Последняя улика (Сборник) - Любовь Арестова

Родился ребенок. Дочка Света.

С рождением девочки жизнь пошла еще труднее. Ребенок плакал, мешал супругу, тот сердился, кричал: «Заткни ей глотку!» Потом муж совсем редко стал бывать дома. Так было спокойнее, но у Сони кончались деньги, а надо было жить.

Тогда-то и встретилась она с Ниной Петровной, приехавшей на могилу сестры. Сонина изболевшаяся душа прильнула к тетке, нота вскоре уехала, муж ее оставался дома один и сильно болел. До своего отъезда сходила Нина Петровна на фабрику, получила для девочки направление в ясли, а Софья вышла на работу. Супруг долго не появлялся, потом приехал — похудевший и откровенно злобный. Снова жизнь превратилась в ад. Пил Саня много. Соня выпивала и раньше, но изредка. Теперь же все чаще прикладывалась к спиртному, чтобы заглушить страх. Пьяная она была отважной, легко переносила зуботычины и побои. Ей, охмелевшей, казалось, что она нашла выход, а трезвой становилось еще хуже. Утром она видела заброшенную голодную дочку.

Угрызения совести, жалость к ребенку Софья заливала водкой — так и катилась ее жизнь по замкнутому порочному кругу, который сжимался и сжимался.

Увещевания сослуживцев не помогали. Соня все больше тупела, озлоблялась. Но она все же работала — строчила трясущимися руками простыни, избегая осуждающих взглядов соседок. Муженек же неизменно к приходу участкового имел справку с работы — то он грузчик в магазине, то сторож на совхозном поле. И — дерзко: «Работаю, а пью — на свои. Живу как хочу, и вы мне не указ».

Соня опускалась все ниже.

Наступил день, когда ее вызвали в суд. Чем измерить то унижение, что испытала она, когда услышала: она больше не мать своему ребенку. Ее лишили родительских прав, потому что нельзя оставлять девочку в доме, где процветает пьянство. Лишившись дочери, Соня как бы очнулась. Потихоньку от мужа уволилась, бросила все, уехала.

С трудом приходя в себя, жила одна, работая в совхозе. Ей сразу дали жилье. Но неутолимая тоска по Светлане погнала ее в родной город. Дочь подросла, не узнала ее. Это причинило новую боль. Хотелось быть рядом, слышать милый голосок, прижимать к себе маленькое тельце.

Соня пришла домой, но лучше бы не приходила.

Вечером, оглядев вымытую и прибранную квартиру, Костерин коротко и тихо бросил: — Еще раз уедешь — убью. Тебя порешу и девку.

И Софья поняла: он может сделать это. Терпела молча побои, долгие часы проводила у дочери в Доме ребенка. И — новое горе.

Однажды ночью, когда Соня спала на полу в кухне, а в комнате шла очередная гульба, над нею по-скотски надругались друзья Костерина. Эта ночь убила в женщине былой страх. Отомстить — вот чем стала она жить. Вскоре она почувствовала в себе новую жизнь — плод грязи и унижения, но ее дитя — кровь и плоть. Костерин предупредил: «Ублюдка не приноси. Убью».

Родилась еще одна девочка. Соня с дочкой вернуться домой побоялась, вспомнила о тетке и прямо из больницы — к ней. Мол, опять разошлась, муж детей не хочет растить.

А у Нины Петровны к тому времени муж умер, и оставила она племянницу у себя. Но тосковала Соня. Скучала по старшей. И еще жгло ее желание мести. Вскоре упросила тетку отпустить ненадолго домой. Нина Петровна согласилась, не зная, что Софья на Светлану прав уже не имеет и едет совсем за другим.

Вернулась она к Костерину одна, перетерпела все, что он ей отпустил при встрече, стала присматриваться. На трезвую голову быстро разглядела Костерин с дружками темными делами занимаются. Знала она об этом и раньше, но не до того ей было спьяну. И надумала, как отомстить Костерину за все.

Компания ее не стеснялась. Узнала Соня, что готовятся они ограбить священника в соседней деревне — по слухам, он имел деньги, ценности и дорогие иконы.

Вступила в игру — уроки супруга не прошли даром.

Удивленно вскинул брови Костерин, когда однажды, подойдя к ним, она бросила на стол несколько капроновых чулок:

— Напяльте на морды, а то сторож вас может узнать.

Они натягивали на лицо чулки, превращаясь в безобразные маски, хохотали, указывая пальцами друг на друга. Предложение ее было принято, отношение к ней изменилось.

Заинтересованность свою скрыть не сумела, но Костерин самоуверенно отнес это на счет своей школы. Он пригласил Соню «на дело». Она согласилась.

В назначенную ночь, когда она, затравленно озираясь, ждала их возле сторожки, время для нее текло так медленно, что минуты казались годами. За этот срок она прожила всю свою жизнь от первых сознательных дней до сегодняшней ночи и поняла, что возмездие задумано не так и ударит оно не только по ней самой, но и по ее детям.

Ужас обуял ее, когда услышала от них, запыхавшихся, злобно возбужденных, что они убили поднявшего было шум сторожа, а в дом к священнику попасть не смогли. Так вот теперь кто она — соучастница! Хотела лишь сдать их в милицию, припереть уликами, а сама стала соучастницей.

Костерин уже дома, видя состояние жены, предупредил ее. Он знал ее больное место и угрожал расправой над детьми. Знал, чем укротить. Знать-то знал, да просчитался. Соня уж была не та, понимала, что дочерей при такой жизни ей не сохранить.

Костерин не возражал, когда утром она объявила об отъезде. На этот раз Софья рассказала Нине Петровне всю правду. Всю как есть — ничего не утаивая.

Никто, никакой суд не осудит так сурово, как человек сам себя, когда в нем заговорит совесть.

Поплакали женщины и решили: Софье — искупить вину до конца и призвать к ответу Костерина с дружками, явиться в милицию с повинной. А детей на всякий случай спрятать подальше. Тут рисковать нельзя.

Так Соня попала в колонию. Костерин понял, что выдала их жена, и уже после приговора во всеуслышание заявил: «Убью твоих ублюдков». Заявление это никого не насторожило, на следствии Софья категорически заявила, что детей у нее нет.

В исправительно-трудовой колонии ее не покидала постоянная тревога за девочек, которые жили у Нины Петровны.

Долго тянулся срок — целых шесть лет…

Она ни разу не встретилась с детьми — запрещала привозить их к себе. К боязни за их жизнь примешивался страх того, что отрекутся от нее осужденной матери, будут стыдиться ее — всего этого страшилась, мучаясь долгими ночами.

Когда наконец пришла свобода, Софья обосновалась в Ийске. Встретилась с Бревичем, в котором сумела разглядеть душу, тянущуюся к добру…

Сейчас Софья ждет, когда Константин получит квартиру, тогда и заберет к себе детей и Нину Петровну, и все они заживут счастливо…

Подперев рукой горевшую щеку, Таня слушала рассказ Сивковой. И молодой участковый, потрясенный судьбой женщины, несколько раз принимался закуривать, гасил сигареты, вставал из-за стола, ходил по тесной комнатке.

— Черт-те что! — с досадой вымолвил он, едва Нина Петровна успела закончить. — Тоже мне, герои. Заняли круговую оборону! Понятно еще, что племянница ваша боится. А вы-то как, Нина Петровна? Или в лесу живете? Да нам этого Костерина приструнить — пара пустяков. Управу на него найдем живо, чего там. И вы хороши — столько лет, по существу, негодяя скрываете. Детям угрожать вздумал! — Возмущение инспектора не знало границ. — Да вы бы мне об этом сообщили — уж я бы…

Хлопнула дверь, вошли две аккуратные темноволосые девочки. У старшей серьезные карие глаза, у второй — любопытные серые пуговки под разлетом бровей.

С этим народом Таня чувствовала себя привычно и просто.

— Здравствуйте, девочки, я от мамы вам привет привезла…

Вера Васильевна положила телефонную трубку, задумалась. Перед самыми неожиданными ситуациями не раз ставила ее работа. Но разве привыкнешь к мукам, страданиям людей? Как не пожалеть Костерину, искупавшую прошлую вину, любой ценой оберегающую спокойствие и счастье своих детей?

Следователь, думая о Соне, уже прикидывала, что же может она сделать для этих людей, чем помочь? Надо посоветоваться с Николаевым.

Она поднялась в кабинет начальника, рассказала о том, что сообщила из Кадинска Таня Румянцева.

— Да-а, — протянул Иван Александрович, — а знаешь, Вера, я очень рад тому, что она ни при чем.

В ответ на улыбку Веры майор добавил:

— Не подумай, ради бога, будто я радуюсь, что прав оказался с этой версией. Нет. Понимаешь, что-то в этой женщине есть мученическое, — он замялся, подыскивая подходящее слово, — стоическое, что ли. В общем, не бывает таких убийц…

Иван Александрович был полностью согласен с тем, что нужно помочь Костериной. Он тут же сделал несколько пометок на календаре.

— А главное, — добавил майор, прощаясь, — надо постараться убедить их, что они под надежной охраной государства, что в обиду мы их не дадим и нечего им прятаться от подонка, усложнять существование себе и детям. С Костериным разобраться поручим Климову, он уж порядок наведет. И еще, — в его голосе послышались просительные нотки, — ты бы, Верочка, сходила к ним сама, к Бревичу-то. И сегодня. Сними камень с души, каждый час для человека в таком положении имеет значение…