Белый шарик Матроса Вильсона - Владислав Крапивин

Эти воспоминания тянули за собой другие: обрывки разных событий, видения городов, которых не было в Стаськином пространстве… Но Лотик вспоминался чаще всего. Он поливал особым раствором вырастающий в цветочном горшке кристаллик, а тот следил за лохматым Головастиком с любовью и ревнивым интересом. А Шарик в своих воспоминаниях следил за ними обоими. И порой вживался в их дела настолько, что забывал о своей собственной природе. О том, что он — Белый шарик. Ему казалось, что он маленький кристалл, поселившийся под геранью, а потом сознание перемещалось, и он становился Лотиком. Человеческим ребенком из города Реттерхальма.

… — Дорогой мой, безрассудство, конечно, простительно детскому возрасту, но в известной доле. А ты переходишь допустимые пределы. Я всегда был снисходителен к твоим склонностям, ибо и сам в детстве позволял себе лишнее. Однако сейчас должен заявить: оглянись, голубчик, и скажи себе «стоп»… — Мужчина с румяным лицом и закрученными усами смотрел усмешливо и строго. Сидел он откинувшись в кресле и закинув ногу за ногу. Его круглый животик распирал красно-розовую атласную ткань полосатого жилета. Это был, безусловно, Красный шар.

Мальчик перевел взгляд с полосатого живота на побитые носки своих башмаков.

— Ну, чего я опять такого сделал-то?

— И ты еще спрашиваешь… — Лысовато-седой, тоже полный дядька в светлом костюме и круглых очках покачал головой. Он стоял у окна и смотрел на улицу, а не на мальчишку. Потому что смотреть на отпетого нарушителя порядка и приличий было, видимо, неприятно.

— Он еще спрашивает! — разом сказали две худые тетки в апельсиновых платьях. Они сидели рядышком — одинаковые, с прямыми спинами и высокими желтыми прическами. — Да за такие дела тебя следует засадить под замок на целую неделю!

— Фиг, — сумрачно сказал мальчик Шарик. — Я убегу.

Сморщенный старичок в бордовом халате со скрипом повозился в кресле-качалке, окутал себя дымом из трубки и прокряхтел, что «пора драть». И Шарик опять сказал «фиг».

Красный шар заколыхался в смехе:

— Ну-с, это любопытно. Куда же ты удерешь на сей раз?

— Все туда же! Да-да, понятно! — закудахтали Желтые тетушки-близнецы. — Опять к этому хулигану Вильсону!

— Почему это он хулиган? Вы его не знаете…

— И знать не хотим!

— Дело не в том, хулиган он или паинька, — вздохнул Большой Белый шар. — Я понимаю, если бы ты подружился с каким-нибудь шариком, пускай даже в самой отдаленной грани… А этот, как его… Стасик… он же пылинка, живущая на поверхности… даже не настоящего шара, а детеныша одного пожилого Желтого шарика. Мы все выяснили! Он обитатель какого-то непостижимо крошечного мира. А ты на проникновение в этот микромир тратишь чудовищную энергию!

— Вам-то что… — буркнул Шарик.

— Не смей грубить! — взвизгнули тетушки.

— Не надо волноваться, сударыни. — Большой Белый шар повернулся к мальчику всем своим грузным корпусом. Снял очки и замахал ими, отмеряя слова: — Дело не в нас, а в тебе, сударь мой. Ты расходуешь запасы энергии не-ра-ци-о-нально! Вопреки законам общего развития. И эти законы отомстят тебе. Когда наступит момент Возрастания — а он на носу! — окажется, что нужного жизненного запаса в тебе нет! Не накопил…

— Ну и что?

— А то, что останешься недоразвитым, — подал голос Красный шар. — Не дитя, не взрослый, а так…

— И не сможешь принести ни малейшей пользы Великому Кристаллу, — веско уронил Большой Белый шар самый тяжелый аргумент. — А в таком случае, зачем ты вообще на свете?

Шарик молчал, теребя галстук пыльной матроски. Он еще не знал, зачем он на свете. Может, как раз для того, чтобы дружить со Стасиком. И одна из Желтых тетушек догадалась о его мыслях:

— Он полагает, что его главная задача — общение с микробом…

«Сами вы микробы», — подумал Шарик. Нет, видимо, не подумал, а вырвалось вслух. Тетушки одинаково всплеснули руками. Темно-красный шарик выпустил дым, будто начиненное черным порохом и лопнувшее от взрыва ядро. Красный шар надул щеки.

— Ты, голубчик, в самом деле окончательно распустился!

— Да, пора принимать меры, — сухо сказал Большой Белый шар. — Ступай в свою комнату и не смей выходить, пока не позовут.

— Ну и пожалуйста… — Он поддернул штаны и пошел к себе. Дверь он запер изнутри. Сел на облезлого деревянного коня и, качаясь, стал думать: что же дальше?

…Нет, что ни говори, а характер у него есть.

И душа. И все, что полагается нормальному мальчишке. И значит, пришло время превращаться в белокурого стройного пацана, в Стаськиного друга, который с ним «спина к спине — у грота»…

Вылепить себя можно из чего угодно: из кучи песка, из соснового кругляша, из мешка с прошлогодней картошкой. Но на первый раз лучше взять что-то похожее на настоящего мальчишку.

Сперва Шарик думал о бронзовой скульптуре мальчика Гальки, что стоит в старинном Реттерхальме на обрывистом речном берегу. Он отыскал уже этот город и этот маленький памятник, хотя оказалось, что грань Реттерхальма и его временной вектор сильно смещены по отношению к Стаськиному. Однако Шарика смущала мысль, что статуя сделана специально в честь Галиена Тукка, спасителя города. Если Шарик оживит ее, получится самовольство и самозванство… Может, выбрать для себя какого-нибудь безымянного гипсового горниста? Их много прямо там, в Турени… Но все они какие-то лупоглазые, с тупо-благонравными лицами. Чего доброго, станешь сам таким…

Была еще одна подходящая статуя: мраморный мальчишка в глухом закоулке обширного парка. Гибко выгнувшись, мальчик стоял на заросшем лопухами постаменте, запрокинул голову и вскидывал в тонких руках воздушного змея.

Парк рос в другом, не в Стаськином мире и не в пространстве Реттерхальма. И далеко впереди по времени. Шарик не раз видел его в своих отраженных воспоминаниях и удивлялся: откуда это и зачем? Парк никак не был связан с Реттерхальмом, с Лотиком и Галькой. Откуда он взялся? И мраморный мальчик… Но чем дальше, тем все чаще казалось Шарику: неспроста это…

…В дверь застучали.

— Зачем ты заперся? Открой сию минуту.

— Ага, как же…

— Не бойся, мы хотим еще раз поговорить стобой.

— Опять ругать будете!

— Вы слышите, что он говорит?.. Почему ты такой неблагодарный?

А он вовсе не был неблагодарным, помнил все хорошее: как шары жалели его, как учили, как иногда и баловали… Но сейчас мальчику Шарику хотелось плакать.

— Господа! Он снова удерет к своему Вильсону!

— Да! Удеру!

— Что ты в нем нашел?

— А потому что… с ним хорошо! А вы только воспитываете…

За дверью замолчали. Потом Красный шар покашлял:

— Мы это для твоей же пользы.

Шарик не слушал. Подбежал к окну, вскочил на подоконник, толкнул створки. И прыгнул со второго этажа.

…Сразу все встало на свои места, мысленная игра кончилась. Белый шарик опять висел в пустоте, в центре звездной пирамиды, а большие шары буквально обстреливали его своими укоризненными импульсами. Но Белый шарик больше не отвечал. Собирал силы.

Запускающий змея

1

Расплывчатое воспоминание о старом парке обрело теперь ясность. Парк лежал рядом с длинным зданием старинной постройки. Видимо, это была школа, потому что среди могучих дубов, столетних лип и разросшихся кленов часто гуляли мальчики в темной одинаковой одежде с лампасами и позументами. Ребят было немного, вели они себя не шумно и в заросшем уголке парка, где стоял мраморный мальчишка со змеем, почти не появлялись. Даже днем. А уж ночью-то парк, без сомнения, был пуст совершенно. Поэтому Белый шарик выбрал ночное время.

Он протянул через три пространства, точно вдоль вектора Времени, тончайшую нить мгновенного импульса. Скользнул по этой нити сознанием, слыша за собой замирающие оклики бдительных шаров. И через миг невидимым лучом вошел в заросли.

Было темно и тихо. Ветки и листья не шевелились. Шарик ощупывал их неторопливо и с опаской. Он ощущал боязливую радость и замирание, словно пацаненок, впервые забравшийся в чужой сад. Но когда луч-разведчик тронул теплое, не остывшее за ночь плечо мраморного мальчишки, Белый шарик успокоился. Будто встретил доброго приятеля. «Здравствуй…»

Луч осторожно вошел во впадинку под мраморной ключицей, и Шарик заполнил энергией микроскопические поры каменного тела. Заполнил собой. Стал мальчиком, запускающим змея.

Но он оставался пока мраморным мальчиком — закаменевшим в броске. Надо было превратить мельчайшие кристаллики известняка в клетки живого тела.

Получится? До сих пор Шарик был уверен, что да. А сейчас испугался. Ведь он не знал, как это делать. Только чувствовал, что может. Но если чувство это — обманчивое? Вдруг от решающего импульса мраморное тело не оживет, а рассыплется на куски?

Тогда — что?

Жаль мраморного мальчика со змеем, хотя он и неживой. А кроме того, что будет с самим Белым шариком? Вдруг тоже разорвется и перестанет существовать? Впервые страх реальной гибели холодком прошелся по Шарику.