Purgatorium - Евгений Инок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девушка молча кивнула и закрыла мокрые от слёз глаза.
– Надо отсюда уйти. – шепнул Альберт.
– Куда?
– Не знаю. Но тебе здесь лучше не будет.
– Я знаю место, – девушка открыла глаза и попыталась встать, но замерла на краю дивана, не решаясь наступить на залитый кровью пол.
Альберт решительно поднялся, хлюпнув башмаками в бурую лужу и взял обнажённую Жанну на руки.
– Я голая… – прошептала смущенная девушка.
Не глядя он схватил чьё-то пальто, висящее у выбитой двери и укрыв им обнажённую Жанну, вынес её из квартиры.
– Ты весь в крови, – заторможено произнесла она, проведя рукой по его лицу.
– Ерунда. Где твоя одежда, ботинки? – Альберт говорил спокойно. Хрупкая девушка на его руках была как невесомая. Легко и бодро шагая он не ощущал её веса.
– В ванной осталась. Но платье грязное…
– Пойдём, заберём.
БАШНЯ
– Умойся пожалуйста. Мне на тебя страшно смотреть, – сказала Жанна, одевая платьишко, явно не своего размера.
Но выбирать не приходилось. Одевать старое и грязное она наотрез отказалась. А то что было в мешке, припрятанном между стиральных машин, подходило разве что на подростка. Выбрав приблизительно подходящее, она принялась в него влезать. Выглядело это немного забавно, но Шклярову было не до смеха. Боль, что отступила, не то от приступа, который своим мощным всплеском затмил остальные ощущения, не то от горячки боя, теперь вернулась с новой силой. Раненая нога словно взрывалась изнутри. Головная боль стала просто невыносимой, а кровь на лице запеклась и теперь не давала открыть нормально глаза. Усталость теперь навалилась втрое сильнее, чем после подвала. Не было в душе у Альберта не чувств, не желаний. Не помнил он теперь даже смысла своего существования. Что-то сломалось внутри и теперь система сознания в механизме Шклярова дала фатальный сбой. Ему нужно умыться – она так сказала. Вот и всё, что было у него в голове.
Альберт зашёл в ванную комнату и подойдя к раковине открыл кран с горячей водой. Счастье закончилось. Глухой трубный стон возвестил – горячей воды больше нет. Из холодного потекла ледяная ржавая жижа – хоть что-то. Шкляров принялся отмывать одну грязь другой. Насилу удалось оттереть от ссохшейся крови глаза, и он взглянул на своё отражение. На него из зеркала смотрело жуткого вида создание с глубокими потухшими глазами, выглядывающими из-под густых седых бровей, нахмуренных уже так долго, что складка над переносицей напоминала глубокий разлом в сухой глине. Перемазанный кровью он напоминал себе ту уродливую тварь из подвала. Защемило внутри, там, где у людей находилась душа. Какой же он старый. Сколько ему лет?
Закончив с отмыванием крови, Альберт уже не глядя в зеркало, закрыл кран. Не хотелось больше видеть его. Становилось тоскливо и страшно. «Зачем ты жил, чтобы я теперь всё это вспоминал? Почему я должен доживать за тобой? А что, если я не хочу вспоминать? Не хочу доживать? Почему я просто не могу уйти?» – задавал он эти вопросы ему – тому которого оставил в зеркале.
Дверь распахнулась.
– Ну как я тебе? – улыбнулась Жанна, так словно с ней ничего плохого не случилось.
Яркая, живая, бодрая и весёлая, как весеннее солнце после долгой зимы, она осветила собой его хмурую засохшую глину и она, потрескавшись на сотни узоров расползлась в добродушной улыбке.
– Прикольно. Это на 10 летнюю девочку, наверное, – добавила девушка, покрутившись на месте.
Голубое платье длинной меньше прежнего, под него она натянула узкий топ в розовых цветочках и зачем-то нацепила чёрный ошейник с сердечком.
– Ну вот так как-то, – засмеялась она, осмотрев себя и хлопнув в ладошки, – Скажешь что-нибудь?
– Что за ошейник? – продолжая улыбаться спросил Альберт.
– Это единственное что мне по размеру, – щёлкнула она пальчиком по сердечку.
Ты потрясающая, – дал он наконец свою оценку.
– Спасибо, – поклонилась она, сияя от счастья, – ты, кстати, тоже ничего. Без крови на лице…
Жанна подошла ближе, в упор и взяв его небритое лицо своими нежными ладошками, жадно впилась в его сухие обветренные губы.
– Ты сказала, что знаешь место? Что за место? – спросил Шкляров у Жанны, когда их губы наконец расцепились.
– Это башня. Там лифтовая и вообще там хорошо. Пойдём? – улыбнулась она и повела его за собой держа за руку.
– Пойдём, – согласился безропотно Шкляров.
– Ты скинул код? – спросила Жанна, когда они уже подходили к лестнице главной парадной.
– Нет. Не успел, – коротко ответил Альберт, вспомнив про злосчастный исходный код. Он так и не решил, что с ним делать. Решать сейчас что-то он не хотел, потому махнув рукой добавил, – Потом.
Жанна ничего не сказала, а лишь кивнула с улыбкой.
Медленно словно во сне, цепляясь за высокие перила, как за спасительную соломинку, Альберт преодолевал ступени главной парадной лестницы, бесконечно, тянувшейся куда-то вверх под небеса. Жанна шла рядом, стараясь не отпускать своего спутника из вида. Сколько времени у них ушло на подъём, сколько времени вообще осталось до утра, до конца карантина? Они не думали об этом. Разговор был о другом. Жанна, придерживая Альберта за руку пыталась скрасить ему нелёгкий путь своими рассказами.
– Знаешь, когда я в этот дом попала впервые, он мне показался таким грандиозным, – с восторженным придыханием начала она, – эти лестницы, парадные, огромные потолки, словно я в храме. Не думала, что он станет тюрьмой для меня.
– Дом здесь не при чём, – натужно, сквозь одышку выдавил Альберт.
– Да. Я знаю. Зло творят люди, а не стены. А здесь много зла, – согласилась она, – у меня не было выбора особо. Нужно было выжить, вот я и повелась на сказки этого мудака. Я его не любила, а он пользовался мной, но по крайней мере я не голодала.
– У тебя были проблемы с законом до этого? – остановились они на площадке перевести дух.
– Да. Я так и познакомилась с этим… Он помог мне укрыться здесь.
– И он заставил тебя заниматься преступлениями с ним?
– Это помогло мне не протянуть ноги, – она развела руками и двинулась вперёд, – давай немного осталось.
«Обидел. Зачем только спросил. Ясно же, что это не лучшие её воспоминания,» – отчитал себя Альберт и продолжил подъём. Может поэтому она так быстро пришла в себя. Насилие было для неё делом привычным. Сколько раз в её жизни с ней так обходились – как с вещью. Её жизнь представлялась кошмаром не меньшим, чем тот, в котором он теперь барахтался сам. А она, привычная уже к такому девочка, гораздо сильнее его. Что было бы с ним без неё. Наверное, тот дрон на первом этаже раздавил бы просто его и всё бы закончилось. Только кто знает, что лучше, ведь сил продолжать этот путь почти не осталось. Но теперь по крайней мере у него есть она.
Башня величественно возвышалась над главной парадной, венчая собой грандиозный ансамбль советской архитектуры. Массивные колонны подпирали её, словно купол небес. А рельефный высокий потолок парадной лестницы, напоминал свод античного храма. От последней площадки на шестом этаже, за шахтой лифта в этот потолок вела неприметная металлическая лесенка, с изогнутыми и ржавыми перилами. Дверь наверх была закрыта и Шкляров собрался уже подбирать нужный ключ, потянувшись за связкой в карман жилета, но Жанна подскочила к замку первая, быстро и ловко его отворила буквально ногтем.
Мрак просторной многоугольной башни подсвечивался одной единственной лампой, находившийся в центре и предназначенной для освещения монтажного блока управления лифта. Его шахта находилась здесь же, со всеми механизмами и проводами, тросами, накрученными на огромных валах и отделялась от основного пространства мощными решетками. Свет сюда проникал и с улицы через пару не заколоченных слуховых окошечек, стекла которых были плотно затянуты толстым слоем инея. Видимо тепло от пола и шахты попадая в прохладное пространство башни оседало на них узорчатыми картинами, закрывая весь вид на ночной город.
– Жаль ничего не видно. Ночью город такой красивый, – произнесла девушка, подойдя к окну.
Пол был захламлён разного рода утварью: ветхие стулья, обшарпанные тумбочки, старый диван с изорванный обивкой. Было здесь не мало другого хлама вроде бочек, ящиков, древних разбитых телевизоров. Среди всего этого бардака, диван смотрелся вполне презентабельно.
– Мне нравится здесь. Тихо, спокойно. Стоишь словно над всем миром, а эти там внизу копошатся, враждуют, воруют, убивают. А я как будто выше всего этого, – говорила мечтательно Жанна, глядя в покрытое