Поездка в Трансильванию - Чингиз Абдуллаев

– Спасибо, – кивнул Дронго, – я так боялся, что придется звать на помощь.

– Вы – хам, – убежденным тоном произнесла Илона, повернувшись к нему. – Мало того что ведете себя абсолютно неподобающим образом, вы еще умудряетесь мило хамить пришедшей к вам женщине. Это просто безобразие. Вы плохо кончите, однажды какая-нибудь отвергнутая женщина вас убьет. – И Илона вышла, даже не попрощавшись.

Дронго закрыл дверь, вернулся в комнату и сел на кровать. Много лет назад у него была похожая история. Когда это было? В августе восемьдесят шестого, на румынском курорте в Мангалии. Тогда в его номер пришла Люба. Он был непростительно молод и глуп. Что-то между ними произошло – какая-то размолвка, недопонимание или они о чем-то поспорили. Но все закончилось тем, что он попросил ее уйти. Впервые в жизни Дронго вел себя столь неподобающе по отношению к женщине, пришедшей к нему в номер. Да, именно тогда он вел себя как настоящий хам. Ему до сих пор стыдно за тот вечер. Больше они никогда с ней не виделись. А Илона? С этой дамой даже интересно, она ведет себя порой более нагло, чем мужчины в подобных ситуациях, и совсем не чувствует, что выглядит при этом смешно. А если женщина вызывает у мужчины смех, это означает, что она не волнует его как женщина. Дронго стало грустно. Неужели все так быстро меняется? Ведь она действительно красивая женщина. Или это он начал меняться, даже не осознавая, какие изменения с ним происходят?..

Глава 13

После утреннего завтрака они посетили церковь Святого Николая. Сиди Какуб и Катиба Лахбаби, как мусульмане, вежливо осматривали церковь, ни к чему не прикасаясь. Уислер и Гордон – оба протестанты – быстрым шагом прошлись по церкви. Тромбетти перекрестился у статуи Христа, но не стал ставить свечу, он был католиком. А Лесия Штефанеску и Теодореску тоже не взяли свечи, равнодушно осматривая статуи святых внутри храма. Только православный профессор Панчулеску поставил свечу, поклонившись святому образу. И, к его огромному изумлению и к удивлению всех остальных присутствующих, рядом свечу поставил Дронго. Все посмотрели на него, но никто не успел ничего спросить – в церковь вошли Татьяна Демченко и Илона, которые тоже поставили свечи. Когда все вышли из церкви, Панчулеску спросил у Дронго:

– Вы разве православный?

– А свечу ставят только православные? – улыбнулся эксперт.

– Это так необычно, – признался профессор. – Я думал, что вы вообще атеист или мусульманин. Но вы поставили свечку.

– Я больше агностик, – сказал Дронго, – что не мешает мне уважать религию и чувства верующих. Поэтому я исправно ставлю свечи в православных и католических храмах, посещаю мусульманские мечети и иудейские синагоги, снимая обувь в первых и надевая кипу во вторых.

– Вы – человек мира, – улыбнулся Тромбетти, – просто какой-то непонятный символ всемирного космополита.

– Скорее человека, уважающего все религии, – возразил Дронго.

Они прошли в салон автобуса и расселись по своим местам, только вместо Брынкуша на его месте оказался Теодореску. Татьяна и Илона прошли к своему автомобилю, где за рулем уже сидел водитель, рядом с которым расположился Колесников. Это был кроссовер «Ауди» белого цвета. Впереди ехал довольно подержанный внедорожник полиции. Такой кавалькадой они и двинулись на запад, в направлении бывшей столицы Трансильвании Клуж-Напоки.

Трансильвания, или Залесье, по-немецки называлось Семиградьем. Люди жили здесь достаточно давно. К первому веку до нашей эры здесь было уже сильное государство даков, которое пало под ударом римского императора Траяна. При этом сами даки считались предшественниками румынской нации, возникшей в результате смешения даков с осевшими здесь римскими колонистами. Дакия была самой северной частью территории, куда удалось продвинуться римлянам. Может, поэтому имя императора Траяна осталось в памяти народа, хотя фактически он был завоевателем, истреблявшим их предков. Но постепенно возник румынский язык, являющийся явным ответвлением латинского. Начала возникать румынская нация, формирующаяся из двух колен – древних даков и римлян, оставшихся в этих местах. Почти двести лет эта провинция мужественно защищалась от натиска варварских племен, постоянно атакующих с севера. И, наконец, в двести семьдесят первом году нашей эры римляне приняли решение оставить северный край, отойдя за Дунай, чтобы им легче было защищаться. Сюда сразу устремились племена готов и аваров, затем появились славяне.

Еще через шесть веков сюда пришли мадьярские племена, которые постепенно захватили всю территорию, оттесняя румын на восток и юг. Уже в десятом веке образовалось венгерское государство, и Трансильвания была его составной частью в течение пятисот лет. После Мохачской битвы в тысяча пятьсот двадцать шестом году Трансильвания попадает под власть Османской империи, как и вся Венгрия. При этом в ней правили семьи Баториев и Ракоци. Но после неудачной осады турками Вены, уже в тысяча шестьсот восемьдесят седьмом году, Трансильвания перешла к набирающей силу Австрийской империи, закрепившей Карловицкий мир 1699 года. Но формально она оставалась автономным княжеством, и через двенадцать лет князь Ференц Ракоци поднял мятеж против Габсбургов. Подавив мятеж, Габсбурги присоединили Трансильванию к своей новой империи, где она и оставалась до окончания Первой мировой войны, когда Румыния, воевавшая в составе стран Антанты, получила Трансильванию, отторгнутую от разгромленной Австро-Венгрии. Ради справедливости стоит признать, что уже тогда венгерское население Трансильвании составляло только тридцать два процента, а большинство были румынами.

В сороковом году Венским арбитражем, проведенным под патронажем Гитлера, Трансильванию вернули Венгрии, а сразу после Второй мировой войны – снова Румынии. И уже к концу двадцатого века венгерское население Трансильвании составляло только двадцать процентов.

Едва показались горы, как Панчуленску начал оживленно рассказывать об истории Трансильвании, начав с древних даков, которые под руководством легендарного царя Децебала защищались от римлян.

– Непонятно только, почему в вашей стране столько Траянов? – рассмеялся Тромбетти. – И отель, в котором мы жили, назван в честь римского императора, и даже ваш президент носит его имя. По-моему, румыны – единственная нация в мире, которая так любит имя своего поработителя.

– Не единственная, – возразил Сиди Какуб. – Имя Александра было популярно во всем восточном мире после его завоеваний. Но там его называли Искандером. А имя хромого Тимура стало популярным у турков после знаменитой битвы, когда он разгромил Баязида Ильдрыма, или, как вы говорите, Баязида Молниеносного. Я уже не говорю об имени Чингисхана, которое повторяется почти у всех тюрко-татарских народов, хотя это был самый жестокий завоеватель. Иногда имя завоевателя считается символом власти, обеспечивающим его носителю энергетику подобного имени.

– Наверное, вы правы, – согласился Панчулеску, – но учтите, что еще это имя ассоциировалось и с самими римлянами, которые принесли свою цивилизацию и свою культуру в наши края. – И он продолжил рассказ об обычаях и нравах Трансильвании.

Сиди Какуб наклонился к Дронго и тихим голосом сообщил:

– Брынкушу предъявили обвинение в убийстве Эужении Лунгул, и еще этому молодому человеку, который был дежурным в нашем отеле.

– Этот следователь – полный кретин, – разозлился Дронго. – Откуда вы об этом узнали?

– Утром слушал последние новости. И еще я обратил внимание, что господин Гордон все время кому-то звонит, уточняет, когда они увидятся.

– Он должен был вообще отказаться от этой поездки после убийства Эужении, – сообщил Дронго.

– Почему?

– Перед самым отъездом он сообщил мне, что получил письмо с угрозами в свой адрес из Румынии, где ему предлагали не прилетать на конференцию.

– Он сообщил об этом румынам?

– Нет. Более того, говорит, что не может вспомнить, куда положил это письмо.

– Такое письмо получил только он?

– Гордон сказал, что Уислер тоже, но тот выбросил его в мусорную корзину. У него в Вашингтоне все письма вскрывает секретарь.

– Такие письма получили только американцы?

– Нет. Я проверил. Еще профессор Вундерлих из Лейпцигского университета, который сообщил об этом румынам, и профессор Тальвар из Сорбонны, который пропал неизвестно куда.

– Его убили или похитили?

– Ничего неизвестно. Он уехал на юг и пропал где-то в горах.

– Вы считаете, что эти письма связаны с убийством госпожи Лунгул?

– Не знаю. Но Тальвара пока не нашли.

Сиди Какуб посмотрел на сидевших впереди Уислера и Гордона и спросил:

– Вы подозреваете профессора Гордона?

– Пока нет. Но он явно что-то недоговаривает.

– А мне не понравился господин Теодореску, – признался Сиди Какуб.