Ожидание - Татьяна Каменская

Ника влетела в комнату сияющая, и с разбегу бросившись на диван так, что у бедного старикана застонали все пружины, закричала радостно, потрясая цветной открыткой:

— Есть! Он прислал мне телеграмму, слышишь мама, телеграмму!

Она осторожно надорвала марку, и раскрыв открытку стала читать:

— Ника! Поздравляю с днем рождения! Желаю счастья и здоровья. Володя.

— И это всё? — растерянно прошептала Ника, с недоумением вглядываясь в яркий цве-ток на открытке, а затем, обратив на Марию глаза, полные слёз, спросила: — Мама ска-жи, что это? Кто это писал? Это не он! Это не его слова! Он не мог, не мог так написать!

— Дочка успокойся! Ведь это телеграмма. В ней всё нужно излагать сухо, кратко, без эмо- ций…

— Нет, нет! Это не он! А если это он, то значит, он обманул меня. Я целый год ждала его самого, он обещал приехать ещё прошлым летом. Я ждала его объяснений, что же случи-лось. Ждала его письма целый год. А он мало того, что не приехал, он даже не написал. Даже не извинился. Даже не объяснил мне ничего. И эта телеграмма… как насмешка!

Ника огромными глазами смотрела на мать, не замечая, как по щекам её катятся слёзы.

Шершавая ладонь матери опустилась на черноволосую голову дочери и нежно погладила её.

— Подожди, подожди родная, подожди мой милый ребенок. Нельзя так сразу обвинять парня во всех грехах…

— Грехах? А может, он уже женился, а может, просто так морочит мне голову?

Огромные глаза дочери смотрят, не мигая, на усталое лицо матери, и та, горестно взды-хая, отвечает:

— Может, и женился! Всё может быть дочка! Ведь ему уже много лет. Сколько же, дай

Бог памяти?

— Двадцать пять! — безжизненным голосом произносит Ника, и словно обессилев, опус-кается на рядом стоящий стул, и сидит прямо, не шевелясь, напоминая своим отрешенным видом какую-то древнюю античную скульптуру.

Мария возмущенно вскидывает руки, но через минуту она уже сидит рядом с дочерью, и, поглаживая её по плечу, тихо говорит:

— Двадцать пять! Солидный возраст для мужчины! Уже давно пора иметь семью, де-тей… — помолчав, вздохнула и добавила:- Но мне кажется Володя не такой, он не будет те-бя обманывать. И плохо про него не думай, дочка. Подожди ещё! И прошу тебя, не расстраивайся! Не надо…

— Успокойся мама! — улыбнулась Ника, грустно глядя перед собой. — Я уже не растра-иваюсь. Всё шло к тому! Любовь в письмах! Как глупо! Почти как роман в стихах! Ну, а те-перь всё прошло! Не бойся мама за меня. Всё нормально. Всё хорошо!

— Ну, вот и закончилась эта любовь, которая тянулась почти десять лет. Глупая дев-чоночья любовь! Детская любовь, или влюбленность? — думала Ника, порой вечерами раз-бирая старые, пожелтевшие от времени письма.

Ей доставляло удовольствие читать и перечитывать их. И каждый раз она находила что-то такое, что казалось, как же она могла пропустить это слово, это выражение, не за-метить того подтекста, что сквозил между строк.

Уже прошел год как она закончила медицинское училище и уехала работать в Крым, в

Симферополь. А если бы не уехала? Может, что-то и произошло бы с ней, вернее с её сердцем, которое казалось, было наглухо замуровано, словно консервная банка все это время, и которое, в конце концов, могло взорваться. Но, слава Богу, этого не произошло.

Подружка уговаривала её недолго, и Ника уехала с ней, сразу же на второй день после выпускного вечера. Они устроились работать медсестрами в детскую больницу, в центре города. Им дали комнату в новом общежитие, в большой пятиэтажке мало-семейке, построенной на краю города, расположившейся рядом с огромным, зеленым по-лем пшеницы…

Первую неделю девчонки очищали и отмывали комнату от строительного мусора, а за-тем обустраивались, получая новую мебель, подшивая и вешая на окна дешёвые зана-вески, купленные в универмаге на последние деньги. Здесь в общежитии, Ника познако- милась и подружилась с другими девчонками, и, как ни странно, но она как-будто ото-шла душой, оттаяла, и как будто избавилась от той боли, что терзала её, и которую она постоянно ощущала, почти физически, в своем сердце.

Целыми днями девчонки хохотали над всякой чепухой, по любому поводу. И громче всех смеялась Ника. К собственному удивлению она оказалась самой весёлой и болтли-вой среди девчат, чего раньше она просто никогда за собой не замечала.

Отработав год в Крыму, и честно заработав отпуск на две недели, она уезжала в Казах-стан. Там жили её две старшие сестры. Одна в большом областном городе, другая в гор-ном поселке, где строился огромный горно-перерабатывающий комбинат. Поселок нахо-дился неподалеку от Керкена, и Ника, успевшая побывать у всех сестер в гостях, с не-терпением ждала того момента, когда, наконец, они все вместе поедут в Керкен. Там их ждала тетя Фаня, постаревшая, но всё такая же жизнерадостная и жизнедеятельная, как и прежде. В первый же день приезда Ника помчалась в Яр.

— Мой старый, любимый Яр, здравствуй! — шептала девушка, бродя по сухой траве, уже выжженной безжалостным южным солнцем.

Она разглядывала русло еле бегущего Ручья и с наслаждением вдыхала аромат утрен- ней прохлады, веющей от воды. Она села неподалеку от берега и стала вглядываться в прозрачную воду. Маленькие рыбешки всё также суетились в Ручье- речушке, как и де-сять лет тому назад, и Ника рассмеялась, вспомнив, как в детстве она вместе с мальчиш-ками ловила тряпкой этих несчастных малюток, а затем пыталась устроить дома аква-риум, не понимая, отчего мама сердится на неё и заставляет унести рыбёшек обратно. Она вспомнила, как тяжело было тащить в Яр полную банку с водой, боясь при этом споткнуться и упасть.

— Ах, как это было давно и неправда! — проговорила Ника и с блаженством потянулась.

Утреннее солнце ещё лишь поднималось из-за высоких ив, но первые лучи уже робко касались земли, едва пробиваясь сквозь густую листву.

Девушка встала, отряхнула юбку от песка, и пошла вдоль берега, вскоре поравнявшись с густыми зарослями чертополоха. Именно здесь она когда-то затерялась, среди этих ко-лючих звездочек. Хотя нет! Тогда было начало лета, колючки были зелены и даже краси-вы, а сейчас они пожелтели, и белый пух клочьями спускается с сухих стеблей.

Ника хворостиной постучала по стволу и тот, вдруг стал пылить маленькими белыми парашютами. Ника, гикнув как когда-то в детстве, помчалась вдоль белых кустов, стукая по стволам, и поднимая в этот тихий утренний час в Яру не только белые пушистые обла-ка, но и тот шум, что издают сухие, безжизненные растения.

Наконец устав, она поднялась наверх обрыва, и, немного подумав, зашагала по тропин-ке, ведущей совсем в противоположную сторону от дома тёти Фани.