Сойкина Ворона (СИ) - Галина Валентиновна Чередий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет ее походу. На работе, значит. Ну вот, изучай, подойдут ли тебе мои хоромы, — с усмешкой толкнул дверь в ванную Колька и принялся отпирать свою — мою будущую — комнату.
Я чисто для вида прошелся туда-сюда, заглянул в удобства (убогенько, но чистенько), в огромную кухню, зацепив взглядом стоящий на столе у окна очень достойный музыкальный центр и четыре колонки по углам под потолком, быстро просмотрел названия на стопке дисков. Вот оно что, моя девушка меломанка.
В комнате имелось в наличии самое главное — массивный внушительных размеров раскладной диван (из разряда той самой старой мебели, которую только целой футбольной командой вынести можно, или по частям, но еще попробуй разломай), стол круглый на резной витой ноге, пара стульев и старинный пузатый рыжий шкаф.
— Ну что? — спросил Колька, нагружаясь собранными, видимо, заранее баулами из угла. — Пойдет? Если че, то холодильник тоже есть, на кухне в правом дальнем углу «Зил». Старый, но рабочий, только включить надо. А в столе рядом с ним вся бабулина посуда осталась. Сковородки там и кастрюли с ложками-вилками-кружками.
— Кости есть куда кинуть, шмотье есть куда повесить, жратву тоже есть в чем готовить и хранить. Меня все устраивает. Цена вопроса?
Втроем с молчаливым Серегой мы погрузили в пятерку пожитки Кольки в один заход, я получил ключи, и уже через пятнадцать минут они везли меня подкинуть до офиса за моей ласточкой.
— Коль, а насчет соседки твоей еще вопрос на всякий… — решил я использовать время с пользой. — Ты сказал, что она ничего так, но живет одна. Стало быть, характер тяжелый?
— Да я бы так не сказал. Нелюдимая просто, — оглянулся на меня мой квартирный хозяин. — Тебе какая разница?
— Ну, я же сказал тебе, что девчонки у меня будут, парни с работы, может, когда. Вдруг ее это бесить будет?
— Не-а. Я когда жил там полгода, у нас с ней вообще никаких терок не было ни из-за шума или друзей-подруг моих. Говорю же — нелюдимая она. Пофиг на все, лишь бы к ней сам никто не лез.
— А чего так? Всегда такая была что ли?
— Михась… — начал Колька, насупливаясь, но я поднял ладони в примирительном жесте.
— Эй, я из чистого любопытства, не хочешь — не говори.
— Да история одна была… — посопев, все же разродился Колька. — Я не то, чтобы прямо все точно знаю, от бабки слышал, а той Женькина бабка рассказывала, свою версию или что считала нужным. Короче, у нее, в смысле у бабки Вороновой, всегда были жесткие контры с невесткой. Ну сам знаешь как бывает — сразу характерами не сошлись, и все, вечные вялые боевые действия. Тем более повод такой еще — лет десять что ли молодые прожили, а ребенка так и не заделали. Стало быть невестка конченная, бесплодная и все такое.
— Это не всегда из-за женщины бывает, — вставил свои пять копеек хранивший до сих пор молчание Серега. — Иногда и мужики того… не способные случаются.
— Да это понятно, — отмахнулся уже сам увлекшийся Колька. — Но то наше поколение с пониманием, а то наши родители и деды с бабками. Там же всегда однозначно — детей нет, значит баба больная или бесплодная. Короче, видать, свекруха допилила невестку, и они взяли девочку из дома малютки. Мелкую совсем, почти новорожденную, от которой мать отказалась.
Моя Льдина — удочеренная сирота? Что-то у меня аж в груди погано заныло. Не от этой информации, а от предчувствия, что дальнейший рассказ хрен мне понравится.
— А бабка, небось, не приняла, типа кровь не наша? — спросил я хмуро.
— Не угадал ты, Михась. Вороновская бабка неплохая такая была, ну, насколько я ее запомнил. Там другая петрушка приключилась. Женьку взяли, значит, и месяца не прошло, как оказалось, что мать ее приемная внезапно в положении. Свершилось, наконец, прикинь. Счастье-радость и все такое, даже типа мир в семье у них настал на время. А потом родилась Лариска, и понеслось… Мамаша эта свежеиспеченная Женьку замечать почти перестала. Сначала все думали, что после родов это, ну бывает у баб стресс там или типа того. Но время шло, а все только хуже было. Лариска — солнышко, куколка, кровиночка — и обнимет, и глаз не сводит, и хвалит за все, а Женьки вроде и нет вообще. Бабка Вороновская за это опять на невестку взъелась — мол, ребенка взяла, так будь добра внимание уделять и любить. Да только насильно ведь никого любить не заставишь. Моя бабуля говорила, что походу мамаша эта… блин, как же зовут, забыл начисто, так короче она бы с удовольствием Женьку обратно бы в детдом сдала, да боялась осуждения вокруг.
— Неужели совсем плохо она с девочкой обращалась? — процедил я сквозь зубы.
— Если ты про била там или орала, то нет вроде, такого не слыхал. А просто не замечала, пустое место она, хоть что Женька сделай. Она и училась на отлично, и спортом занималась, и олимпиады по всяким предметам, и кругом места первые — похрен. А потом какая-то сердобольная падла нашептала Женьке, что она приемная. Всегда же такая найдется, сами знаете.
— Угу, знаю, — поддакнул я мрачно.
— Лет восемнадцать ей тогда было вроде… школу уже точно закончила, помню, — задумался на секунду Колька, припоминая, а я ловил каждое слово. — В общем, видать это как-то сорвало девчонку, и вышло у них в итоге кое-что хреновое. У Лариски появился жених, какой-то там очень перспективный парень постарше из достойной любимой дочурки семьи. Идеальная партия, и все такое. Уже даже к свадьбе начали готовиться, и тут бабах — всех ставят перед фактом, что ни черта этот хороший мальчик на Лариске жениться не хочет. И не просто не хочет, а они уже с Женькой тишком расписались, прикинь?
— То есть Ворон…ова увела мужика у сестры своей? — удивился я. Хотя чему удивляться? У везучего засранца были глаза на положенном месте, и они видели Евгению. Этим все сказано по-моему.
— Ну там уж хрен знает, она его увела или он к ней сам полез. Вот как по мне — мужчина же не баран, чтобы его уводить, хоть и думаем мы временами членом. Но если сунул его куда — не будь чмом и не тыкай потом пальцем на женщину, мол я ни при чем, она сама на стояк случайно энное количество раз упала, — пожал плечами, чуть презрительно скривившись,
