Гибельный день - Эдриан Маккинти

— Что это у тебя с лицом? Забыл побриться? — Я намеренно решил его разозлить.

— Это называется «стиль», — ответил он.

— Так теперь пишется слово «дерьмо»? Видел эту девочку? — резко сменил я тему, вынимая фотографию.

— Я уже всем вашим говорил: я ее не видел!

— Слушай меня, недоделок. Тебе удалось обмануть ребят Бриджит Каллагэн, потому что они не местные. Ты смог обмануть пилеров, потому что им все до фени. Но я знаю, что тут приторговывают наркотой. Я знаю, что вас крышуют боевики. И я знаю, что ты видел эту девочку.

Он ничего не ответил и уставился в пол.

— Ты видел ее одну и видел с рыжеволосым парнем. И сейчас ты мне по-быстрому скажешь, как этого парня зовут.

Управляющий угрюмо взглянул на меня. Он прикусил губу, почесал прыщи на физиономии. Я понял, что прав. У него не получится соврать. Он видел ее и должен знать имя парня. Более того, он хотел мне об этом сказать: нервничал, открывал и закрывал рот, вытер губы.

Затем он вдруг передумал. Он не скажет мне ни о чем. Ему обо мне не говорили.

— Он — подсадная утка, торговец наркотой, а на кону — жизнь девочки. Ты должен знать, кто это! — рявкнул я.

— Я его не знаю и никогда не видел девочку, — твердо произнес управляющий, шаря глазами по кафе, не следит ли кто за ним.

Я решил поднять ставки — вынул револьвер и аккуратно положил его на стол.

— Слушай, парень, со мной шутки плохи, — предупредил я.

— Убери от греха подальше, там у окна пара копов, — не сдавался он.

— Видел. Если придется, их тоже кончу. Мне нужно найти эту девочку.

Парень побледнел. Он оказался между двумя дьяволами — уже знакомым ему и новым, причем вооруженным револьвером. Бедняга отпил воды и заявил:

— Никогда не видел девочку и этого рыжего парня. Спроси тут любого, и каждый скажет то же самое.

— Я уже спрашивал местных, и все говорили одно и то же. А это чертовски подозрительно. Кого вы все боитесь?

— Никого.

— Кто управляет этим местом?

— Управляющий здесь я.

— В последний раз спрашиваю, кто в действительности управляет этой забегаловкой?

— Не понимаю, о ком ты говоришь.

— О человеке, которому вы каждую неделю платите за крышу. О человеке, который заставляет вас всех молчать о том, что он продает наркотики в вашем замечательном заведении.

Парень отрицательно покачал головой.

— Он продает тут только травку или что-нибудь покруче? — Я решил зайти с другой стороны.

— Не знаю. Если дети покупают марихуану, ко мне это отношения не имеет, — огрызнулся прыщавый юнец. — Поймите, я очень занят. Мне нужно идти. — Управляющий поднялся из-за стола.

— Сидеть, черт побери. Ты знаешь, кто такая Бриджит Каллагэн?

Он сел, кивнув.

— Знаешь ли ты, что она сделает с тобой, если узнает, что ты помешал ей вернуть ее дочь живой и невредимой?

Он снова кивнул.

— Учти, я говорю сейчас именно о Бриджит Каллагэн.

Он обливался потом, дрожал от страха, но даже сейчас он боялся своих боссов-боевиков больше, чем меня, больше, чем Бриджит и направленного на него заряженного револьвера.

Я оглядел кафе.

В помещение плотно набились школьники и школьницы. У окна сидели два копа. Как это ни печально, я не мог пристрелить ублюдка. Не мог приставить дуло револьвера к его лбу и приказать говорить. Мне оставалось только подождать, когда он закроет заведение и подстеречь сукина сына по дороге домой.

— В котором часу вы закрываетесь?

— Мы открыты до полуночи, — еле выговорил трясущимися губами управляющий.

Не подходит.

— Слушай, а мы могли бы побеседовать где-нибудь с глазу на глаз, в задней комнате, например? — попробовал я его как-то встряхнуть, привести в чувство. Вывести бы его отсюда да поговорить по-серьезному…

— Э-э-э… нет. Я не могу отлучиться, извини, — пробулькал он.

— Даю тебе последний шанс. Имя парня или имя твоего хозяина.

— Я же сказал тебе, не знаю.

Один из копов прошел мимо нас в туалет. Я спрятал револьвер в карман куртки.

— Теперь все? — спросил управляющий.

Будь у меня побольше времени, я бы хорошенько поработал с парнем. Но увы. Я встал.

— Ты еще обо мне услышишь, — пригрозил я ему.

Резко повернулся и вышел из «Молт шоп», тихо ругаясь. Я-то решил, мне удастся добиться успеха там, где копы и Бриджит обломались, а сам оказался в дураках. Уперся в глухую стену.

Я прислонился к витрине.

Бриджит я не сказал всей правды.

У меня не было связей. Я уже не ориентировался в изменившемся городе, не знал людей. Да, я занимался мелким рэкетом в начале девяностых, но с тех пор прошла целая вечность.

Я стрельнул сигарету у проходившего студента и присел в «форд-тандерберд». И что теперь делать? Пару раз затянулся и выкинул сигарету. Кивнул сам себе. Да, тут ловить нечего. Связей у меня нет, но я знаю человека, у которого они есть. У меня осталась всего одна козырная карта, да и та довольно опасная.

За Рубакой Клонфертом давненько числился должок.

В те времена, когда я и Рубака были подростками, мы оба были участниками крупной контрабандистской группы, работавшей по обе стороны границы между Северной и Южной Ирландией. Группа переправляла бензин, масло, женщин, самогон — на север; презервативы, противозачаточные таблетки, кассеты с запрещенным видео и иногда тех же женщин — на юг. Времена тогда были простые: боевики не связывались с наркотой, а пилеры на многое смотрели сквозь пальцы. Но даже тогда наше занятие считалось рискованным. Свой товар мы проносили через разные территории, и, чтобы дела шли как по маслу, необходимы были договоренности между всеми самостоятельными бандами и группировками.

Одним ненастным субботним вечером нас с Рубакой арестовали за управление грузовиком с ящиками виски. Мне-то еще оставалось несколько месяцев до совершеннолетия, поэтому пилеры даже не надели на меня наручники, а вот Рубаку они отмутузили и бросили в фургон. Ему светило пять лет за контрабанду, но, к счастью для него, я пролез в кузов, разбил сотню бутылок, бросил тлеющую сигарету и дал деру.

Пилеры сочли его дебилом и, оставшись практически без вещественных доказательств, повесили на Клонферта обвинение в управлении автомобилем без водительских прав. Он получил шесть месяцев, на свободу вышел через четыре. Я к тому времени был уже в армии, а затем уехал в Америку и с тех пор его не видел. Но кое-какую информацию о нем я слышал по Би-би-си, следил за его карьерой.

Теперь он больше не был Рубакой. Он был членом Законодательного собрания Северной Ирландии, членом городского совета Белфаста и одной из восходящих звезд Независимой республиканской партии. Его даже продвигали как вероятного лидера партии, и на выборах в следующем году он вполне мог стать членом парламента.

Гаррет Клонферт. Бывший Рубака.

Единственный подонок в Белфасте, которого я знал, был все еще жив.

Выбиться в люди ему оказалось непросто, потому что нельзя стать членом Совета НРП, если не вырежешь своих соперников. Для человека со стороны разобраться в болоте многофракционной ирландской политики крайне сложно, даже я иногда путаюсь, но я знал, что НРП — это побочная ветвь Республиканской Шин Фейн, являющейся радикальной фракцией Временной Шин Фейн, которая, в свою очередь, есть не более чем крыло официальной Шин Фейн. Честно говоря, НРП вообще-то довольно-таки гнусная контора. Она объявила принятое в 1997 году ИРА Соглашение о прекращении огня предательством и изменой. С 1998 года боевики военного крыла НРП устроили двенадцать взрывов, до событий одиннадцатого сентября они восхваляли Усаму бен Ладена как борца с колониализмом и за свободу, они были повязаны с баскскими сепаратистами из ЕТА, Организацией освобождения Палестины и итальянскими Красными бригадами. Мне не улыбалось идти просить помощи у своего старого друга Рубаки, но по трезвом размышлении он был моей единственной надеждой.

Быстро просмотрел телефонную книгу. Десять минут ходьбы от «Молт шоп».

Офисы советника Клонферта располагались в новом здании из стекла и стали, расположенном рядом с Ормо-роуд неподалеку от Би-би-си.

Первый этаж целиком был превращен в консультационный центр НРП, обслуживающий ее избирателей. Внутри слонялась парочка здоровяков, искавших работу, а также несколько местных жителей, пришедших сюда пожаловаться на канализацию, плохую уборку мусора и шумных соседей. Изнутри здание было выкрашено красновато-розовой краской. Повсюду расклеены плакаты с улыбающимися детьми всех цветов кожи, которые держатся за руки. На стене напротив входа висела некая пародия на гобелен из Байё,[17] выполненная то ли детьми, то ли взрослыми с умственными отклонениями; на нем были изображены сценки из повседневной жизни в Ирландии. Сценки эти остались неизменными с 1927 года: фермеры-овцеводы, фермеры-молочники, рыбаки. А над этими сценками мифической сельской идиллии красовался вышитый обескураживающий лозунг НРП: «Мир. Власть. Процветание».