Не будите Гаурдака - Светлана Багдерина

Для разнообразия судьба сиххё и людей помиловала.

Направив преследователей в дебри, отряд прикрытия вскочил на единорогов и догнал обоз с добрыми вестями как раз на подходах к топи.

Возы, как предполагали, пришлось оставить на забаву погоде и древоточцам и, навьючив раненых на единорогов, один за другим, гуськом, сиххё и люди двинулись по лишь одному Дагде известной тропе через бурую зловонную трясину.

Несколько раз перегруженные мешками и узлами животные и их хозяева оступались на мягких зыбких кочках и проваливались с относительной безопасности невидимой никому, кроме сурового и сосредоточенного старейшины Тенистого пути в жадную, хлюпкую жижу, подернутую жиденькой ряской цвета хаки.

Раз пять беглецы сбивались с дороги, или поддавались соблазну выбрать из двух путей тропу посуше, и оказывались в тупике.

То и дело между ногами проворно юркали тонкие, как охотничьи колбаски, радужные змейки, одной порции яда которых было достаточно, чтобы отправить в Светлые Земли весь караван вместе с единорогами. Заметив такую, сиххё или зверь замирал испуганно и неподвижно и не шевелился, пока шустрая рептилия не нырнет в вонючую мутную воду в стороне — искать свое любимое блюдо — ракошмыгов.

Оставшиеся несколько сотен метров пришлось идти почти по пояс в затхлой жиже, осторожно и мучительно нащупывая ногами и палками под толщей жидкой грязи, по чистому недоразумению именующейся в этом болоте водой, зыбкий узкий перешеек, тянущийся к берегу, балансируя, как канатоходцы в цирке, и то и дело хватая и вытягивая из пускающих смрадные пузыри омутов тех, кому не хватило силы, ловкости или везения.

Грязные и мокрые, как духи всех вместе взятых болот Белого Света и Сумрачных земель, вымотанные до предела, голодные и холодные, беженцы выбрались на сушу через три часа после того, как ступили на топкую почву Радужного болота, прозванного так в честь самых заметных и самых смертоносных его обитателей.

Кроме трех сиххё и двух единорогов с поклажей, оставшихся в трясинных ловушках или укушенных змеями, потерь в отряде не было.

Ступив на твердую землю, люди, сиххё и животные опускались в изнеможении на чахлую ржавую болотную траву и замирали без сил. До дороги было всего метров пятнадцать-двадцать, но речи о том, чтобы продолжать немедленно путь, даже не шло. Да что путь — если бы сейчас откуда ни возьмись появились гайны, никто бы и пальцем не смог пошевелить ради своего или ближнего спасения…

Единственное, чего хотелось выбравшимся из болота — это лежать неподвижно, прерывисто и тяжко дыша, и наслаждаться такой же неподвижной почвой под собой, почвой, которая не подастся в самый напряженный момент, не разверзнется под тобой голодной пастью предательской ямы и не выскользнет медузой из-под ног. Почвой, на которой не надо стараться выжить, а можно просто лежать, закрыв глаза и уткнувшись носом в сизую спутанную траву, ни о чем не думать, и дышать, дышать, дышать чистым и сладким, как родниковая вода, волшебным лесным воздухом.

Арнегунд, с усилием оторвав заляпанный бурой торфяной водой лоб от жесткой колючей щетки прибрежной болотной поросли, обвела глазами обмякшие фигуры вокруг и хрипло выдохнула:

— Привал… час… два… полтора. Мы от них… оторвались… Дагда… Амергин… Кримтан… разожгите костры.

— Прямо сейчас?.. — просипел откуда-то слева, отплевываясь грязью, старейшина Тенистого.

— Прямо сейчас… — упрямо мотнула головой королева. — Купание в болоте… еще не повод… чтобы сидеть на голой холодной земле… мокрыми…

Оказывается, если речь шла не о продолжении пути, а том, чтобы с комфортом расположиться вокруг жаркого огня, сил по сусекам и амбарам можно было наскрести еще немало.

Опираясь на палки, пошатываясь и истекая болотной водицей, мужчины наломали веток, и через десять минут несколько огромных костров разгорелись на самом краю недовольно пофыркивающей сероводородом трясины.

Женщины тем временем извлекли из мешков съестные припасы, мехи с родниковой водой, и пир в честь первого прожитого после бегства из Тенистого дня был открыт.

Наспех проглотив несколько кусков и запив их чистой водой из фляг, с суровым видом великомучеников, всходящих на костер, шестеро патрульных с трудом подняли своих единорогов и в поводу не столько повели, сколько потащили их за собой.

— Пешком быстрее было бы, — усмехнулся, обернувшись на оставшихся у огня, Амергин.

— Отдохните еще, — указала рукой королева на ревущий и задорно щелкающий маслянистыми поленьями сального дерева костер. — Мы их оставили почти в десяти часах позади.

— Если они вообще выберутся оттуда, куда их завел дух леса, — покривил губы в самодовольной ухмылке Огрин.

— Вот проверим, что оставили, и вернемся отдохнуть, — строго ответил Кримтан, прочитав по глазам подчиненных тоскливые мысли об отдыхе и огне.

Короткими взмахами руки он распределил, кто в какую сторону идет, и разъезды из трех сиххё устало и неспешно направились каждый в свой конец дороги, за которой, оградившись от суеты и повседневности диким переплетением ветвей деревьев, подлеска, кустов и буйных трав шумел ворчливо, беседуя с налетевшим ветерком, лес.

Сил на то, чтобы говорить, не было, и вымотанные до полусмерти сиххё сидели молча, блаженно щурясь на пламя, подкармливая его запасенными ветками, подставляя жаркому дыханию холодные конечности и мокрую одежду и обувь.

У людей же на разговоры сил хватало всегда.

— Айвен, ты думаешь, что мы и вправду убежим от гайнов? — тихо, чтобы не разбудить разморенного теплом и едой и задремавшего друида, прошептала Эссельте, с недоумением и жалостью разглядывая свои покрытые неровной пленкой грязи исцарапанные руки с траурной каймой под обломанными ногтями и забитые, залепленные высохшим торфом кольца. — Это так ужасно…

— Не такие они и ужасные, — убежденно ответил Иван. — Надо просто знать, как за них взяться.

— Хоть как… Белыми, мне кажется, они не будут уже никогда.

— А… по-моему… они всегда были такими?.. — озадаченно сдвинул брови царевич. — Черными и волосатыми?

— Волосатыми?! Как обезьяна?!

— Вот-вот, точно! Хорошее сравнение!

— Да ты что, издеваешься?! — оскорблено вскинулась гвентянка. — Я ухаживала за ними каждый день!

Рот Иванушки раскрылся.

— За гайнами?..

— За руками! Ты вообще хоть когда-нибудь видишь что-то, кроме своих гайнов?!

— Д-да, конечно… — сконфуженно, но не очень уверенно, предположил Иван. — Хоть они и не мои… А что я должен видеть?

— Что мне холодно, например!