возможно, следовало бы говорить). В лекциях и заметках Клее постоянно повторяется идея о том, что важнее всего «не форма, а формирование [Gestaltung]»[210]. Никогда не нужно «выпускать формирование из рук, прекращать творческий труд».
И подобно тому, как творчество постоянно воссоздаёт автора, лишая его прежней идентичности, так и это воссоздание мешает произведению быть всего лишь формой, но уже не формированием. «Творчество, – как можно прочитать в его заметке 1922 года, – живёт в качестве генезиса под поверхностной видимостью произведения»[211]: способность, творческий принцип не исчерпывается в окончательной версии произведения, но продолжает жить в нём и даже оставаться «самой важной частью произведения». Поэтому творец может сливаться с произведением, находить в нём свою единственную обитель и своё единственное счастье: «У картины нет целей, её единственная задача – приносить нам счастье».
Пауль Клее. Коронованный поэт. Перчаточная кукла. Центр Пауля Клее, Берн
Пауль Клее. Южные (Тунисские) сады. 1919. Музей Метрополитен, Нью-Йорк
Каким образом отношение к себе и работа над собой становятся возможными благодаря отношению к творческой практике (к искусству, в широком смысле этого слова времён Средневековья)? Речь идёт не только о том факте – разумеется, важном, – что она служит связующим звеном и местом реализации отношения к себе, иначе неуловимого. Здесь, как и в opus alchymicum, риск заключается в попытках поручить внешней практике – преобразованию металлов в золото или созданию произведения – работу над собой, в то время как на самом деле нет иного перехода от первой к последней, кроме аналогии или метафоры.
Поэтому необходимо, чтобы творческая практика – через отношение к работе над собой – также претерпевала трансформацию. Отношение к внешней практике (произведение) делает возможной работу над собой, но лишь в той мере, в какой она развивается в качестве отношения к способности. Субъект, стремящийся определять себя и придавать себе форму только через собственные произведения, обрёк бы себя на беспрестанную замену собственной жизни и собственной действительности своими собственными произведениями. Настоящим же алхимиком является тот, кто – в произведении и через произведение – созерцает только породившую его способность. Поэтому Рембо называл трансформацию поэтического субъекта, которой он стремился достичь любой ценой, «видением». Поэт, став «ясновидящим», созерцает язык – то есть не написанное произведение, а способность писать. А поскольку, говоря словами Спинозы, способность есть не что иное, как суть или природа любого существа, в той мере, в какой оно обладает способностью что-либо делать, созерцание этой способности является также единственным возможным доступом к этосу, к «бытию себя».
Конечно, созерцать способность можно только в произведении; но в созерцании произведение отключено, приведено в бездействие и таким образом возвращено возможности, открыто для нового возможного использования. По-настоящему поэтической является та форма жизни, которая в собственном произведении созерцает собственную способность делать или не делать и в ней находит покой. Живое существо определяется ни в коем случае не своим произведением, а исключительно собственной бездеятельностью, то есть способом, при котором, сохраняя в произведении свою связь с чистой способностью, оно достигает состояния формы-жизни, где вопрос стоит уже не о жизни или о произведении, а о счастье. Форма-жизни – это та точка, в которой работа над произведением и работа над собой полностью сливаются. Художник, поэт, мыслитель – и, в целом, любой, кто практикует «искусство» и деятельность – не являются суверенными субъектами, обладающими правами на творческую деятельность и на произведение; скорее они являются анонимными живыми существами, которые, созерцая и каждый раз приводя в бездействие произведения речи, видения и тел, стремятся получить опыт самих себя и сохранить свою связь со способностью, то есть превратить свою жизнь в форму-жизни. Только по достижении этой точки произведение и Великое делание, золото как металл и золото философов могут полностью отождествиться друг с другом.
Примечание автора к итальянскому изданию
Эти тексты ранее не издавались, кроме эссе «Что такое акт творения?», в котором с небольшими изменениями воспроизведён текст выступления на лекции в Академии архитектуры в Мендризио в ноябре 2012 года и опубликованный в виде некоммерческой брошюры: Джорджо Агамбен. Археология произведения. Mendrisio 2013. «Пасха в Египте» воспроизводит текст выступления на семинаре по переписке между Ингеборг Бахман и Паулем Целаном «Давай найдём слова. Письма 1948–1973 гг.», проведённом на римской вилле Шарра Итальянским институтом германских исследований в июне 2010 года. Текст «О трудности чтения» был представлен на круглом столе «Чтение – это риск» в рамках Ярмарки мелких и средних издательств в Риме в декабре 2012 года. «От книги к экрану» – это отредактированная версия выступления в Фонде Чини в Венеции в январе 2010 года.
Персоналии
Августин Блаженный (Augustinus Sanctus) Аврелий (354–430), христ. теолог
Агнон (Agnon) Шмуэль Йосеф (1887–1970), еврейский писатель
Адо (Hadot) Пьер (1922–2010), франц. историк античной философии
Апулей (Apuleius) (ок. 124 н. э. – ?), др. – рим. писатель
Аристотель
