Эта безумная Вселенная - Эрик Рассел

Холден быстро привел его в чувство. Слегка ударив Словица в грудь, землянин сказал:

— Отныне твоя единственная цель в жизни — угождать мне. Это понятно?

— Да, — с готовностью произнес гвард-майор, проявив удивительную понятливость.

— И чтобы никогда, ни при каких обстоятельствах не злить меня.

— Конечно, — подтвердил Словиц, хорошо знавший правила игры и не отличавшийся упрямством некоторых своих соплеменников.

— А теперь ты построишь бывших охранников и без проволочек поведешь их вот туда. — Холден махнул рукой, указав направление, — Там ты обратишься к генералу Парте-ак-Ваиму с просьбой о немедленном зачислении тебя и всех остальных в армию Гатинской Республики.

Словиц наклонил голову и выпучил глаза. Его грузное тело немного покачивалось, а широкое, побелевшее лицо беспрестанно меняло выражение. Он шевелил губами, силясь что-то сказать, но язык его не слушался. Неожиданно глаза Словица закрылись, и он молча повалился на бетон.

— Что я вижу! — воскликнул удивленный Холден. — Большая обезьяна упала в обморок.

— Чего еще ждать от воина, который уже приготовился умереть, потом успел смириться с участью пленного, а теперь должен идти в армию своих прежних врагов? — спросил Уордл.

Через полчаса пал последний очаг сопротивления — караульное помещение у ворот. Двенадцать засевших там кастанцев отстреливались до последнего. Тюрьма оказалась в руках восставших, однако торжествовать победу было рано.

Над командным корпусом спешно водрузили синий флаг с белой звездой. Солдаты и офицеры гатинской армии отдали ему честь и приветствовали громкими криками. Санитарные отряды подбирали раненых и несли в больницу, где врачи делали все, что в их силах. Специальный отряд разыскивал среди погибших Фестерхеда и Мачимбара. Их нигде не нашли. Скорее всего, судьба улыбнулась им и увела из здания казармы.

Тысяча радостных и гордых гатинских воинов на трофейных грузовиках поспешили к соседней тюрьме. Вот когда пригодилась дорога, которую строили многие из них! Четыреста бойцов были вооружены автоматическими винтовками, еще четыреста — скорострельными револьверами, а двум сотням пришлось довольствоваться самодельными аламитовыми гранатами.

Они поспели вовремя и сразу же включились в заключительный бой с кастанцами. И здесь кастанцы сражались с неистовством, предпочитая смерть пожизненному (как они думали) бесчестию. Триста семьдесят из них погибли в бою. Сорок восемь, очумевших не меньше Словица, пополнили ряды стремительно растущей гатинской армии.

Боевая колонна двинулась дальше. Ее численность выросла вдвое, но оружия по-прежнему на всех не хватало. По дороге к третьей тюрьме бойцы настигли машину, в которой ехали Фестерхед и Мачимбар. Те едва успели удивленно выпучить глаза. Несколько аламитовых фанат оставили от их машины фуду дымящихся обломков.

Вскоре третья и все остальные близлежащие тюрьмы оказались в руках восставших. После захвата десятой тюрьмы колонна бойцов разрослась до размеров армии, однако современное оружие было только у одного из семи.

Положение резко изменилось после налета на крупную военную базу кастанцев. Враги были застигнуты врасплох, и база пала. Дефицит вооружения перестал сушествовать, а ряды гатинской армии пополнились семьюстами кастанцами, едва успевшими оправиться от переворота в их сознании. Здесь же у гатинцев появилась своя артиллерия: десять передвижных зенитно-наземных батарей.

Следующую победу принесло нападение на плохо охраняемый аэродром кастанцев. Здесь трофеи были крупнее: четыре небольших космических крейсера с полной боевой оснасткой и шестьдесят два реактивных самолета. Бывшие художники спешно закрашивали на бортах двойные стрелы и рисовали белую звезду. Бывшие пилоты, штурманы, технические специалисты и стрелки быстро составили экипажи кораблей и стартовали для нанесения ударов по другим вражеским аэродромам.

Электрики и связисты выводили из строя линии электропередач и прослушивали телефонные переговоры. Гатин был довольно большой планетой, и в других ее частях кастанцы даже не подозревали о случившемся. Их еще больше запутывали ложной информацией, а все полученные сведения постоянно стекались в штаб полевой разведки гатинской армии. Благодаря полетам самолетов-разведчиков командование знало обо всех передвижениях вражеских частей. Свой вклад вносили и радисты, которые на трофейном оборудовании занимались перехватом кастанских сообщений. Военные действия ширились и набирали силу, ибо воющие четко сознавали, ради чего воюют.

В эти дни Уордл часто вспоминал о цепной реакции. Наверное, одних подходящих условий мало, думал он. Нужно что-то еще. Нужен переворот в сознании. Нужна захватывающая идея, иначе тюремный бунт никогда бы не перерос в войну за независимость.

На девятый день войны в небе над Гатином метеором пронесся охваченный пламенем космический корабль. Он прилетел оттуда, где среди мигающих звезд тоже шла война. С поверхности планеты она была похожа на вспышки падающих звезд. Корабль врезался в вершину холма, усеяв окрестности обломками расплавленного металла. На одном куске уцелела часть кастанской эмблемы — остр

ия двух белых стрел.

Той же ночью с неба упало еще одиннадцать пылающих кораблей, осветив местность на многие мили вокруг. Кому принадлежал первый из них, установить не удалось. Второй был кораблем землян — на его обгоревшем боку нашли изображение кометы. Остальные девять кораблей были кастанскими.

На десятый день Уордл и его товарищи тряслись и подпрыгивали в кузове военного грузовика. Грузовик был частью громадной армейской колонны, двигавшейся на юг. Войскам гатинцев предстояло пройти около тысячи миль. За рулем сидел бывший гвард-майор, а ныне майор гатинской армии Словиц. Только ему под силу было крутить здоровенное рулевое колесо и нажимать тяжелые педали кастанской машины. Неожиданная свобода и вновь обретенное чувство собственного достоинства так подействовали на Словица, что он стал, по словам Холдена, «наигатиннейшим из всех гатинцев».

Вряд ли земляне обратили бы внимание на стоявшую у обочины передвижную радиостанцию, если бы не отчаянные жесты алюэзинского сержанта. Словиц затормозил.

— Земляне! — обрадованно воскликнул сержант. — Какая удача, что я вас заметил. Вас хотят видеть в Лангазиме.

— Это же целый день трястись в обратном направлении, — поморщился Уордл. — Мы торопимся на юг. Сам знаешь, там предстоит серьезное сражение. А кому и зачем мы понадобились?

— Мы получили несколько сообщений. Требуют, чтобы вы немедленно ехали в Лангазим.

— Кто требует? — начал терять терпение Уордл.

— Там сел фрегат землян. Они рассказали, что вражеский флот понес серьезные потери. Поэтому наша окончательная победа на Гатине — лишь вопрос времени. Теперь Космический Союз собирает силы для нанесения удара по Касте.

— М-да. Не удивлюсь, если нам прикажут возвращаться домой.

Новость озадачила и даже где-то раздосадовала Уордла. Он стоял, не зная, что предпринять. Мимо проехал грузовик, таща за собой цистерну с паралитическим газом и устройство для его распыления. Над войсками пронеслись три реактивных самолета и, качнув крыльями, скрылись вдали. На горизонте клубились струйки дыма. Там шел бой. Чуткое ухо Уордла различало выстрелы винтовок, пулеметные очереди, уханье аламитовых бомб и свист снарядов крупнокалиберной артиллерии.

— Ладно, может, я ошибся и нам не придется покидать Гатин, — не слишком уверенно произнес Уордл. Он повернулся к Словицу: — Давай, майор, гони в Лангазим, и побыстрее.

На поле изрытого бомбовыми воронками космопорта в Лангазиме стоял фрегат. Капитан сбежал по трапу навстречу прибывшей семерке. Молодой, рослый, в безупречно сидящей на нем форме, он говорил тоном человека, уставшего от непредсказуемости начальства, но смирившегося со своей участью.

— С нашим командованием не соскучишься. Представляете, мой корабль вывели из боя и приказали сесть в этой дыре, чтобы найти и доставить группу, отправленную на какое-то спецзадание.

Капитан задержался взглядом на Казазоле.

— Надо полагать, вы и есть часть этой группы?

Казазола молчал.

— Мы и есть вся группа, — сообщил ему Холден.

Капитан нахмурился, подумав, будто его разыгрывают. Убедившись, что никакого розыгрыша здесь нет, он недоверчиво спросил:

— Неужели вас было всего семеро?

— Угу, — ухмыльнулся Холден. — Хорошо поработали, хунэ?

Обернувшись, Холден помахал рукой стоявшему поодаль

Словицу.

— Счастливо оставаться. Удачи тебе, Слобович.

— Словиц, — с необычайной вежливостью напомнил ему майор.

Чуточку смазки

Внутренности корабля гудели, дребезжали и грохотали, как барабан. Все это сливалось в один громкий низкий звук, похожий на пение басовых труб большого органа. Он проникал повсюду. От него стонали листы внешней обшивки, жаловались стальные балки переборок. Звук этот отдавался в нервах и костях каждого члена экипажа, давил на усталые уши. Самое ужасное, что к нему невозможно было привыкнуть. Ни за неделю, ни за месяц, ни за год. Ни даже за четыре года полета.