Источник - Джеймс Миченер

Для членов Пальмаха было привычным делом, отправляясь на военную операцию, тащить с собой груз в сорок килограммов, но, учитывая те сложности, с которыми они могут столкнуться на пути в Цфат, Готтесман взял для себя и Багдади груз всего в тридцать килограммов, шестьдесят шесть фунтов, а Илана вызвалась нести сорок четыре фунта. В нормальных условиях путь от Кфар-Керема до Цфата хорошо подготовленные евреи Пальмаха (аббревиатура названия Плугат Махатц, «ударная сила»; эти штурмовые батальоны были организованы в 1941 году для сопротивления угрожавшему немецкому вторжению) преодолевали без больших трудов, поскольку расстояние составляло всего двадцать две мили, дороги были удобные и подъемы не изматывающие; но этой ночью трое бойцов не могли пользоваться дорогами, потому что их патрулировали вооруженные арабы, и они уже убили нескольких евреев, которые ночью выходили с заданиями. По плану Готтесмана они должны были двинуться на запад от Кфар-Керема, затем повернуть на север и выйти с востока к Рогам Хаттина, пересечь равнину к западу от озера и наконец проникнуть в горы, на которых и стоял Цфат. Шансов на успех было не так уж много, поскольку предстояло пересечь четыре главные дороги. Окружавшая их сельская местность была пересеченной, но надо было уложиться до половины пятого, когда занимался рассвет. Если путников заприметят после восхода солнца, то арабские часовые перещелкают их одного за другим – такая судьба постигла тридцать пять евреев, застигнутых днем в Хевроне.

Но Готтесман не случайно выбрал третьим спутником Багдади. Толстоватый выходец из Ирака был не только искусным разведчиком и неустрашимым бойцом. Он прекрасно знал этот район и с чисто звериным чутьем определял те места, где враг может организовать засаду. Пустившись легкой рысцой, он без остановки повел свою команду прочь от моря Галилейского. Илана, которая тащила ружье и немалый груз боеприпасов, без труда держалась рядом с мужчинами. И когда Готтесман, оборачиваясь, посматривал на нее и видел, как она, вскинув голову и плотно сжимая губы, держит темп, его охватывала любовь к этой необыкновенной девушке, которой в нормальных условиях было бы самое время учиться в университете.

Багдади ловко перевел своих спутников через первые две из главных дорог, что вели в Тиберию с запада, после чего их ждал крутой подъем на Рога Хаттина, и, когда неутомимая троица достигла древнего поля битвы крестоносцев, под ними внизу открылась спящая Тиберия, в которой евреи пытались понять, что принесут им следующие несколько дней. Когда Готтесман сказал об этом, Илана прошептала: «Пусть Бог даст им победу», но ее муж уже забыл о Тиберии и на ходу размышлял о той исторической битве у Хаттина, которая в огромной мере решила историческую судьбу этой части света. Достаточно нации сделать один неверный шаг, и она может исчезнуть, думал он. Не является ли такой ошибкой их попытка прорваться в Цфат? Багдади, которого история явно не интересовала, прибавил шагу. Они направились на север, и древнее поле сражения осталось позади.

– Замри! – шепнул Багдади, и трое евреев застыли как вкопанные.

По третьей из главных дорог неторопливо двигался английский патрульный броневик, прожектор которого бесцельно шарил по полям. Багдади заставил всех лечь плашмя, и Готтесман понял, как он рад этому вынужденному отдыху. Когда луч, не зацепив их, прошел над головами, он заметил, что Илана, закрыв глаза, глубоко дышит, но, едва броневик проехал, Багдади шепнул: «Мы опаздываем». Когда они поднялись, Готтесман не мог не улыбнуться, заметив, как жена машинально стряхнула песок с рубашки и короткой юбки цвета хаки.

Они снова пустились рысцой. Теперь перед ними лежало ровное чистое пространство, которое вело к холмам, уводя на запад от главной дороги Тиберия – Цфат, что тянулась вдоль озера. Уже минула полночь, и, не позволяя замедлять шага, Багдади наверстал часть потерянного времени, так что, когда они достигли крутых горных склонов, на которых притулился Цфат, они поняли, что, по крайней мере, у них есть шанс выйти к деревне Пальмаха до восхода солнца. Но теперь двигаться стало куда тяжелее, потому что Цфат лежал на три с половиной тысячи футов выше Кфар-Керема, и им приходилось прокладывать путь через каменные россыпи, хотя рядом тянулась дорога. Но никто не возражал, потому что все чувствовали – солнце пока спит, но вот-вот ударит им в спины. Оно не должно застать их в какой-то промоине.

Теперь они были в самом сердце местности, населенной арабами. Со всех сторон тянулись их деревушки, и вот тут-то Багдади проявил все свое искусство, ведя команду в отдалении от всех мест, где могли сидеть в засадах арабские снайперы. Остановившись, он прошептал: «Отсюда и до последней дороги придется нелегко. Еще труднее будет пересечь ее. Теперь нас ждет очень крутой подъем. Что делать, если мы наткнемся на арабов?»

– Не стрелять, – предупредил Готтесман. – Ни в коем случае не стрелять. – Он отдал приказ больше для Багдади, чем для Иланы, поскольку знал, что в напряженных ситуациях она ведет себя исключительно спокойно.

– Не стрелять, – повторила Илана, понимая, что беспокоит ее мужа.

– Не стрелять, – пообещал Багдади, направляясь к дороге, которая вилась по склону головокружительным серпантином. Их ждал мучительно трудный подъем.

Они миновали одну арабскую деревушку, потом другую. Их провожало только ленивое побрехивание собак в ночи. Перед ними открылась дорога, но пока они держались в отдалении от нее, потому что полотно ее выглядело каким-то странно зловещим, словно там их могли подстерегать снайперы. Пока они скрывались в темноте, они видели зрелище, которое вызывало и радость и опасение. Над их головами, так близко, что казалось, его можно коснуться рукой, лежал Цфат, блистая в ночном воздухе огнями арабского квартала. Всем им больше, чем чего-либо, хотелось подняться прямо в ждущий город, конечную цель их пути, но все они знали, что им еще несколько часов придется ползком и украдкой прокладывать себе путь, пересекать опасные тропы, чтобы бесшумно пробраться в безопасные горы к северу от города, где ждет Пальмах. Это было столь же трудно, как уйти от ярко освещенных дверей дансинга, когда ты так молод.

– Двинулись! – шепнул Багдади. Они стремительным броском пересекли открытую дорогу и исчезли в коричневых холмах на северной стороне, где Багдади заставил свою команду подниматься бегом по крутому склону, который в конечном итоге и должен был привести их к холмам за Цфатом.

Уже было три утра. Они восьмой час были в движении, и Илана была на пределе сил, но она сделала маленький глоток из фляжки Багдади и перевесила ружье на другое плечо…

– Давай я понесу его, – предложил Готтесман, но Илана яростно оттолкнула его и, наклонившись, продолжила карабкаться по склону.

– Держитесь плотнее, – предупредил Багдади. – Вокруг сплошь арабские деревни.

Через час, ближе к четырем, он взял убийственный темп. Даже Готтесману было трудно тянуться за неутомимым иракцем, но падение могло бы плохо кончиться, и они нажимали изо всех сил, потому что за спиной зарделись первые проблески рассвета.

Теперь все зависело от решений Багдади. Где-то впереди лежала деревня, которую удерживал Пальмах, но путь к ней преграждали другие, где их ждали арабы, и, чтобы не наткнуться на их часовых, в этих чужих местах надо было исключительно точно прокладывать путь. К тому же надо было не нарваться на случайный выстрел разведчика Пальмаха. Для этого требовалось исключительное мастерство. Багдади двигался медленно, проверяя каждый свой шаг, пока Готтесман, нервы которого были на пределе, не фыркнул:

– Господи, человече! Двигайся!

Мягко, словно упрекая ребенка, Багдади сказал:

– Вот сейчас мы не можем себе позволить ошибиться. – И как умный лис, который идет по запаху, он выбрал единственную тропу, что и должна была провести их меж застывших в ожидании деревень.

Но едва только они оказались в центре арабских владений, настал тот ужасный момент, когда солнце, окончательно проснувшись, выглянуло из-за горизонта. Было двадцать минут пятого, и вот-вот должен был начаться рассвет. Троих еврейских бойцов охватил ужас, потому что каждый из них видел очертания своих спутников… видел слишком четко. Илана, которая хотела лишь свалиться на месте и передохнуть, со страхом увидела, как из тающей темноты выступает лицо ее мужа; то было лицо человека, который довел себя до предела изнеможения и остановился. Он не мог больше сделать ни шага.

– Мы должны идти, – потребовал Багдади.

Готтесман был не в силах сдвинуться с места. Ноги ему не подчинялись, и он решил остаться там, где и был, – на виду у арабских деревень.

– У нас всего пятнадцать минут! – взмолился Багдади.

Готтесман не отреагировал. Он увидел углубление среди скал и заполз в него. От лучей восходящего солнца вокруг падали густые тени.