Стругацкие. Лучшие произведения в одном томе - Стругацкие Аркадий и Борис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Положим, – сказал Андрей, – Денни был совершенно уверен, что его проблема разрешима.
Изя отмахнулся от него.
– Вы оба ни черта не понимаете, – объявил он. – Вот вы полагаете себя технократами и элитой. Демократ у вас – слово ругательное. Всяк сверчок да познает приличествующий ему шесток. Вы ужасно презираете широкую массу и ужасно гордитесь этим своим презрением. А на самом деле вы – настоящие, стопроцентные рабы этой массы! Все, что вы ни делаете, вы делаете для массы. Все, над чем вы ломаете голову, все это нужно в первую очередь именно массе. Вы живете для массы. Если бы масса исчезла, вы потеряли бы смысл жизни. Вы жалкие, убогие прикладники. И именно поэтому из вас никогда не получится маньяков. Ведь все, что нужно широкой массе, раздобыть сравнительно нетрудно. Поэтому все ваши задачи – это задачи, заведомо разрешимые. Вы никогда не поймете людей, которые кончают с собой в знак протеста…
– Почему это мы не поймем? – с раздражением возразил Андрей. – Что тут, собственно, понимать? Конечно, мы делаем то, чего хочет подавляющее большинство. И мы этому большинству даем или стараемся дать все, кроме птичьего молока, которое, кстати, этому большинству и не требуется. Но всегда есть ничтожное меньшинство, которому нужно именно птичье молоко. Идея-фикс, понимаете ли, у них. Идея-бзик. Подавай им именно птичье молоко! Просто потому, что именно птичьего молока достать нельзя. Вот так и появляются социальные маньяки. Чего тут не понять? Или ты действительно считаешь, что все это быдло можно поднять до элитарного уровня?
– Не обо мне речь, – сказал Изя, осклабляясь. – Я-то себя рабом большинства, сиречь слугой народа, не считаю. Я никогда на него не работал и не считаю себя ему обязанным…
– Хорошо, хорошо, – сказал Гейгер. – Всем известно, что ты сам по себе. Вернемся к нашим самоубийствам. Ты полагаешь, значит, самоубийства будут, какую бы политику мы ни проводили?
– Они будут именно потому, что вы проводите вполне определенную политику! – сказал Изя. – И чем дальше, тем больше, потому что вы отнимаете у людей заботу о хлебе насущном и ничего не даете им взамен. Людям становится тошно и скучно. Поэтому будут самоубийства, наркомания, сексуальные революции, дурацкие бунты из-за выеденного яйца…
– Да что ты несешь! – сказал Андрей с сердцем. – Ты подумай, что ты несешь, экспериментатор ты вшивый! «Перчику ему в жизнь, перчику!» Так, что ли? Искусственные недостатки предлагаешь создавать? Ты подумай, что у тебя получается!..
– Это не у меня получается, – сказал Изя, протягивая через весь стол искалеченную руку, чтобы взять кастрюльку с соусом. – Это у тебя получается. А вот то, что вы взамен ничего не сможете дать, это факт. Великие стройки ваши – чушь. Эксперимент над экспериментаторами – бред, всем на это наплевать… И перестаньте на меня бросаться, я же не в осуждение вам говорю. Просто таково положение вещей. Такова судьба любого народника – рядится ли он в тогу технократа-благодетеля или он тщится утвердить в народе некие идеалы, без которых, по его мнению, народ жить не может… Две стороны одного медяка – орел или решка. В итоге – либо голодный бунт, либо сытый бунт – выбирайте по вкусу. Вы выбрали сытый бунт – и благо вам, чего же на меня-то набрасываться?
– Соус на скатерть не лей, – сердито сказал Гейгер.
– Пардон… – Изя рассеянно растер лужу по скатерти салфеткой. – Это же арифметически ясно, – сказал он. – Пусть недовольные составляют только один процент. Если в городе миллион человек – значит, десять тысяч недовольных. Пусть даже десятая процента – тысяча недовольных. Как начнет эта тысяча шуметь под окнами!.. А потом, заметьте, вполне довольных ведь не бывает. Это только вполне недовольные бывают. А так ведь каждому чего-нибудь да не хватает. Всем он, понимаешь, доволен, а вот автомобиля у него нет. Почему? Он, понимаешь, на Земле привык к автомобилю, а здесь у него нет и, главное, не предвидится… Представляете, сколько таких в Городе?
Изя прервал себя и принялся жадно поедать макароны, обильно заливая их соусом.
– Вкусная у вас жратва, – сказал он. – При моих достатках только в Стеклянном Доме и пожрешь по-настоящему…
Андрей посмотрел, как он жрет, фыркнул и налил себе томатного сока. Выпил, закурил сигарету. Вечно у него апокалипсис получается… Семь чаш гнева и семь последних язв…
Быдло есть быдло. Конечно, оно будет бунтовать, на то мы Румера и держим. Правда, бунт сытых – это что-то новенькое, что-то вроде парадокса. На Земле такого, пожалуй, еще не бывало. По крайней мере – при мне. И у классиков ничего об этом не говорится… А, бунт есть бунт… Эксперимент есть Эксперимент, футбол есть футбол… Тьфу!
Он посмотрел на Гейгера. Фриц, откинувшись в кресле, рассеянно и в то же время старательно ковырял пальцем в зубах, и Андрея вдруг ошеломила простая и страшная в своей простоте мысль: ведь это всего-навсего унтер-офицер вермахта, солдафон, недоучка, десяти порядочных книжек за всю свою жизнь не прочитал, а ведь ему – решать!.. Мне, между прочим, тоже решать, подумал он.
– В нашей ситуации, – сказал он Изе, – у порядочного человека просто нет выбора. Люди голодали, люди были замордованы, испытывали страх и физические мучения – дети, старики, женщины… Это же был наш долг – создать приличные условия существования…
– Ну, правильно, правильно, – сказал Изя. – Я все понимаю. Вами двигали жалость, милосердие и тэ-дэ, и тэ-пэ. Я же не об этом. Жалеть женщин и детей, плачущих от голода, – это нетрудно, это всякий умеет. А вот сумеете вы пожалеть здоровенного сытого мужика с таким вот, – Изя показал, – половым органом? Изнывающего от скуки мужика? Денни Ли, по-видимому, умел, а вы сумеете? Или сразу его – в нагайки?..
Он замолчал, потому что в столовую вошел румяный Паркер в сопровождении двух хорошеньких девушек в белых передничках. Со стола убрали и подали кофе и сбитые сливки. Изя сейчас же ими вымазался и принялся облизываться, как кот, до ушей.
– И вообще, знаете, что мне кажется? – задумчиво проговорил он. – Как только общество решит какую-нибудь свою проблему, сейчас же перед ним встает новая проблема таких же масштабов… нет, еще б<о>льших масштабов. – Он оживился. – Отсюда, между прочим, следует одна интересная штука. В конце концов перед обществом встанут проблемы такой сложности, что разрешить их будет уже не в силах человеческих. И тогда так называемый прогресс остановится.
– Ерунда, – сказал Андрей. – Человечество не ставит перед собой проблем, которые оно не способно решить.
– А я и не говорю о проблемах, которые человечество перед собой ставит, – возразил Изя. – Я говорю о проблемах, которые перед человечеством встают. Сами встают. Проблему голода человечество перед собой не ставило. Оно просто голодало…
– Ну, поехали! – сказал Гейгер. – Хватит. Повело блудословить. Можно подумать, у нас никаких дел нет, только языком трепать.
– А какие у нас дела? – удивился Изя. – У меня, например, сейчас обеденный перерыв…
– Как хочешь, – сказал Гейгер. – Я хотел поговорить о твоей экспедиции. Но можно, конечно, и отложить.
Изя замер с кофейником в руке.
– Позволь, – сказал он строго. – Зачем же откладывать? Откладывать не надо, сколько раз уже откладывали…
– Ну, а чего вы треплетесь? – сказал Гейгер. – Уши вянут вас слушать.
– Это какая экспедиция? – спросил Андрей. – За архивами, что ли?
– Великая экспедиция на север! – провозгласил Изя, но Гейгер остановил его, подняв большую белую ладонь.
– Это предварительный разговор, – сказал он. – Но решение об экспедиции я уже принял, средства выделены. Транспорт будет готов месяца через три-четыре. А сейчас надо наметить самые общие цели и программу.
– То есть, экспедиция будет комплексная? – спросил Андрей.
– Да. Изя получит свои архивы, а ты получишь свои наблюдения солнца и что там еще тебе нужно…
– Слава богу! – сказал Андрей. – Наконец-то.
– Но у вас будет, по крайней мере, еще одна цель, – сказал Гейгер. – Дальняя разведка. Экспедиция должна проникнуть на север очень глубоко. Как можно глубже. Насколько хватит горючего и воды. Поэтому людей в группу надо подобрать специальным образом, с большим пристрастием. Только добровольцев и только самых лучших из добровольцев. Никто толком не знает, что там может быть – на севере. Вполне возможно, что вам придется не только искать бумажки и глядеть в ваши трубы, но и стрелять, садиться в осаду, прорываться и так далее. Поэтому в группе будут военные. Кто и сколько – это мы еще уточним…
