Человек перед Богом - Сурожский Антоний

И остается только одно, странное и страшное: что человек не научился ни встрече с Богом до конца, ни встрече с собой, ни встрече с ближним своим. Мы не умеем встречаться; между нами и Богом, нами и тварью, нами и ближним стоят преграды; мы ослеплены, мы глухи, мы бесчувственны. А главным образом — мы испуганы, мы боимся встречи, потому что встретиться — это навсегда встретиться; встречаются раз — на вечность; встреча накладывает на нас обязательства, ответственность.

Рождество Христово как встреча мира с Богом

Всякий пост является ожиданием. Рождественский пост нас готовит к моменту, когда с глубочайшим умилением, с благодарность и, вместе, с каким-то сознанием ужаса мы встретим воплотившегося Сына Божия; этот период поста — именно время, когда мы ожидаем Его прихода. Во время Великого поста мы тоже среди тьмы или сумерек земной жизни напряженно ожидаем момента, когда блеснет, как молния, воссияет, как полдень, чудо Христова Воскресения. Опять-таки: трепетное ожидание и завершение его в несказанной радости, являющейся для нас началом не только новой жизни, вечной жизни, раскрывающейся с новой силой, новой глубиной, но началом как бы нового нашего человеческого призвания; мы — новая тварь, посланная в грешный, осиротелый мир, чтобы возвестить в нем не только приход Господень, но и победу Божию; возвестить не только о том, что исполнилось время ожидания, но что это ожидание завершено и все сейчас открыто перед нами.

Но в начале и в конце обоих периодов истории есть нечто другое: первая встреча и последняя встреча. И на пути от первой встречи творения до последней встречи, последних завершений происходит одна встреча за другой. Происходит неминуемая, всечеловеческая, общечеловеческая встреча — смерть; и происходят встречи в течение всей нашей жизни, когда вдруг наша душа раскроется, когда вдруг мы воспримем близость Бога, познаем Его по-новому, войдем с Ним в новое, радостное и преображающее общение. И бывает еще другая встреча: встреча твари с тварью, человека с человеком, человека с окружающим его миром.

И вот мне хочется сегодня говорить с вами и о встрече, и о последних свершениях.

В начале Ветхого Завета первая строчка книги Бытия говорит, что Бог сотворил небо и землю. В этих коротких словах содержится все благовестие о том, что мы Богом сотворены, что все Им сотворено, все вызвано из небытия державным, чудодейственным Божиим словом. Но не словом власти, не словом, которое принуждает нас к нежеланному бытию, а словом любви. Господь, когда творит мир, как бы каждой твари говорит: Приди и раздели со Мной радость бытия! Приди, потому что ты Мне дорога; приди: вся Моя любовь раскрыта перед тобой, вся Моя любовь тебе предложена и дана… Творение — это чудо, когда Бог по Своей любви зовет нас на праздник, на пир взаимной любви. Если бы мы могли себе представить, что случилось в этот момент: как каждая тварь, от самой малой крупинки песка, от самой нежной былинки до человека — самого сложного, что есть на свете, — возникала из небытия и вдруг воспринимала бытие, вдруг познавала: Я существую! Я есть! И я есть, потому что передо мной — Бог, Который меня возлюбил и меня призвал к взаимной радости, к взаимному празднику любви… Какое чудо это должно было быть, когда каждая тварь, возникая из небытия, вдруг оказывалась лицом к лицу с Божественной любовью! И какое чудо, какая радость, какое диво каждой твари взглянуть в Божественную любовь и, оглянувшись, увидеть себя окруженной другими тварями, которые так же Богом любимы, которые так же Богу дороги и которые в этом девственном, первичном своем совершенстве отвечают на Божию любовь любовью совершенной, ликующей, торжествующей. Это была первая встреча Бога с тварью и каждой твари с Богом и со всем возникающим миром. Какая это красота и какая это радость — быть так любимыми, чтобы быть призванными к бытию. И не только к бытию, а к жизни; не только к тому, чтобы "быть", а к тому, чтобы разделить с Богом это чудо жизни, которая из Него потоком изливается и бежит по нашим жилам, и проникает всю тварь, и все превращает в движение, в дыхание, в радость, в красоту. Это — первая встреча.

Но потом произошло падение; человек потерял Бога, потерял себя самого и потерял видение красоты твари, видение гармонии, и потерял видение своего пути. И вместе с ним — потому что он был поставлен путеводителем всей твари в полноту жизни и бытия — заблудилась и вся тварь, и мир стал тем порой страшным миром, горьким, холодным, жестоким миром греха, смерти, который мы знаем. Но и в этом мире остался свет; как говорит Евангелие от Иоанна, свет и во тьме светит, и тьма его на объяла (Ин. 1,5) — то есть не заглушила и не восприняла. Тьма остается, но она вся пронизана светом, Божиим светом и тем, что осталось светлого, дивного в каждой твари. Свет во тьме светит; и хотя порой жизнь наша проходит в потемках, порой мы воспринимаем ее, как сумерки, однако она никогда не превращается до конца в кромешную тьму, в ту тьму, куда свет не может проникнуть.

И вот, в той полутьме и полусвете, в которых мы живем, бывают моменты просветления. Бывают моменты, когда Бог вдруг с какой-то неотразимой силой проявляет Свое присутствие; Он является патриархам, пророкам, судьям, праведникам Ветхого Завета, мужчинам и женщинам, детям и взрослым. Эти были какие-то проблески или моменты ослепляющего света, когда вдруг или Божие слово звучало — могущественно, властно, спасительно, или Божие действие вдруг проявлялось чудом, спасающим народ, исцеляющим болезнь, воскрешающим мертвых.

Кроме Воплощения Сына Божия мы отмечаем еще другие события: Рождество Богородицы, Введение Ее в храм, — все это дорогие нам праздники, и каждый из них нам говорит, как Бог в какой-то момент воздействовал на сотворенный Им мир, вступил в него и внес новую меру света, как Божия победа шаг за шагом покоряла осиротелый, заблудившийся мир. Эти поворотные пункты истории являются моментами света, как звезды на небе сияют в окружающей глубине бездонной синевы, путеводительные звезды, дающие уверенность, что свет сияет, горит, что никакая тьма никогда не сможет победить его.

Бывают также в жизни каждого из нас мгновения, которые мы можем назвать встречами. Апостол Павел на пути в Дамаск, куда он шел гонителем христиан, вдруг оказался лицом к лицу со Спасителем Христом. Свет этой встречи был таков, что Павел ослеп; ослепительный свет остановил его на пути тьмы, и началась новая жизнь. В жизни миллионов людей, и не только в ранние столетия, но и теперь, бывают такие встречи: в чтении ли Евангелия, в течение ли богослужения, в момент какого-то самоуглубления, в момент глубочайшего горя или торжествующей радости; или просто в какой-то момент, когда вдруг Господь взыщет одного из нас, откроется — и начинается новая жизнь. Этот ослепляющий момент встречи, конечно, неповторим, но последствия его до конца нашей жизни продолжаются. Бывает порой неприметная ни для кого, даже почти что для самого получающего такую благодать Божию, встреча и в таинствах Церкви: в крещении, в миропомазании, в освящении елеем, в причащении Святых Даров, в таинстве брака, в исповеди; случаются моменты, когда вдруг разрывается пелена и на мгновение мы видим бесконечные дали вечности и бесконечную ее красоту, и каким-то образом, незримо, но постижимо, мы "видим" Бога.

И наконец, как я сказал, еще одна встреча — величайшая, глубинная встреча смерти.

О смерти мы часто думаем как о разлуке, потому что думаем о себе и о том, что случилось на земле: любимый человек умер, мы осиротели, нам приходится доживать свой век без него, без нее; и мир, как будто, через смерть потерял человека: весь мир осиротел. Но это только кажется. Мы забываем, что самая сущность смерти заключается в том, что разрываются оковы земли, раскрываются широко двери вечности, и живая душа встречается лицом к лицу с Живым Богом; это завершение жизни, это завершение человеческой судьбы — не конец. И, с другой стороны, как сказал один русский священник, Церковь — это войско неубываемое; это войско, и каждый из нас, кто на поле битвы падет, делается бессмертным и непобедимым. Каждый человек, ушедший в вечность, уже не подлежит земной победе или поражению земли: он с Богом — молитвой, предстоянием, любовью. Любовью к Богу и любовью к земле, которую теперь он видит по-новому, видит ее горе без отвращения, видит ее ужас — без страха, видит ее нужду — с состраданием; и молитвой своей, любовью своей продолжает охранять тех, с которыми, казалось бы, он расстался.