Огненное лето - Джилл Шелдон

Ной понял, что если она не перестанет на него так смотреть, то он уже не сможет за себя ручаться. Поэтому изобразил на лице кислую мину и с деланным равнодушием ответил:

— В общем-то, так оно и было.

— Это не дело, Ной!

Голос Энн звучал уверенно и строго. И все же Ной подумал, что она не права. Как он мог объяснить, что был помолвлен с женщиной, которую, как ему казалось, тогда любил. Но позже выяснилось, что все это было далеко не так.

Ее звали Трейси Поупуэлл. Это была очаровательная и сексуальная молодая актриса, которая снималась во множестве популярных фильмов. Трейси знали буквально все. Но при этом она чувствовала себя очень одинокой. Чему способствовали сиротское детство и как следствие — дикий нрав. В этом смысле они были в какой-то мере похожи с Ноем. Его потянуло к ней с первого взгляда. Для Трейси то время было особенно трудным. Ее внимания домогался директор, а соперница, тоже известная кинозвезда, строила всяческие козни. Нужен был друг. Преданный, спокойный и вместе с тем неназойливый. В ее ближайшем окружении таким был один Ной. Остальные же, по мнению Трейси, не заслуживали ни дружбы, ни доверия.

Трейси не без труда удалось убедить Ноя в том, что они созданы друг для друга. И он верил этому почти год. Она же старалась во всю. Постоянно была рядом и поддерживала в Ное уверенность, что именно такая женщина ему и нужна. Видимо, не случайно все это совпало по времени с пиком его популярности как профессионального спортсмена. Хотя и сама Трейси также пользовалась широкой известностью. Ее все любили, и она это знала. Однако у нее было сердце… Так, по крайней мере, казалось Ною… Но вот тут с ним случилось несчастье. И…

— Она решила не связываться с калекой, — угрюмо сказал Ной. — На следующий день, после того как я загремел в больницу, она ушла.

Взгляд Энн остановился на его колене. На смуглой коже узкой белой полоской выделялся шрам.

— Неужели она бросила тебя, мечущимся от боли по больничной койке? — спросила Энн с некоторым недоверием в голосе.

— Почем ты знаешь, что я метался от боли?

— Разве нет?

От воспоминания о тех днях и страданиях, через которые ему пришлось пройти, на лбу у Ноя проступил пот.

— Может быть, — тихо ответил он, с деланным равнодушием пожав плечами, как будто его все это вовсе не касалось.

— И с тех пор ты уже никому не доверял, — вздохнула Энн. — По крайней мере, до сегодняшнего дня. Окружил себя людьми, которым нужен, которые тебе доверяют. Дети, Розмари, твои служащие. Ты не хочешь с ними расставаться. Считаешь, что нашел себя. Что ж, после всего, что тебе довелось пережить, это можно понять. Но ведь за стенами Тэйлор-Хауса бурным потоком течет жизнь. В ней так много интересного, прекрасного. Зачем же превращать себя в затворника?

— Мне очень хорошо, Энн, — просто возразил Ной. — И прошу тебя, не надо подвергать мою жизнь психоанализу.

Энн протянула руку и ласково потрепала Ноя по щеке.

— Доверие надо заслужить. Это очень непросто. И если ты окажешь доверие мне, то я буду хранить его, как бесценное сокровище.

Ной отчаянно боролся с собой, стараясь не поддаться этим речам, не прильнуть губами к ее ладоням и не покрыть их поцелуями. Он знал, это Энн прав. Доверие никогда не давалось ему легко. Ни в детстве, ни тем более сейчас. Теперь Ной гораздо больше боялся довериться кому-нибудь, чем когда-либо раньше, чем когда его избивала родная мать и продала за наркотики, чем когда в школьном дворе над ним измывались более сильные однокашники, чем когда вынужден был покинуть профессиональный спорт…

…Итак, послав подальше братские чувства, Энн Лейверти проникала ему в кровь, требовала для себя места в его душе, и Ной ничего не мог с этим поделать…

Он повернулся к ней спиной и, стараясь унять дрожь в ладонях, облокотился на подоконник. В эту минуту он больше всего боялся поддаться нахлынувшим чувствам, как и того, что с ним станет после отъезда Энн. А не уехать она не могла, так как должна была вернуться на работу и к своей обычной жизни.

Боже, каким одиноким он сейчас себя чувствовал! Ной никогда бы не поверил, что по прошествии стольких лет все еще будет тосковать по Джесси. Но оказалось, он думает о нем почти ежечасно.

— А как ты жила все эти годы? — спросил Ной. — Ты так легко говорила о доверии, как будто для тебя подобной проблемы просто не существует. Но я в этом очень даже сомневаюсь!

— Как я жила? — с тревогой в голосе переспросила Энн. — Что ты имеешь в виду?

— Почему ты так и не вышла замуж?

Энн надменно подняла подбородок и гордо сказала:

— Я слишком молода, чтобы связывать себя семьей. Впереди для этого еще предостаточно времени.

Ной печально покачал головой и, протянув руку, провел по щеке девушки. Она закрыла глаза и прижалась к его ладони. Ной почувствовал, как в нем снова закипает желание.

— Возраст здесь ни при чем, Энн. Ты ведь и сама это отлично знаешь. Не так ли?

Энн поджала губы и отступила на полшага.

— Я никак в толк не возьму, о чем ты говоришь?

— Неправда. Ты все прекрасно понимаешь. Речь идет о Джесси и твоей матери. О том, что с ними случилось. Я уверен, что ты боишься.

— Нет, — горячо запротестовала Энн и сделала еще полшага назад.

— Но тебе нужна поддержка. Поэтому тебе и нужно мое доверие.

Энн промолчала.

— Поверь мне, — продолжал Ной, — я все понимаю. Но согласись, тому, кто раз любил и был предан, трудно дается новое доверие. К кому бы то ни было. По крайней мере, должно пройти немало времени.

— А я тебе полностью доверяю.

— Неужели? — прошептал Ной и снова отвернулся к окну.

Взгляд Энн начинал по-настоящему его терроризировать. Выдерживать такое было уже невозможно. Господи, зачем он поддался на этот разговор?!

— Ты тоже можешь довериться мне, Ной, — упорно продолжала бить в одну точку Энн. — Подумай об этом.

Через окно продолжал доноситься шорох набегавших на песчаный берег волн. Сквозь него Ной уловил за спиной тихий стук затворяемой двери.

Он остался один…

…Человек чиркнул спичкой и удовлетворенно вздохнул. Сердце его учащенно забилось в предвкушении наслаждения. Но запах мазута раздражал. Раньше он им никогда не пользовался, предпочитая бензин. Но на этот раз надо было перестраховаться и изменить почерк. Ведь его уже начали искать. Чем это могло кончиться, он прекрасно знал.

Но все тревожные мысли исчезли, как только он нагнулся над ворохом пропитанных мазутом газет и поднес к ним горящую спичку. Они мгновенно вспыхнули, дыхнув на него жаром. По выложенной из промасленных газет дорожке огонь быстро побежал к дому.