Последний исход. Книга четвертая - Вера Петрук

Когда на крышку упали первые комья глины, септоры беспокойно зашевелились, и в тесноте ящика приторно запахло цветами. Стараясь не дышать, Арлинг подумал, что многие ученики погибали в самом начале Испытания, даже не пытаясь убить змей.

«Как же долго они закапывают эту проклятую яму».

«Воздуха надолго не хватит».

«Глина сухая, почти песок, лежит неплотно. Ты умрешь от яда септоров раньше, чем успеешь задохнуться».

Мысли беспокойно метались в голове, создавая хаос в чувствах и мешая следить за змеями. Спина, которую пришлось выгнуть, чтобы не задеть септора на дне ящика, начинала ныть от напряжения, но Арлинга больше тревожил змей, который устроился на его голове, обмотав шею хвостом. По всем правилам, гадины должны были забиться по углам, но их тянуло к человеку.

Наконец, серкеты забросали яму комьями глины, и наступила тишина. Какое-то время Регарди следил за движениями всадников, но вскоре исчезли и они. Никто даже не остался его охранять. Мир стал пустым и безмолвным.

«Теперь ты всего лишь глиняный холм посреди такыра», – подумал он.

Наступившая тишина была необычной. Под землей не было слышно ни ветра, ни шелеста травы, ни насекомых. Он помнил, как было тихо в лесах Мастаршильда по утрам, когда с гор спускался туман, застилая долину плотным покрывалом, не пропускающим ни звука. Помнил тишину Холустайской пустыни в полдень, когда от солнечного зноя кружилась голова, а всякая жизнь прекращалась на многие сали вокруг. На уроках в Школе Белого Петуха иман учил его не замечать шум города, чтобы услышать настоящую тишину, но даже тогда, когда учитель хвалил его, Арлингу никогда не удавалось добиться настолько полного растворения всех звуков.

Тишина давила и подминала, заявляя о себе тошнотой и слабостью в теле. «Это от запаха септоров», – попытался объяснить он, но правда была простой. Арлинг ненавидел тишину – она возвращала ему слепоту, убивая надежду и превращая его в бродягу без смысла и цели существования.

Постепенно змеи успокаивались, а вслед за ними успокаивался и он. Септор выполз из-под него, и Регарди прижался спиной к дну ящика, чтобы не позволить другой змее свить под собой гнездо. Септоры еще ползали по гробу, но двигались вяло и неохотно, и Регарди надеялся, что они скоро заснут. Мысль о сне, как об оружии, которое могло бы помочь победить время и дождаться пятой луны, была заманчивой, но засыпать в одном ящике с септорами было опасно, а он все еще надеялся выйти из гроба живым.

Испытание Смертью оказалось таким же фальшивым, как и весь орден серкетов – пережитком прошлого, смешным и нелепым. Арлинг не знал, чему можно было научиться, лежа в одном гробу со змеями, но уже понял, что должен был сделать, когда Скользящие придут за ним. Они будут разочарованы, так как найдут мертвое тело еще одного провалившего Испытание. Иман обучал его техникам, которые помогали временно останавливать сердце. Арлинг использовал их только однажды – когда проходил экзамен в Школе Белого Петуха. Сейфуллах как-то раз просил его показать «труп», но Регарди отговорился, что все забыл. Он лгал. Уроки учителя не забывались никогда. Порой ему казалось, что еще вчера он занимался на Огненном Круге и бегал по крепостной стене Балидета. Жаль, что между «вчера» и «сегодня» минула вечность.

Ящик был длинным, словно серкеты специально подбирали его под рост Арлинга. Низкорослым кучеярам в нем должно было быть просторно. Цветочный запах, исходящий от септоров, еще ощущался, но стал слабее. Похоже, змеи поверили, что он являлся частью гроба. Оставалось поверить в это самому.

Ему понадобился час, чтобы заставить сердце биться слабее, хотя, возможно, времени ушло больше. Или, наоборот, промелькнули секунды. Неудобства не имели значения. Септоров не существовало. Пить не хотелось. Плоть растворилась в древесине, а мысли перестали скакать по острым камням чувств и эмоций, пустившись в плавание по волнам сознания. В такие моменты слепые глаза начинали видеть.

Сначала Арлинг представил имана. Учитель сидел на кромке бархана и глядел на догорающее солнце. Последние лучи умирающего светила окрасили его лицо и одежду в багряные тона, отчего казалось, что учитель с головы до ног был облит кровью. Его глаза были закрыты, а пальцы сплетены в знак иф. Можно было подумать, что он молился, но Регарди знал, что в сердце учителя зияла дыра, оставшаяся после того, как Нехебкай перестал быть его путеводной звездой. Он надеялся, что когда-нибудь эта дыра заполнится новой верой, которая придаст учителю силы победить в войне с Подобным. А пока вместо имана будет верить Арлинг. Верить, что у Тигра Санагора все будет хорошо.

Рядом с иманом спал Сейфуллах. Болезнь и тяготы пути измотали его куда меньше душевных переживаний. Лицо молодого Аджухама искажали волнения последних месяцев, порождая морщины, которые не разгладятся никогда. Сон Сейфуллаха был тревожным, а его пальцы крепко сжимали рукоять джамбии, но Арлинг был за него спокоен. Аджухам прошел свое Испытание Смертью и выдержал его достойно. Регарди отпустит его так же, как Сейфуллах освободил его от клятвы халруджи.

На взгорье Малого Исфахана глядел вдаль Великий Судья керхов, которого Арлинг когда-то знал под другим именем. Из учеников Школы Белого Петуха в живых остались только двое. Большинство были убиты Маргаджаном после взятия Балидета, Беркут погиб при загадочных обстоятельствах во дворце наместника, Ола, окончательно помутившегося разумом после Испытания Смертью, убил сам Арлинг в недрах Туманной Башни. Подчиняясь воле учителя, Сахар отправился к керхам и занял место Великого Судьи, получив возможность диктовать кочевникам свою волю, которая была отражением хитрого плана учителя. С его помощью иман хотел уговорить керхов нарушить клятву, данную Подобному много лет назад, и заставить их покинуть армию Маргаджана. Арлинг надеялся, что у Сахара все получится. Он будет верить и в него тоже.

Жаль, что серкеты забрали сверток, где лежал курагий, подаренный Сахаром ему на память. Регарди достал камень со дна кипящего котла и с тех пор хранил его в нагрудном кармане, надеясь изучить лучше, когда будет время. Сейчас у него появилось много времени, но не было курагия. Между тем, Арлинг был уверен, что осколок, который иман назвал окаменевшим растением, как-то влиял на солукрай, дремавший в его теле уже многие дни. Арлинг не знал, как разбудить то, во что не верил.

Украденного свертка было жаль не только из-за курагия. В нем хранилась прядь волос Альмас, которую она подарила ему на прощание. Когда Арлинг жил в Балидете, то мало знал о богатой наследнице семьи Пир, но после их встречи в Иштувэга, его отношение к ней изменилось. И не только потому, что гибель Жемчужины Мианэ превратила девушку из первой городской красавицы в бедную служанку дальних родственников. Жалость всегда была плохим чувством. Он не любил, когда ее испытывали к нему, и старался не оскорблять ею других людей. В Иштувэга Регарди встретил иную Альмас – сильную, ненавидящую, свободную. Он не смог взять ее с собой, но дал шанс, который, возможно, уже привел наследницу Пиров к гибели. Путешествие в Самрию через несколько пустынь в компании каторжника и вора могло закончиться, даже не начавшись. Вулкан поклялся ему, что проводит девушку до столицы и будет присматривать за ней позже, но Регарди не знал, чего стоило слово вора. И все же он надеялся, что Альмас Пир найдет свою дорогу к свету.

«Прежде чем заставить сердце остановиться, нужно его замедлить, – звучали в голове слова имана. – Сначала представь месяц. Молодой, хрупкий, робкий. Он несмело плывет над барханами, не зная о своей силе. Она появится позже и убьет его юность, превратив в тяжелое чудовище, истекающее собственным соком. Торжество плоти будет длиться недолго, но посеет семена безумия, которые дадут опасные всходы. Луна начнет умирать, исчезая под собственной тяжестью, пока не станет ветхим стеблем, скрюченным от старости и болезни и не имеющим ничего общего с юным месяцем. Он родится позже, и хотя его жизнь коротка, и в ней мало света, он – путь, который дает надежду».

Иман всегда говорил туманно, но со временем Арлинг научился его понимать. Не нужно вслушиваться в слова. Нужно лишь представить месяц. Увидеть слепыми глазами то, что когда-то было неприметным в его жизни. Как часто молодой Арлинг смотрел в ночное небо? До появления Магды – никогда. После встречи с ней его больше интересовали звезды, которые были так похожи на волшебную дочь Фадуны. Итак, как же выглядел молодой месяц?

Арлинг не мог его представить. Это было неприятным открытием. Почуяв тревогу человека, септоры беспокойно зашевелились, и ему пришлось задержать дыхание, чтобы они вновь улеглись по своим местам.

Интересно, чем питались змеи, и как давно их кормили?