Идеология суверенитета. От имитации к подлинности - Михаил Леонтьев

В. КАРПОВ: — А откуда сейчас есть уверенность, что сейчас мы точно возьмемся?

М. ЛЕОНТЬЕВ: — Уверенность есть из одного. Это экономическое принуждение. России ничего не остается. Я абсолютно уверен: если мы посмотрим на тональность последнего послания, даже люди сильно не симпатизирующие Путину, но политически адекватные, признают, что для него суверенитет России является существенной ценностью. Та нереализация им же обозначенных задач, неадекватный ответ на вызовы означает потерю суверенитета. На мой взгляд, это означает и потерю России. Потому что несуверенная Россия существовать не может.

В. КАРПОВ: — Это звучит как «отступать некуда, за нами Москва». Но не факт, что этого отступления не будет.

М. ЛЕОНТЬЕВ: — Факт. Другое дело, что мы можем не справиться теми средствами, которые мы выберем, теми ресурсами, которыми мы обладаем, той степенью воли, жесткости, самоотверженности. Мы можем эту задачу не выполнить. Мы не первая великая цивилизация в мире, которая перестает существовать. Наверное, и не последняя. Что поделаешь. Я абсолютно уверен, что путинская Россия не сдастся. Как бы кто ни относился к Путину, я не знаю нормальных людей (не фантастов-психопатов), которые бы не согласились с тем, что для него суверенитет России является абсолютной ценностью.

В. КАРПОВ: — Прозвучало в вашем вступительном слове, что цикл протестов завершен. С чего вы взяли, что цикл завершен? Может, это синусоида?

М. ЛЕОНТЬЕВ: — Мы говорили с самого начала этих протестов, что так будет. Именно потому, что мы понимаем: эти протесты не имели никакой перспективы. С социальной точки зрения, неожиданным для самих организаторов, оказался подъем, который привел их в состояние эйфории. И неожиданным оказался спад. Это говорит о том, что эти люди к динамике протестов, к их энергетике не имеют никакого отношения.

В. КАРПОВ: — Дважды прозвучало слово «неожиданный». Так почему ситуация предсказуемой стала?

М. ЛЕОНТЬЕВ: — Предсказуемой она стала для нас. Потому что существует московское сословие. Это не просто городские средние слои. Это достаточно сытая, довольная прослойка городских служащих. Это журналисты, дизайнеры, рестораторы, мелкие и средние бизнесмены. Это инфраструктура, обслуживающая российскую элиту. Эти люди, связанные с рентой элиты. Они связаны с ней генетически и политически. Это не революционеры! Это просто люди, которые не самостоятельны. Это обслуга! Когда они требуют прекратить коррупцию, это очень смешно! Ребята, а что является источником вашего пропитания? Коррупция. То есть рента, забираемая чиновниками, бизнесом нынешней российской элиты, которая по своему происхождению и поведению достаточно паразитична. Она нуждается в обслуге, в креативных, торговых, ресторанных услугах. Большинство этих работ достойны. Только они являются обслуживанием. Поэтому — Москва. Второй момент — это интернет-аудитория. Это специфически структурированные люди. Этой аудиторией очень легко манипулировать, если правильно выбрать момент и алгоритм. Но ей совершенно нельзя командовать. Поэтому это тоже не революция. Потому что революция требует организованных масс. А эти люди выходят тусоваться, не признавая никакого начальства, считая, что они вышли сами. И в тот момент, когда они чувствуют, что ими пытаются руководить, они руководителя посылают, они просто расходятся. Ими нельзя руководить, потому что у них неиерархическое сознание. Они потому и вышли, что они сами себе авторитеты. У них свои внутренние иерархии создаются и лопаются на основании самых сюрреалистических моделей.

В. КАРПОВ: — Как это выглядит? Бесцельное блуждание, никому не нужное. Но запрос остался!

М. ЛЕОНТЬЕВ: — Этот запрос остался. Но он всегда будет неудовлетворенным. Если он будет удовлетворен, горе им. Потому что если они сумеют расковырять более серьезные пласты протеста, то первое, что сделают эти пласты — они их просто зачистят. Проблема в том, что объективные условия для социального протеста в России…. Что такое протест? Это восстание против элит! А эти люди сами являются частью элиты, обслуги их. Восстание против элит в России имеет под собой колоссальную материальную базу. Огромное социальное неравенство в стране, которая к социальному равенству не готова. Как не готова любая страна мира. Это социальное неравенство достигнуто не путем длительной эволюции, а путем нелегитимного мародерского захвата имущества. То есть субъективно сейчас базы нет. Но она может в любой момент появиться, в результате воздействия на Россию следующей волны мирового кризиса. Потому что в существующем внутреннем виде наша экономика сбалансирована. У нас мировое разделение труда разбалансируется на глазах. Мы же понимаем, что происходит. Происходит кризис, который усугубляется. Эта волна будет. Хотелось бы, чтобы это было небыстро, чтобы у нас было время подготовиться. Если власть не справится с задачами, которые она перед собой ставит (а это отнюдь не политическая реформа, не регистрация карликовых партий, не разрешение митингов повсеместно товарищам Удальцову и Навальному) — это реиндустриализация. Это создание в России предпосылок для экономического существования (даже не роста) вне зависимости от внешней конъюнктуры.

В. КАРПОВ: — Вы обратили внимание, что во время послания Путин ни разу не произнес слова «диверсификация»? Потому что оно навязло на зубах.

М. ЛЕОНТЬЕВ: — Он говорил вещи, которые технически входят в понятие диверсификации. Вы понимаете, как готовятся речи с расчетом на аудиторию ее восприятия? Это правильно, это совершенно другие задачи. Ведь вопрос не в том, как говорить. Вещи абсолютно позитивные обрыдли, потому что ничего не делается. И в этом виновата власть. Ведь если бы у нас шла диверсификация, если бы достигли успехов, это слово бы повторялось в каждом предложении. Будьте уверены! Если бы мы сдвинули махину структурной перестройки куда-то, если бы мы начали строить… А строить нам надо не инновационные предприятия, а строить инфраструктуру целиком… Путин сказал, что нужно выполнить задачу, сопоставимую с тем, что мы делали в 30-ых годах. Так ровно это — абсолютно адекватное понимание задач. Товарищу Сталину с его командой легче, наверное, было решиться на эту задачу, потому что ничего сдерживающего не было.

В. КАРПОВ: — Путин неоднократно повторял, что нынче не 37 год.

М. ЛЕОНТЬЕВ: — Вопрос в том, что и ресурса у него такого нет. А вызов по своей жесткости такой же. Только тогда это был вызов неизбежной мировой войны, неизбежного нападения на страну, а сейчас это вызов кризиса, при котором всякое возможно. Но самое главное одно. При падении спроса на российское сырье, нынешняя экономика ответит отказом от суверенитета. Экономика, а не политика.

В. КАРПОВ: — Я так понимаю, что некие симптомы, справимся мы или нет, могут быть ощутимы уже в 2013 году?

М. ЛЕОНТЬЕВ: — Если они и будут ощутимы в 2013 году, дальше уже поздно.

В. КАРПОВ: — Ресурсы есть у нас? Я говорю не про Путина, а про нас!

М. ЛЕОНТЬЕВ: — Ресурсов у нас много. Сошлюсь на дружественный журнал «Эксперт», который пишет о том, что денег нет. А из экономики в последние три кризисных года изъято 4 триллиона рублей. Даже если придерживаться либеральной позиции эксперта… В том смысле, что они не выступают сторонниками взять эти средства и сконцентрировать их, руками государства направить на капитальное строительство. Хотя бы не изымать их из экономики! Зачем их изъяли из экономики? Их изъяли, чтобы разместить в ценных бумагах иностранных государств, терпящих на глазах бедствие. Если еще 5–6 лет назад можно было по глупости и незнанию, но на основании некой картины, говорить, что это надежное вложение, что это заначка… Ребята, это не заначка уже. Это извращение, это чистой воды паранойя — вынимать из экономики деньги и всовывать их в терпящие бедствие бумаги. Это рискованный актив под ноль процентов годовых. Ниже инфляции! Это минимальный ресурс. У нас есть разные способы концентрировать ресурсы. Самый главный ресурс — это деньги. Деньги — это квинтэссенция человеческого труда и знаний. Покуда эти деньги действуют, на эти деньги можно покупать заводы, технологии, специалистов. Рабочих можно привлекать! Понятно, что нам никто не продаст технологии первого ряда!

В. КАРПОВ: — С «Опелем» мы столкнулись…

М. ЛЕОНТЬЕВ: — С «Опелем» можно было купить при неком желании. Зачем нам покупать «Опель»? Купить под ключ автомобильный завод, если он нам нужен, как СССР покупал АвтоВАЗ… Нет никаких проблем! Это даже не так дорого! Поставить линии. Даже не надо покупать полный цикл. На самом деле, с автопромом мы кое-как решили. Проблема не в этом. Купить современную верфь, которая способна эффективно производить суда того класса, которые нам нужны… Или реконструировать действующие верфи, что, может быть, даже и дешевле. Купить производство в некоторых областях, которые у нас утрачены или не создались. Мы сейчас пытаемся создать элементную базу. Понятно, куда мы денемся. Мы же не можем оборону строить на иностранной элементной базе. Поэтому мы отстаем, но пыхтим и делаем, что можем. Не очень хорошо получается, но что-то делается и будет сделано.