Кровавое копье - Крейг Смит

— Но это невозможно! — разочарованно воскликнул Бахман. — История о четверых священниках нравится мне гораздо больше! Вполне можно представить себе, как они спускаются по веревкам, в страхе, что их поймают! В это… в это можно поверить! А превращение в голубку…

— Согласен, несмотря на то что и это абсолютная фантазия от начала до конца, легенда о четырех священниках чудесна. Но я хотел бы рассказать вам о том, что случилось на самом деле. Утром шестнадцатого марта тысяча двести сорок четвертого года двести одиннадцать катаров вышли маршем из своей крепости. Они пересекли вот этот луг и взошли на костер, который великий инквизитор приготовил для тех, кто не пожелал отречься от своей веры. Никто из катаров не остановился, чтобы помолиться и подумать о мире, который они покидали. Никто из них не устрашился пламени, не отрекся от веры. Никто не испугался, не дрогнул — ни один человек. По словам очевидцев, катары даже не кричали, объятые огнем. Вот как они погибли, и позволю себе напомнить вам, что эта история — свидетельство их врагов.

Неожиданно налетел ветер. Эльза поежилась.

— Неужели действительно кто-то способен умереть так отважно, Отто?

— Думаю, для того, чтобы встретить смерть столь храбро, нужно любить что-то сильнее своей собственной плоти.

— Я бы все отдала, чтобы иметь такое мужество.

— Лучше молись о том, чтобы оно тебе никогда не понадобилось, — посоветовал ей Бахман.

Потом, когда Эльза присела на траву отдохнуть, Ран расположился рядом с ней, а Бахман отправился осматривать скалы, служившие естественной опорой для крепостных стен.

— Я хочу попросить Дитера, чтобы он завтра отвез нас обратно в Сет, Отто, — сказала Эльза. — Конечно, он пригласит тебя поехать с нами.

— Это очень любезно: мне бы очень этого хотелось.

— Не думаю, что тебе следует принимать это приглашение.

Ран повернул голову к Эльзе, но она не стала встречаться с ним взглядом.

— Когда я вернусь в Берлин, — сказала она, — я хочу вспоминать, как ты сидишь вот здесь, в это мгновение. Нельзя, чтобы твой идеальный образ разрушился. Мне важно, чтобы хоть что-то единственное в моей жизни осталось чистым и прекрасным, потому что все остальное… — Она потянулась к Отто и прикоснулась губами к его щеке. — А я буду здесь, рядом с тобой, среди других прекрасных призраков, пока жива.

Район Санкт-Паули, Гамбург

Пятница — суббота, 7–8 марта 2008 года

Мэллой покинул Репербан, перешел на Давидштрассе, потом повернул на Гербертштрассе, где полицейский не пропускал к Репербану приличных женщин и мальчишек младше шестнадцати. Эта улица по ночам предназначалась только для мужчин и дамочек. Группа проституток собралась около полицейского. Под длинными пальто на них были надеты весьма легкомысленные наряды, и женщины охотно демонстрировали их интересующимся прохожим и зазывали любого, кто обращал на них внимание. Путаны не платили за место на улице и, несомненно, снимали комнаты где-то поблизости. Как и те, что стояли в витринах на Гербертштрассе за стальным барьером, украшенным граффити; это были проститутки всех мастей и размеров — от ослепительных красоток до потрепанных шлюх, на любой вкус и кошелек. Мэллой двигался по Гербертштрассе вместе с уличной толпой и был вознагражден чисто ностальгическим зрелищем, старомодным шоу, которым наслаждались моряки в гамбургском порту на протяжении многих веков. Некоторые женщины были почти обнаженными, не считая подвязок или бус, но большинство выглядели ярко, чтобы привлечь внимание потенциальных клиентов, толпящихся на улице и глазеющих на бесплатное порношоу. За стеклами можно было увидеть, как мужчины торгуются с проститутками, но, когда переговоры заканчивались, клиенты уходили в глубь комнат и занавески задергивались.

Наконец квартал подвязок и кружев закончился, и Мэллой оказался в лабиринте улочек, где обычно шла более своеобразная торговля. Здесь располагались стриптиз-клубы, в каждом из которых выступала только одна танцовщица. Естественно, поощрялись чаевые, но тот, кто действительно хотел угодить стриптизерше, поднимался на сцену вместе с ней. Порой сцена пустовала пятнадцать — двадцать минут, но даже это доставляло зрителям удовольствие.

Были тут и секс-клубы, где мужчины и женщины могли наблюдать секс-шоу с участием моделей. Если во время шоу у зрителей разгоралось желание, они могли и сами стать участниками представления — но без оплаты. В таких заведениях проституция была запрещена. Яркие огни Репербана здесь не горели: люди предпочитали полумрак. На углу стояла девушка и курила. К кирпичной стене прислонился юноша. Словом, что захочешь — то и получишь.

Мэллой заглянул в стриптиз-бар. Медленно потягивая пиво из бутылки, он полюбовался танцовщицей. Затем перешел улицу и вошел в другое заведение, под названием «Звездный свет». У барной стойки стоял Дейл Перри, на маленькой унылой сцене танцевала тощая крашеная блондиночка. Без особого интереса за ней наблюдали пятеро мужчин. На Мэллоя никто, кроме танцовщицы, внимания не обратил. Дейл Перри был чернокожим мужчиной лет сорока с длинными дредлоками[31] и несколькими почетными шрамами. При желании он довольно симпатично улыбался. Телосложением Дейл напоминал человека, который в студенческие годы занимался тяжелой атлетикой, а потом бросил и немного растолстел.

Дейл обратился к одному из мужчин по-немецки:

— Пригляди тут немного.

Затем он направился к двери, которая, похоже, вела в кладовую. На Мэллоя он при этом даже не посмотрел. Мэллой взял у бармена бутылку пива, но отпил совсем немного. Он смотрел на девушку, и ему было жаль ее. После того как она закончила танец, он положил на сцену купюру в двадцать евро — этого должно хватить ей на дозу героина. Когда Мэллой отвернулся, стриптизерша спросила у него:

— Куда же ты, сладкий? А поцеловаться?

Мэллой показал на свое обручальное кольцо, как это делал Джош Саттер, и дружелюбно пожал плечами.

— Я никому не скажу!

Ее голос был похож на звон разбитого стекла.

Затем Мэллой заглянул в заведение, где шло секс-шоу. Он немного задержался там, делая вид, что ему интересно, и вскоре ушел. Чуть-чуть пошатываясь (на всякий случай, если кто-то за ним следит), Мэллой двинулся по переулку и оказался во внутреннем дворе квартала. Приглушенный свет из окон озарял полтора десятка автомобилей и несколько мусорных контейнеров. Но и тут, возле книжного магазинчика «для взрослых» шла какая-то торговля. Мэллой направился к задней двери «Звездного света» и стал ждать. Ровно в полночь Дейл Перри отпер дверь и проговорил по-английски:

— Ти-Кей, дружище! Входи!

Мэллой проскользнул внутрь, они обменялись рукопожатием.

— Сколько лет, сколько зим!

— Давненько. Рад снова видеть тебя, Дейл.

— Знаешь, когда Джейн мне позвонила и сказала, что ты скоро прибудешь, я ей ляпнул: «А я-то думал, что этот старый пес уже издох!»

Мэллой улыбнулся и пожал плечами.

— Не сказал бы, что некоторые не пытались этого добиться.

— Слышал, слышал!

Дейл приехал в Цюрих лет двадцать назад. Тогда это был молодой покоритель мира, которого Джейн завербовала и сделала одним из своих АБП — агентом без официального прикрытия, оперативником, работавшим по той же системе, что и Мэллой. Потом Дейл прошел обучение на Ферме,[32] но немецким нормально не овладел, да и доверенных людей в Европе у него не было. Ничего не поделаешь, репутацию надо заработать. Мэллой устроил Дейла барменом в стриптиз-клуб, которым владел один из его осведомителей, а шесть месяцев спустя отправил в Гамбург.

Срок командировки Дейла должен был продлиться три года, но Джейн Гаррисон уговорила его остаться еще на два. Она рассчитала верно: после пяти лет в Европе люди там так приживались, что сами не хотели возвращаться домой. Здесь таилась такая власть, здесь гуляли такие деньги, здесь было так много свободы, что кто бы захотел снова учиться конформизму? Перри женился на эмигрантке из России; она работала в юридической фирме в центре города. Тогда у Дейла шел второй срок командировки. Они поселились недалеко от Санкт-Паули, в нескольких улицах к северу от порта, туристов и проституток. Это был добропорядочный рабочий район, где жили крепкие семьи, а дети учились в хороших школах. Пять лет превратились в десять. Десять — в двадцать, и вот теперь больше всего Дейл боялся, что его отзовут в Лэнгли, как некогда и Мэллой в последние дни своей работы в Цюрихе.

Не было в Гамбурге ничего, о чем бы Дейл не знал или что он не мог выяснить. Преимущество заключалось в том, что никто, ни одна живая душа не догадывалась о его связи с агентством, включая и его жену. При этом немцы его пару раз арестовывали и один раз даже приговорили к двум годам исправительных работ. Главным источником дохода Дейла была бойкая торговля крадеными мобильными телефонами, а еще он умел неплохо подделывать паспорта и кредитные карточки. И конечно, все, с кем он вел дела, хотя бы раз наведывались в его бар. А это означало, что Дейл получал фотографии этих людей, отпечатки пальцев, образцы голоса. Мало того: продаваемые им телефоны сразу же превращались в устройства слежки. Конечно, мобильники служили недолго, но зато давали точнейшую информацию о передвижении людей и их контактах.