Аттила России - Эдуард Эттингер

— Представляю себе положение герцогини! — захохотал великий князь.

— Да, вы вот хохочете, а попробуйте представить себе не ее положение, а свое собственное. Ведь взбешенная герцогиня не стала бы скрывать свое открытие; произошел бы скандал, который всецело обрушился бы на вас, ваше неблагодарное высочество!

— Ты права, Бодена. Я тебе очень, очень благодарен. Первую половину я понимаю теперь: из замка герцогини Курляндской ты сбежала по необходимости. Но почему ты скрывалась в Петербурге? Почему нужно было искать и найти тебя, чтобы увидеть вновь?

— Добравшись до Петербурга, я подумала, что лучше будет, если я навсегда скроюсь из вашей жизни. Я знала, что ваша невеста добра и хороша. Зачем мне становиться между вами? Зачем лишать вас возможности быть счастливым в браке? А сама я взялась за то дело, к которому давно стремилась: я переходила из кабака в кабак, из харчевни в харчевню и везде мутила народ против Потемкина. Чтобы не быть узнанной, я продала свой нарядный костюм одной цыганке по имени Варя. Та намеревалась плясать в нем перед гостями. Но случилось так, что через два часа после того, как она в первый раз надела костюм, ее зарезал ревнивый любовник, и для сокрытия следов Варю бросили в Фонтанку. Когда я узнала, что ее труп всплыл и что посланные вами люди узнали в трупе «кого-то, давно разыскиваемого», то подумала: «Судьба!» — и не стала выдавать свое существование. Надо же было, чтобы в тот момент, когда сегодня на параде я крикнула: «Долой одноглазого подлеца Потемкина!», ваш шпион был как раз рядом и схватил меня за шиворот, говоря, что именно меня-то он и ищет. Я могла бы отбиться, но в толпу уже летел офицер с солдатами. Я опять подумала, что раз во мне узнают вашего пажа, то за мою дерзость пострадаете вы, и решила не сопротивляться. Так меня и доставили к вам. Я вовсе не хотела этого, но, признаться, все-таки была рада, что хоть против своей воли вновь увижу вас!

— Милая, милая Бодена, если бы ты знала, как я стосковался по тебе! Ведь я так люблю тебя, ты так необходима мне! А ты… ты всегда твердила мне, что любишь другого. И я думал, что ты сбежала к нему, что он вновь оттолкнул тебя и ты с отчаяния бросилась в воду!

— Представьте себе, я действительно была у него, но мой любимый, дорогой, ненаглядный не оттолкнул меня, а приласкал, прижал к сердцу и назвал своей…

— Подлое цыганское отродье! Какими чарами владеешь ты, что можешь привлекать к себе все сердца? Кто же этот счастливец?

— Гавриил Державин…

— Опять Державин! Опять он вмешивается в мою жизнь! Проклятый рифмоплет…

— Тише, ваше высочество, тише! Вы раскаетесь в своих проклятиях: Державин приласкал меня только потому, что я — его двоюродная сестра!

— Что такое?

— Я — его двоюродная сестра и после смерти матери воспитывалась в его доме. Маленькой девочкой меня выкрали цыгане, и я не помнила, как звали моих родителей. Но родной женский образ, словно в тумане, стоял передо мной, и когда я увидела мать Гавриила, то поняла, что это именно ее в детстве звала матерью. Родимое пятно особой формы и дешевенький медальончик, уцелевший у меня, доказали Гавриилу, что я — действительно его пропавшая двоюродная сестра. Можете не ревновать меня более. Единственный человек, которого я любила больше вас, был мой брат, хотя и не родной.

— Бодена, я еще больше, еще глубже, еще пламеннее люблю тебя теперь!

— Не называйте меня, пожалуйста, Боденой! Бодена, развратная цыганка, умерла; перед вами Мария Девятова.

— Как? Тебя зовут так же, как и мою жену? — спросил великий князь.

— Да, так же… Перед вами Мария Девятова, сказала я, а это налагает на меня новые обязанности, заставляет окончательно и решительно порвать с прошлым. Я крепко, искренне привязана к вам. Я знаю, что почти никто не может развеять вашу тоску, как это удается мне; я знаю, что вы мне верите, что вы считаетесь с моими мнениями. Я готова быть постоянно возле вас, но вы должны поклясться мне, что никогда не будете говорить мне о любви! Для дружбы я вся ваша, и вы увидите, что у вас не будет более преданного, более беззаветно любящего друга! Но вашей любовницей я не буду. Так что же, можете вы поклясться мне, что отныне никогда не будете пытаться превратить дружбу в любовь?

— Неужели иначе нельзя, Мария? Мне это тяжело…

— Стыдитесь! У вас молодая, красивая, добрая, чудная жена… Нет, нет, нет! Или дружба, или ничего! — решительно произнесла Мария.

— Что же, если иначе нельзя… Обещаю тебе, Мария!

— Спасибо, спасибо! Я всегда была уверена, что вы очень хороший человек!

— Как странно устроена жизнь, Мария! Как причудливо сплетаются нити судеб! Твой брат любил мою жену, я любил и люблю тебя, которая оказывается его сестрой… Ты любила Державина — он оказывается твоим братом! Я вдвойне ревновал и ненавидел его, теперь же я люблю его, как брата! Как неисповедимы пути Божественного промысла, Мария!

— Да, милый Павел, они неисповедимы и таинственно-прекрасны. Через тернистый путь испытания Господь привел меня к красоте отречения; из маленькой цыганки, развратного орудия дьявола, Он сделал женщину, ищущую подвига и очищения…

— Я только одного боюсь, Мария: что будет, когда Потемкин узнает, что паж Осип, служивший мне, был его крепостной Боденой, оказавшейся двоюродной сестрой его фаворита?

— Он придет в неистовство!

— И назло мне потребует тебя, как свою крепостную, к себе!

— Раз я — Девятова, значит, дворянка, а дворянка не может быть крепостной!

— Это правда. Но Потемкин богат, могуществен… Устоишь ли ты в борьбе с ним?

— Вы плохо знаете меня! Если этот негодяй, которого я ненавижу всеми силами своей души, решится протянуть ко мне свои похотливые лапы, то я скорее убью его, чем отдамся ему. Пусть он предлагает мне все блага мира, все сокровища российской короны — моим ответом будет всегда одно и то же: «Князь Потемкин, Бодена презирает вас!» И чтобы доказать вам это, милый Павел, я завтра же отправлюсь к нему!

— Но он может силой задержать тебя!

— Я попрошу Гавриила проводить меня. Это надо сделать, потому что все должно быть выяснено. Довольно скрываться, довольно всяких таинственных превращений!

X

Одноглазый Купидон Екатерины, содержавший при себе многочисленный гарем, придумал однажды довольно милую забаву. Он приказал устроить в зале возвышение, покрыть паркет черными и белыми квадратами, подобно огромной шахматной доске, а когда это было сделано, он сел с доктором Бауэрханом на возвышении и стал играть с ним в шахматы; причем шахматные фигуры заменяли тридцать две обнаженные одалиски его гарема, у которых на головах были надеты специально заказанные шапочки в виде конских голов, башен, офицерских киверов и т. д. Живые шахматы были выбраны из числа самых красивых женщин. У всех были распущены волосы, причем шестнадцать брюнеток изображали черные фигуры, шестнадцать блондинок — белые. Все они были подобраны по росту. Восемь крошечных блондинок и восемь таких же брюнеток с золотыми и серебряными шапочками на головах изображали пешки. Офицеры и кони были больше ростом и очень тонки. Ладьи были одинакового с ними роста, но отличались чрезмерной полнотой и пышностью форм. Королевы были очень высоки, стройны и носили маленькие золотые и серебряные короны. Короли были одного роста с королевами, но значительно толще. На них были огромные серебряные и золотые короны.

Эта игра очень нравилась Потемкину, и на первых порах он предавался ей с большой охотой, так как и он, и Бауэрхан очень любили шахматы, а в таком виде — из живых женщин — и подавно.

Однажды после обеда Потемкин с Бауэрханом сидели на помосте в удобных креслах и, попивая венгерское вино, играли в живые шахматы, разговаривая в то же время о придворных делах.

— Конь с аш-четыре на эф-пять и шах королеве! — сказал Потемкин, игравший черными. — Ну-ка, Кукареку, принимай свою королеву, а то она мне мешает!

— Вашей светлости ни одна королева не помешает! — улыбнулся Бауэрхан. — Любую сумеете устранить!

— Кстати, что новенького слышно о жизни наших августейших новобрачных? Черт возьми, Кукареку, они, кажется, живут в полном согласии, и великий князь плавает в блаженстве!

— Королева с шести-аш на пять-же! Так-с!.. Не верю я что-то в это блаженство!

— Почему?

— Да потому, что великий князь не стал бы так тосковать по пропавшему Осипу и так радоваться его возвращению. Вообще это темная история, ваша светлость, очень темная история.

— Что тут особенно темного? Мало ли какая фантазия может прийти такому сумасшедшему человеку? При дворе упорно твердили, что, напуганный историей с Нелидовой, Павел Петрович решил навсегда отказаться от женщин!

— Великолепно-с, вполне допускаю возможность этого, так как история прошлого и скандальная хроника многих дворов, например шведского, полны самыми чудовищными сюрпризами. Но не приходила ли вам, ваша светлость, в голову маленькая странность: почему великий князь так упорно избегал показывать вам своего пажа?