Грани лучшего мира - Антон Юрьевич Ханыгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оттолкнув свое непослушное тело от стены, юноша пошел дальше. Перед ним раскинулась площадь, на которой до сих пор темнело пятно от состава, используемого в акте веры Церкви Света. Невинные люди были сожжены заживо, чтобы вся Алокрия прошла сквозь кровавый водопад гражданской войны и переродилась в еще более сильную и счастливую страну. Во всяком случае, к этому стремился Шеклоз Мим, решивший сделать свой очередной приют в потоке тысячелетий поистине лучшим миром, где ему хотелось бы жить. Но судьбы распорядилась иначе.
Обойдя несмываемый след начала войны, Аменир оказался у ворот в сад королевского дворца. Алокрийские короли не ограждали себя от народа огромными стенами и рвами — их резиденцию от остального Донкара отделяла лишь небольшая декоративная ограда с изящной филигранью. Сейчас же она вся была помята и поломана. Царапинами, копотью и кровью на ней была написана история последних лет Алокрии — безжизненный металл стал свидетелем рождения интриг и предательства, наблюдал бесчеловечный акт веры и исход марийцев, чувствовал отчаяние и слабость короля Бахирона Мура, рыдал алыми слезами во время учиненной смертепоклонниками резни, осыпался ржавой крошкой от страданий фармагулов. Кое-где на ограде до сих пор висели иссохшие тела людей, которые хотели спастись от смертепоклонников и в панике бросились перелезать через нее, но так и погибли, став очередным кошмарным украшением королевского дворца.
Реамант вошел в сад, перешагнув через труп, показавшийся ему подозрительно свежим. Неподалеку лежало еще несколько человек, которые были задушены, разорваны на части или изувечены до потери сходства с каким-либо живым существом. Так со своими жертвами обычно расправлялись фармагулы. Должно быть, в опустевший Донкар пришли поживиться оставленным добром мародеры из числа обнищавших крестьян или мелкая шайка из развалившегося Синдиката, но здесь им не посчастливилось встретить фармагулов, охранявших Маноя Сара. Если бы Аменир не владел реамантией, то лежал бы точно так же посреди мостовой в верхнем квартале с расплющенным лицом или выпотрошенным нутром. Как знать, может быть это еще не самый худший вариант…
Сад королевского дворца изменился до неузнаваемости. Некогда свежие и красивые цветы потеряли все свои краски, малейшее дуновение ветра срывало увядшие лепестки и небрежно бросало их на пожухлую траву. На розовых кустах повисли чахлые нераспустившиеся бутоны, словно мертворожденные дети природы, зато шипы были по-прежнему остры и коварны. Осунувшиеся фруктовые деревья со скрипом покачивались, шелестя жидкими прядями тускло-зеленой листвы на обвисших ветвях. Всюду царили упадок и безжизненный сон, словно увядающая природа Евы ворвалась в этот заповедный уголок и благословила все растения на медленную смерть.
Аменир прошел мимо клумбы, в которой лежало покрытое опавшими лепестками и листьями человеческое тело, и направился к башне Академии, минуя парадный вход в королевский дворец, в котором его ничего не интересовало. Да и вряд ли внутри резиденции Мура можно найти что-либо кроме трупов и осколков былого величия Алокрии, которыми был завален весь Донкар. Молодой реамант не желал видеть следы прошлого, ведь они подводили его к тем роковым событиям, из которых родилось ужасное настоящее. Одни мысли об этом сводили его с ума. Аменир балансировал над пропастью безумия на тонком канате, который при малейшем движении воздуха начинал раскачиваться, а волокна в нем с треском рвались под тяжестью бессмысленных догадок и рассуждений.
— Ерунда, — устало пробормотал реамант, с трудом поднимаясь по ступенькам к входу в Академию. — Хватаюсь за здравый рассудок с таким упорством, будто он у меня еще остался…
Внутри башни оказалось на удивление чисто и спокойно. Все было практически так же, как в тот день, когда Аменир впервые перешагнул через порог Академии вместе со стайкой юных абитуриентов, опасливо идущих следом за суровым Патиканом Федом. Тогда выпускник гимназии вместе со своим другом хотел стать фармагиком, чтобы лечить больных, спасать их, трудиться на благо человечества и тем самым сделать жизнь людей хоть чуточку счастливее. Кар поменял свое мнение всего лишь из-за одной фразы неопрятного старика в багровой мантии — после встречи с Этикоэлом он твердо решил посвятить себя реамантии, которая способна изменить в лучшую сторону весь мир.
— Как глупо…
Поднимаясь на четвертый этаж, откуда шел мощный фон энергии искажения реальности, Аменир дважды останавливался, чтобы передохнуть, и один раз потерял сознание, едва не скатившись вниз по лестнице. И когда он наконец смог преодолеть последний пролет и вышел в центр круглого зала факультета реамантии, сил у него совершенно не осталось. Но, в принципе, сражаться с Этикоэлом он и так не собирался. Да даже если бы Кар был в своей наилучшей форме, учителя он бы не смог одолеть. Старый реамант убьет его. Обязательно убьет, ведь он даже не задумывался перед тем, как отправить Аменира в ирреальное, где, по его мнению, от юноши не должно было остаться ничего. Встреча с Этикоэлом — самоубийство.
— Но я должен спросить…
Приступ жуткого кашля согнул Аменира пополам. Ему казалось, что внутренности готовы были вылезти через рот, но не делали этого лишь потому, что мешали друг другу протиснуться через глотку. Чудовищная боль затмила его сознание, из груди юноши вырвался протяжный стон, немного булькающий из-за густой крови, стоявшей в горле. Свернуть себе шею — лучший вариант, но от малейшего движения в голове что-то лопалось, и Кар впадал в подобие беспамятства, где существовали лишь бесконечные страдания.
Все закончилось так же внезапно, как и началось. Легкие наконец встали на место, судороги утихли, кожа снова прилипла к плоти. Аменир осторожно вдохнул немного воздуха, вытер рот от кровавых слюней и почувствовал, как по щекам потекли горячие слезы. Теряясь в мыслях и чувствах, он медленно поднялся и увидел Этикоэла Тона, стоявшего на пороге своего кабинета.
— Все-таки выжил. И теперь мешаешь мне работать, — нахмурился старик, разглядывая едва державшегося на ногах юношу. — Ну и жалкий же у тебя вид.
Этикоэл задумался на мгновение, покачал головой и, раздраженно махнув рукой, вернулся в кабинет. Дверь за собой он не закрыл. Амениру не оставалось ничего иного, кроме как последовать за учителем. Зачем? Да просто так,
