Слава для Бога (СИ) - Дед Скрипун

Вот так, лицом к лицу с врагом, внук Перуна находился в первый раз в жизни. Это вам не с высоты Прави рассматривать суетящиеся в сражении войска. Оттуда это просто забавная, движущаяся картинка, сидишь в мягком и нежном облачке с кружкой хмельного нектара в руке, смотришь, гадаешь: «Кто, кого одолеет», и ничего тебе не угрожает, ты просто зритель, а тут стоит напротив воин, направив тебе в грудь меч, и в его взоре, из под стального забрала, застыло страстное желание убить, и никого-нибудь, а именно тебя.

Жуткое ощущение. Страшно до дрожи, но надо терпеть и стоять. Он отныне воин, один из многих, и от него, от его стойкости, от его смелости и отваги, как и от отваги и стойкости других, зависит победа и жизнь всего княжества. Жизнь его Славуни. Ради нее он готов идти на смерть, но не допустить врага бесчинствовать да грабить, обижать свою любовь.

— Богумир! Князь кличет! — Он не сразу понял, что зовут именно его. Посыльный крикнул громче еще раз, и только когда Храб толкнул его, под смешок словоохотливого воина, кулаком в бок, внук Перуна очнулся от своих дум и откликнулся.

— Вот. — Рар кивнул в сторону угрюмого, разочарованного переговорщика. — Может ты чего разберешь? Мы головы сломали. Не понимаем, чего он желает от нас?

Богумир развернулся и шагнул на встречу ожидавшему вражескому воину:

— Что ты хотел? Говори мне, я пойму и переведу. — Обратился к нему парень.

— Ну наконец-то. — В глазах переговорщика сверкнула радость. — Додумались толмача позвать.

— Я не толмач. — Мотнул головой Богумир. — Но это не важно. Говори, я понимаю.

— Чудо-то какое. — Раздался за спиной бывшего бога тихий шепот Гостомысла. — Говорит твой зятек по-нашенски, а тот супостат, мало того, что понимает, так еще и ответствует. Да еще и ворон этот, вечный спутник с плеча не слазает у парня. Чудно. Не прост твой малец. Ох непрост.

— Нашел время лясы точить, да сплетничать. — Огрызнулся тихонечко Перв. — Радуйся, что поймем наконец, что от нас вражина желает, да ответ через моего зятька ворогу дадим.

— А ну тихо! — Рявкнул на них князь. — Не мешайте слушать.

— Локк предлагает встретится и решить спор миром. — Между тем говорил посланник, а Богумир тут же переводил. — Вы умные люди, зачем проливать кровь, когда можно договориться?

— Вы пришли на нашу землю с разором, а теперь мира запросили? — Плюнул словами князь.

— От чего же мира? — Хмыкнул посланник. — Но я не в праве говорить с вами, я всего лишь донес слова своего владыки, и отнесу ему ответ. — Он сверкнул глазами. — Встретится Локк предлагает на берегу реки, в аккурат посередине, на нейтральной земле, не оружными. С нашей стороны трое и с вашей трое. Там все и обсудите... Я жду ответа. — Он опустил голову и безучастно замер в ожидании.

— Ну что скажете братья. — Рар окинул взглядом присутствующих.

— Не нравится мне это. — Угрюмо отвел взгляд Перв, и добавил едва слышно. — Очень не нравится. Не верю.

— А я думаю, что надо поговорить. — Не согласился с ним Гостомысл. — Послушаем, а соглашаться или нет с их предложением... Это наше право. За разговор мзды не взыщут.

— То же думаю, что встретиться надо. — Согласился князь. — Глянем на татей поближе, послушаем, мож чего надумаем. — Он махнул рукой Богумиру. — Переводи малец, согласны мы, через час встретимся с Локком на льду речки, как и условлено, но что бы без обмана, как и договаривались, безоружными и по трое, не то встрече не бывать.

Посланник выслушал перевод, склонил соглашаясь голову и развернувшись вскочил в седло стоящего рядом гнедого коня, уехал.

— Не нравится мне все это. Не верю я им. Рыбоеды те еще лгуны да обманщики, а князь их та еще скользкая сволочь. — Пробубнил недовольный Перв себе под нос, но решение было принято.

Встрече быть.

Глава 12 Я и этот пацан

Дни тянулись за днями в томительном, пиявкой сосущей из души неизвестностью силы. Нет ничего тяжелее, чем ждать, а ждать любимых еще тяжелее.

Лель, после разговора с Ороном исчез, растаял так же неожиданно, как и появился, лишь подмигнув на прощание добрыми, светящимися заботой глазами, словно прошептав: «Я буду рядом, не беспокойся красавица». Славуня чувствовала присутствие бога любви. Пусть он и был невидим, но все же незримо, и неустанно следил за всем, что происходит вокруг. Она это знала точно, чувствовала душой.

Утро сменял тягучий день, затем долгий вечер, а следом приходила бессонная ночь, и так изо дня в день, от восхода до восхода, нескончаемым потоком высасывающей силы тревоги. Ничего не менялось в жизни девушки, пока не произошел тот самый случай, который изменил жизнь, и отношение к ней окружающих людей.

В доме подходили к концу продукты питания, и Слава собралась на рынок, пополнить запасы, а за одно и прогуляться на свежем воздухе, подышать вступающей в свои права весной, и слегка развеять тоску.

В город, по последнему снегу, приехали торговые гости с востока, и бабы на улицах, собираясь кружком у колодцев, возбужденно размахивая руками, шумно расхваливали привезенные ими удивительные, тонкие как воздух красочные ткани, коих не под силу соткать местным умелицам. Почему бы и ей не присмотреться да не прикупить отрез на новый сарафан или плат? Удивить да порадовать Богумира и тятьку красочной обновкой, когда те вернутся с тяжелого похода.

Рынок гудел, ульем возбужденного торга наполняя гомоном городскую площадь. Поход за покупками, в те далекие времена, это как поход в театр или на крайний случай в кинотеатр в наше время. Одевали на себя лучшее, расчесывали волосы на голове и бороде, подкручивали усы, нарумянивали щеки, подводили угольками брови, начищали до блеска сапоги, выпаривали и разглаживали каждую складку на сарафане, надевали вычурные кокошники, пытаясь выглядеть лучше, чем есть на самом деле, дабы показать окружающим достаток семьи, которого может быть и не было вовсе. Но такова уж сущность человека, и сколько бы веков не прошло, она остается неизменной: «В первую очередь казаться». Не зря говорит поговорка: «Встречают по одежке», а уж как затем проводят, то только богам известно.

Славуня неторопливо шла по рынку, рассматривая товар.

В одном ряду славили рыбу, похваляясь ее свежестью, и тыча плавниками и хвостом в лицо, выпучив на покупателя честные глаза ни в какую не сбавляли слегка завышенную цену.

В другом нахваливали нежность и жирность мяса, убеждая, что лучшего куска убоины не найти во всем белом свете, и потому просто необходимо его купить именно здесь, и только ради такого покупателя, который почти брат, готовы уступить в цене, только купи.

Крестьянин, с испачканным в муке вывернутым изнанкой вверх тулупом, и мясистым носом, кряхтел, забрасывая в повозку тяжелый мешок, уверенно вещал: «Не сумлявайся, друже, лучшего, мелкого да чистого помола в округе не сыщешь. Только на моей мельнице стальные жернова, остальные каменными пользуются, а там крупинки да пыль на зубах скрепит, пакость да непотребство одно. Точно говорю: „Не прогадал ты, когда мне за хороший продукт переплатил“, — кушай хлебушек, да шанежки с моей мучицы и радуйся. Аппетиту тебе приятного».

А вот и восточные купцы. Кожа у них темная, солнышком до коричневой корочки опаленная, словно на дворе не конец зимы, а середка лета, бороды куцые, смешные, и глаза черные, что те угли, хитрые, с прищуром, что редкость в тутошних краях. Одежка тоже дюже мудреная, длинная, что бабий сарафан, плотная, узорами замысловатыми, завитушками чудными вышитая, красные кончики сафьяновых сапог, вверх задранные, из-под полы выглядывают, а на головах вместо шапки, гнездо птичье, из цветастой ткани накрученно. Одно слово: «Чужестранцы». Чудные. Говорят быстро, слова коверкая, и все время улыбаются товар расхваливая, но ни в какую цену кусачую не сбавляя.

Слава присмотрела голубенький отрез, волной спадающий с прилавка. Как раз такой и хотелось купить, дюже красивые обновки из него получаться. Остановилась неподалеку и, словно потеряв интерес, принялась ждать своей очереди, пока Любава, соседская девушка, дочка кожевенника Еремы, сторгуется с несговорчивым, восточным продавцом.