Калейдоскоп - МаксВ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через короткое время что-то в руках пришельца звякнуло, скрипнуло. Чужак шумно втянул носом воздух и рассмеялся. Снова послышался металлический звук, бродяга встал и протянул лазер Юрию:
– Забирай, теперь всё в порядке, – сказал он, – Работать будет лучше прежнего.
Хрустнула ветка, Согдеев успел крикнуть:
– Эй, постойте!..
Но незнакомец уже пропал, растаял меж тёмных стволов, словно черный призрак.
По телу Юрия от пяток вверх пополз холодок – но не от ночного воздуха… Зубы запрыгали во рту, короткие волосы на затылке поднялись дыбом, от плеча к пальцам побежали мурашки.
Тишина… Лишь чуть слышно журчит вода в ручейке за пригорком.
Дрожа, он опустился на колени возле кучки хвороста, повернул регулятор мощности, и нажал кнопку. Из направляющей трубки выскочил ярко белый лучик, и вот уже сухие сучья вспыхнули беспокойными языками огня.
Когда Юрий подошел к изгороди, старший Корнеев, которого местные обитатели холмов за глаза звали не иначе, как "Владислав, король Кукурузный", восседал возле дома на круглой дубовой чурке, дымя здоровенной самокруткой, выпуская в разные стороны сизые кольца.
– Здравствуй, добрый человек, – поприветствовал он Согдеева, – Давай ко мне, присаживайся рядышком.
Юрий подошёл ближе, примостился на не распиленном ещё бревне. Перед ним простиралось поле, всё уставленное кукурузными снопами. Кое-где пестрели золотистые тыквы.
– Просто так шатаешься? – спросил старик, – Или что вынюхиваешь?
– Вынюхиваю, – признался Согдеев, – Врать не буду.
Владислав Иванович вынул остаток самокрутки изо рта, плюнул, потом приспособил ее на место. Пожелтевшие от табака усы браво топорщились, рискуя подпалиться.
– Покопаться в земле хочешь? Археолог самодельный, что-ли?
– Да нет, – ответил Юрий, – стариной не интересуюсь.
– А то лет пять тому взад рыскал тут один, – сообщил Корнеев, – В земле рылся, что твой крот. Нашёл место, где прежде посёлок стоял, так всё вверх дном перевернул. Ох, и надоел же он мне со своими расспросами: расскажи ему про прошлую жизнь, и все тут. Да ведь я ничего толком и не помню. Слышал однажды, как мой дед говорил название этого поселения, так и то позабыл, провалиться мне на этом месте. У этого деятеля с лопатой были с собой какие-то старинные карты, он их и так, и этак крутил, все чего-то дознаться хотел, да так, должно, и не дознался.
– Антикварщик, – предположил Юрий.
– Видать, он и есть, – согласился старик, – Я уж от него по-всякому хоронился. А опосля ещё один нарисовался, такой же мудрик, и всё какую-то старую дорогу искал: рубаху на себе рвал, уверенно так говорил, – дескать, здесь проходила. Тоже все с картами носился. Ушел от нас довольный такой – нашел, говорит. Я же прав был, дескать! А у меня духу не стало втолковать ему, мол, не дорога то была, а тропа старая, её коровы протоптали. Ну да и пусть его...
Он хитро поглядел на Согдеева:
– А ты, случаем, не старые дороги ищешь, а?
– Нет, что вы, – ответил Юрий, – Я регистратор.
– Чего говоришь? Кто ты?
Регистратор, – повторил Согдеев, – В анкету запишу, как вас звать, сколько лет, где живете. Скажете?
– А это еще зачем?
– Правительству необходимо знать.
– Ну нет, милок, нам от правительства ничего не нужно, – махнув рукой, заявил Корнеев, – Чего ему опять от нас надо? Чего хотят то?
– Правительству от вас ничего не нужно, – объяснил Юрий, – Как раз наоборот, глядишь, надумают вам ништяков каких-нибудь подбросить. Всякое может быть.
– Ну, коли так, – сказал старик, – то другое дело.
Сидя на пеньках, они смотрели на простирающийся за полем ландшафт. Над лощиной, позолоченной осенним пламенем берез, вился дымок трубы. Ручей ленивыми петлями пересекал бурый осенний луг, дальше один над другим высились пригорки, ярусы пожелтевших кленов.
Солнце пригревало согнутую спину Юрия, воздух был наполнен запахом осеннего жнивья.
«Какая же благодать, – сказал он себе, – Урожай хороший, дрова припасены, дичи хватает. Что еще надо человеку… Размеренная, спокойная жизнь».
Он поглядел на притулившегося рядом старика, на избороздившие его лицо мягкие морщины безмятежной старости, и попробовал представить себе жизнь наподобие этой – простую сельскую жизнь, что-то вроде далекой-далёкой поры, когда шло освоение этих безлюдных мест, со всеми её прелестями, но без ее опасностей. Сколько событий должно было пройти, чтобы вот этот дед мог сидеть спокойно на пеньке, и дымить самокруткой...
Корнеев вынул изо рта "козью ножку", указал ею на поле:
– Глянь, сколь еще делов, – сказал он, – А кому их делать-то? От молодых никакого проку, шалопаи бестолковые! Им бы только охотиться, да рыбачить. А машины не вечные, только и знают, что ломаются. Мастак машины чинить только один есть – Федька.
– Ваш сын?
– Да нет, конечно. Живет тут в лесу один чудила. Придет, наладит всё – и прощайте, только его и видели. Молчун такой – иной раз и слова не вымолвит. Спасибо сказать не успеешь, его уже след простыл. Который год ходит. Дед мой ещё говорил, что первый раз Федька тут появился, когда он ещё совсем молодой был. И так до сих пор сюда приходит.
– Как это? – поднялся со своего места Согдеев, – Всё один и тот же?
– Ну да! Я тебе, о чем и толкую. Не поверишь, но вот с первого раза, как я его увидел, вот ни настолько не постарел! Да-а, странный тип… Чего только о нём тут не услышишь. Дед все рассказывал, как он мудрил с термитами.
– С термитами?!
– Ага. С ними самыми. Так оно и есть. Как-то раз расколотил булыжником ихнюю домовину, что навроде конуса, напилил дудака, и выложил этими чурками целый тротуар от тараканов этих до самых развалин старинных домов, что ещё там сохранились, по десять этажей, вроде как. А после семян дудака раскидал по всей округе, там им после всё заросло.
– А почему именно дудак?
– Так он на бамбук похож, лезет, как дурной из земли. На метр за день вырастает. А эти термиты любят древесину жрать. Так мне
