Царевна, спецназ и царский указ (СИ) - Филимонова Наталья Сергеевна

Впрочем, у единственной девицы, что на сей раз могла вдосталь на это диво налюбоваться, теперь вовсе сил не хватило бы и моргнуть. Смущаться она тоже давно забыла. Как и думать о том, на что похожа ее одежда, да и она сама. Алька сидела прямо на земле — благо еще тепло! — обессиленно прислонясь спиной к стене дома.

Когда все наконец закончилось, и богатыри потянулись к купальне водой обливаться — решили пощадить на сей раз девичью застенчивость! — она и не заметила. Так и сидела, не меняя положения, пока перед ней не остановился с тяжким вздохом Савелий.

— А ты чего же, сестрица? Пошла бы, обмылась хоть… не помешает!

Алька попыталась мысленно сосчитать, сколько шагов придется сделать до купальни. Да ведь это подвиг почище, чем каких-то там Горынычей усмирять!

Она с трудом подняла голову, собираясь сказать, что твердо намерена умереть прямо здесь, не сходя с места, и никакие купальни и даже завтраки ей более не интересны.

И тут… В первое мгновение Алька даже не поняла, что происходит. Водопад ледяной воды обрушился на нее откуда-то сверху — и от неожиданности она буквально взвилась на ноги, завопив так пронзительно, будто из нее сей же час душу вынули. Впрочем, примерно так она себя и чувствовала.

А уж углядев перед собой весело хохочущего поганца-Анжея с ведром в руках, она будто обезумела. С рычанием, разом забыв все слова, царевна кинулась на богатыря — разорвать, изничтожить мерзавца!

Да только оказалось, что прежде его еще и настичь надобно…

…Сложив руки на груди, Михайла проследил глазами за вновь пробежавшей мимо парочкой.

— Который круг уж бегут? — приподнял он брови.

— Третий вроде… али четвертый? — неуверенно отозвался Светик.

— Третий! — авторитетно уточнил Савелий. — На втором петлю делали.

— Я же говорил, — Ратмир тоже стоял, сложив руки на груди, и лениво привалясь к дверному косяку. — Вопрос мотивации…

В дом Анжей ввалился, слегка даже запыхавшись. Впрочем, неудивительно, учитывая, что на плече он волок вконец обессилевшую царевну, не пытавшуюся более даже шевелиться.

— Неужто поймала? — изумился Савелий.

— А как же, — пробормотала Алька, все-таки дернув Анжея за рубаху.

Савелий, хмыкнув, добыл из кармана монетку и перебросил Акмалю. Тот, ухмыльнувшись, поймал.

Анжей же невозмутимо сгрузил свою драгоценную ношу на лавку перед давно накрытым столом.

— И сколько? — ровно уточнил Михайла.

— Пять кругов! — с гордостью сообщил Анжей.

С тяжким вздохом Акмаль полез в карман, выудил оттуда разом две монетки и перебросил их Анжею. Следом, опустив глаза, достал и покатил по столу монетку помельче Светик.

Взяв ее в руки, Анжей отчего-то не стал прятать в карман, а, покрутив в руке, тоже перебросил.

Все так же спокойно и невозмутимо поймал монетку глава отряда. Он в ученице вовсе не сомневался!

— Восстановление я ускорил, — Ратмир уже почти лучину водил руками над головой царевны, которая сидела на лавке, обессиленно привалясь к столу. — И болевой синдром отчасти снял…

— Дааа? — недоверчиво уточнила Алька. Что-то она совсем облегчения не чуяла! Ну… почти не чуяла. А этот еще и словесами мудреными тут кидается. Синдром, ишь ты.

— Да, — спокойно кивнул колдун. — Полностью устранять его нельзя. Мышцы должны адаптироваться к нагрузкам. Я могу облегчить процесс, но полностью нивелировать…

— Тьфу ты, пропасть! — некультурно выругалась Алька, ставя локти на стол. Все же есть хотелось, а полулежа на столе это было бы непросто сделать. Да так хотелось, что, казалось, быка бы зажаренного целиком в один миг проглотила! А колдунов всяких слушать — себе дороже. Сразу Наина вспоминается.

Быков, правда, на столе не нашлось. Зато была уже привычная каша с мясом, свежий хлеб, сметана, молоко… Алька ощутила вдруг в себе прямо-таки богатырский голод!

Уже набив рот и тщательно пережевывая — наконец-то! — простые, но такие восхитительные, как оказалось, яства, царевна ощутила в себе силы и на беседу. Или, точнее, вспомнила кое о чем. И любопытство, как ни странно, оказалось сильнее даже усталости. И потом, наверняка ведь все в отряде эту историю знают. А она теперь тоже в отряде!

— Акмаль, — она с трудом проглотила все, что от жадности разом запихала в рот. — А расскажи о своей… Гюзели.

Анжей почему-то хохотнул, а Савелий ухмыльнулся. Ну никакого уважения к трагической любви!

— О! — Акмаль печально вздохнул. — Мне не хотелось бы говорить об этом…

— Ну пожалуйста! — Алька хлопнула глазами и посмотрела на богатыря взглядом оголодавшего котенка. Подглядела как-то у кота, что терся при кухне в царском тереме: здоровенный, полосатый, ухо драное, сам весь в шрамах, а как посмотрит вот эдак жалостно, так ни одна кухарка не устоит, непременно сметаной угостит, а то и мясными обрезками. Оттого кот был толстый, сытый, а место свое почетное при кухне стерег от соперников почище, чем иной дракон свои пещеры с сокровищами.

Предполагаемый прекрасный принц вздохнул еще тяжче. Прочие богатыри смотрели на него весело.

— И волоока ты совсем как… — пробормотал Акмаль. — Душу мне бередишь. Она была…

— Была? — ужаснулась царевна. — Она что, умерла?

— Да нет… — тоскливо отвечал богатырь, откладывая ложку. — Надеюсь, она счастлива. Что ж, чтобы больше не возвращаться: я увел Гюзель у самого султана.

Алька ахнула. Все-таки султанат!

— У султана таких, как она, сотни! — горячо продолжил богатырь. — А мне она одна нужна была. Она охотно пошла со мной…

Когда-то Наина читала ей сказки, из которых Алька узнала, что у султанов по десятку жен бывает, а наложниц — так и вовсе без счету. Называется — гарем. И как только они друг другу волосья не повыдергают! И зачем одному мужику-то столько?

— Мы мчались с ней прочь днем и ночью и были счастливы… а потом нас настигли.

Мужчина тяжко замолчал.

— И что? — замирая, переспросила царевна.

— Она вернулась к султану, в его сады… Я не мог дать ей такой красивой и легкой жизни. А меня в родных краях приговорили к смерти. Мне удалось бежать и заслужить милость царя Игната… и вот я здесь. С разбитым навеки сердцем и неизгладимой раной…

Заслушавшись, Алька даже жевать забывала. Вот это любовь! И не сказки какие-то. Все взаправду!

Неверную Гюзель она, конечно, осуждала. Ради каких-то там садов и что там у него… в общем, из-за удобной и никчемной жизни от настоящих чувств отказаться! Да еще и на смерть любимого обречь. Да как же так можно?

А ведь угадала она и впрямь верно — про того, кого любовь-то сгубила. Алевтина торжествующе покосилась на Савелия. Тот, правда, усмехался как-то подозрительно.

— Время лечит, говорят, — она ободряюще положила руку на ладонь Акмаля и сжала ее. — Ты непременно снова встретишь ту, что будет… лучше всякой Гюзели!

— Не знаю, — тот печально опустил уголки губ. — Есть ли в самом деле равные ей. Стоит лишь вспомнить, как при лунном свете я перебирал шелковые пряди…

Михайла кашлянул, а царевна залилась краской, и Акмаль замолчал. И верно: нечего девицам про непотребства всякие сказывать!

Каждое утро начиналось отныне одинаково: пел проклятый петух, и царевна, натягивая одеяло до глаз, злобно рычала про свою несбыточную и прекрасную мечту — петушиный суп.

Месяц спустя утренняя пробежка давалась уже куда легче, хотя в самый первый день Алька была уверена, что вовсе после завтрака из-за стола не встанет. Больше всего на свете тогда хотелось прилечь да полежать. Часиков эдак… несколько. До обеда хотя бы. Неплохо бы еще, чтоб сказку кто почитал. Однако оказалось, что богатырю разлеживаться не след — даже если он пока только ученик. Особенно если ученик!

Да и, честно говоря, колдовство-то Ратмирово действовало, и после завтрака сил у Альки будто слегка прибавилось — по крайней мере, ходить царевна на самом деле вполне могла. Разве что привычки не было так много двигаться.