Убийство души. Инцест и терапия - Урсула Виртц

3. Третья группа включает тех, кто активно противостоял эксплуатации и работал над интеграцией этого опыта, чтобы примириться с прошлым. Я имею в виду людей, которые в полной мере признают трагическое в своем жизненном опыте, но все же пытаются найти смысл в своей жизни. Об этом поиске смысла пойдет речь в следующей главе, так как потрясение в лагере смерти необязательно приводит к синдрому выжившего, а травма инцеста — к описанным отсроченным последствиям.

Часто говорят, что это такие раны, которые возникают снова и снова, что это такие шрамы, которые мы не ощущаем, пока они вдруг снова не заноют. Многие из моих клиенток вполне могли бы идентифицировать себя со стихами Готфрида Бенна[85]:

Я ношу тебя как рануНа лбу, и она не заживает.Она не всегда болит. И истекаетЕю сердце не до смерти.Лишь иногда я вдруг не вижу ничего и чувствуюКровь во рту.

Значение индивидуальной реакции пострадавшего имеет влияние на жизнь последующих поколений, которое не стоит недооценивать. В психоанализе уже неоднократно поднимался вопрос о передаче расстройств, вызванных травмами в концлагерях, детям выживших.

Дети выживших

В этом контексте представляет интерес групповой проект для переживших Холокост и их потомков, который был осуществлен в Нью-Йорке в 1975 г. Был задан вопрос о влиянии Холокоста на нынешнюю жизнь. Даниэли описывает четыре категории семей: семьи-жертвы, семьи борцов, онемевшие суровы ее семьи и семьи, которые «справились с этим»[86]. Примечательно, что те выжившие, что вернулись из концлагерей, чаще всего встречались в группах семей-жертв и онемевших суровых семей, в то время как выжившие в семьях борцов были на войне партизанами или бойцами Сопротивления.

Послевоенную атмосферу в домах семей-жертв характеризуют как удручающую, депрессивную, симбиотическую, с высокой подозрительностью и страхом по отношению к внешнему миру. Семья кажется полностью закрытой системой, в которой взрослые и дети поменялись ролями. Дети преждевременно взрослеют и должны служить доверенными лицами одного из родителей и компенсировать его разочарование в супруге. Неурегулированные конфликты и агрессия являются следствием неспособности провести границы. Страх совершить ошибку и недостаточная поддержка самоутверждения блокируют развитие детей в таких семьях. Вина является важным инструментом контроля в ходе семейных коммуникаций. Большинство членов этих семей боялись привести детей в мир и были в ужасе от того, что могут нагрузить их своим бременем или же что оставляют их в мире, в котором может произойти второй Холокост.

Онемевшие суровые семьи можно описать так: подавляющее безмолвие, отсутствие чувств, утрата всякой спонтанности. Супруги часто были единственными выжившими в семье и цеплялись друг за друга, но у них не оставалось сил, чтобы заботиться о детях. Физические и речевые коммуникации с детьми были минимальны, что впоследствии проявилось в определенной жесткости и безжизненности, неустойчивой самооценке у детей, ведь они никогда не были в центре внимания и не могли переживать свое существование как по-настоящему важное.

В семьях борцов подавлено все, что похоже на слабость, роль жертвы и болезнь, потому что это приравнивалось к нарциссической ране. Для семейной атмосферы характерна почти компульсивная активность, пропагандирующая достижения и успех и призывающая к агрессии. Любые формы зависимости осуждались.

Четвертая группа — тех, кто с этим справился, — была наименее однородна. На первый взгляд, такие люди лучше всего приспособились к обществу в своем активном стремлении к социальному и политическому статусу, к деньгам, известности или образованности. Все это часто шло рука об руку с полным отрицанием прошлого, которое заходило даже так далеко, что дети лишь косвенно догадывались о прошлом родителей. Стратегия отрицания в таких семьях часто приводила к физическим симптомам или эмоциональному оцепенению.

Параллели с темой инцеста для меня очевидны. В исследованиях были поставлены вопросы о проявлении инцеста в нескольких поколениях семьи и об условиях, при которых это происходит. Алиса Миллер подробно описала тесную связь между преступниками и жертвами, что преступники сами были жертвами в своем собственном детстве и вынуждены были это повторять, так как это не было переработано психологически. Неурегулированные конфликты передаются из поколения в поколение, так что инцест становится своего рода семейной традицией.

Согласно канадским исследованиям, последствиями пребывания в концлагере для потомков выживших является хрупкая структура семьи, а также то, что новое поколение не может формировать собственную идентичность.

Кроме того, и в литературе об инцесте речь идет о дисфункциональных, неблагополучных семьях, члены которых связаны симбиотически, а установление границ и автономия запрещены. Все, что имеет отношение к дифференциации и агрессивности, подавляется уже в детстве, и это значительно затрудняет последующее развитие способности к установлению границ. В своем выдающемся анализе кумулятивной травмы во втором поколении выживших после Холокоста Грубрих-Симитис описывает семейный климат тревожной гиперопеки, что затрудняет «способность выдерживать конфликты и переживание амбивалентности».

Часто родители не могут защищать детей и заботиться о них в должной мере, потому что адекватному подходу к детям мешают их собственные эмоциональные потребности, постоянная поглощенность собственной историей или тяжелые симптомы. Оставаться самой собой в ходе материнства и при этом опустошать себя — это может вызывать агрессивные импульсы у женщины по отношению к ребенку. Кроме того, часто возникает неуверенность в собственном материнстве и страх, что мать не сможет адекватно защитить детей от мира. Если в доме преобладает бездушная атмосфера и в чем-то механическое, безжизненное функционирование, то может случиться так, что члены семьи идентифицируют себя с этим чувством. В вышеупомянутом телефильме Фрухтманна дано слово взрослым детям пострадавшего. Кажется неслучайным, что и его дочь, и сын изучали психологию. Я вижу в этом попытку лучше понять семейные условия ретравматизации и справиться с ними. Аналогично передачу травмы инцеста, по моему мнению, можно по-настоящему предотвратить, если начат процесс осознания, будь то с помощью психотерапии или группы самопомощи.

При анализе переживших нацистский террор во втором поколении часто описывают изолированность таких семей, внутреннюю и социальную отделенность от окружения, что напоминает об изолированности инцестуозных семей и такую метафору для них как «параноидная крепость».

Возможно, из этих соображений стало ясно, что сексуальную эксплуатацию следует рассматривать и понимать в более широком политическом и социальном контексте.

II. На пути к исцелению

Разрушивший хоть одну душу равен тому, кто разрушил целый мир, а кто спас хоть одну душу, равен тому, кто спас весь мир.

1. Стратегии совладания с инцестом

Как женщины справляются с травматической ситуацией инцеста отца и дочери, какие стратегии совладания помогают им перерабатывать ее, какую роль играет в этом процессе поиск смысла?

Копинг — совладающее поведение, которое люди формируют в связи c определенной проблемой, — пристально изучается начиная с исследований стресса, проведенных Лазарусом в 1966 г. Под копингом он понимает процесс-ориентированное, постоянно изменчивое, зависящее от специфических требований поведение. В отличие от словарного определения, в соответствии с которым «копинг» означает «успешно справляться», Лазарус понимает под «копингом» не только активность, приводящую к успешному результату, но и любую попытку, каждое усилие в борьбе со стрессом. Совладающим может также быть поведение, которое мы описываем через концепцию «защитного механизма». Например, вполне эффективным может быть известное отрицание реальности, которое способствует адаптации к неконтролируемой ситуации. Таким образом, совладающее поведение лишь отчасти нацелено на решение проблем, но его самая главная функция — сделать эмоциональное бедствие человека более терпимым. Другие виды реагирования — избегание, обесценивание, дистанцирование, расщепление, демонстрирование позитивной ценности неблагоприятных событий — также можно рассматривать в этом контексте как эмоциональную саморегуляцию. Даже когда попытки совладания кажутся самообманом, они все же полезны как способ самосохранения и облегчают страдания индивида.

Переживание инцеста является экзистенциально более угрожающим, чем обычный стресс. Сексуальная эксплуатация может объективно быть тяжелым, критическим жизненным опытом, который имеет место не однажды, а в течение нескольких лет жизни. Однако последствия такого жизненного опыта связаны не только с тем, насколько объективно тяжким было злоупотребление, но и с особенностями личного восприятия, оценки инцеста с точки зрения потерпевшей и ее способности справиться с этой ситуацией. В предыдущих исследованиях ученые обычно концентрировались на внешних факторах и спрашивали, например, было ли связано физическое насилие с инцестом, как часто происходил инцест, какими были отношения ребенка с преступником. Анализ всех этих факторов оказывался недостаточным для понимания конкретного индивидуального процесса переработки травмы. Мне видится полезным подход когнитивной психологии к этой теме, согласно которому существует соотношение между любым стимулом извне, мышлением и чувствами личности. Происходит процесс оценивания, зависящий от структуры личности, ее способностей и уязвимости. Это объясняет тот факт, что в одной и той же ситуации у разных людей возникает разное восприятие и оценка. К личностным факторам, в целом влияющим на значение и оценку ситуации, относятся личные цели и ценности, а также то, чем руководствуется человек в своей жизни и действиях. Такая система ценностей может в важных ситуациях оказать решающую поддержку, может вселить мужество в обстоятельствах, которые кажутся безнадежными, может стать опорой в экстремальных ситуациях. Истории выживших в концлагерях это подтверждают.