Да здравствует фикус! - Джордж Оруэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ух, слава Богу! – облегченно вздохнул Гордон. – Там-то полно пабов.
– Давай в первый что попадется?
– Согласен, умираю с голода.
Но городок встретил их странной тишиной. Неужели все в церкви или уже дома, за столом? Нет, пусто везде, совершенно пусто. Попали они в Крикхем-на-Темзе, один из городков, оживающих лишь в сезон купания. Длинная прибрежная полоса заколоченных купален, лодочных сараев, дощатых летних домиков. И ни единого человека. Наконец наткнулись на удившего рыбу толстяка (сизый нос, лохматые усы, возле складного табурета бутыль пива). На воде пара лебедей, круживших, норовивших всякий раз хапнуть новую наживку.
– Вы не подскажете, где бы нам тут поесть? – спросил Гордон.
Толстяк, казалось, ждал вопроса и, не оглянувшись, но с явным удовольствием ответил:
– А нигде. Нету, значит, ничего тут.
– Проклятье! Совсем ничего? Полдня идем голодные.
Толстяк засопел, размышляя, не отрывая глаз от удочки.
– Как бы вот в ресторан-отель, с полмили-то отсюдова. Как бы вон там, ежели, значит, работают.
– Так этот ресторан работает?
– А кто ж их знает? Может, что и да, а может, нет, – флегматично отозвался толстяк.
– Не скажете, который час? – вступила Розмари.
– Час-то? Да уж, видать, четверть второго.
Лебеди выбрались на край берега, явно ожидая подачки. В работающий ресторан верилось слабо; вокруг царило запустение: мусор, хлам, облупившаяся краска, пустые комнаты сквозь мутные пыльные окна, даже на пляжных автоматах потеки ржавчины.
– Зря, дураки драные, не зашли в тот деревенский паб!
– Ох, милый, так есть хочется. Может быть, нам вернуться?
– Теперь нет смысла. Пошли, это, наверно, за мостом. Будем надеяться на чудо, вдруг открыто.
Поплелись к видневшемуся вдалеке мосту, ноги уже просто подкашивались. Но чудо свершилось! На другой стороне сразу от моста по отлогой лужайке вилась дорожка, в конце которой стояло внушительное – и, несомненно, открытое! – заведение. Кинувшись к нему, они, однако, смущенно затормозили.
– Как-то чересчур шикарно, – сказала Розмари.
Шик и впрямь буквально бил в глаза. Блистая белизной с обильной позолотой, заведение каждой своей каменной плиткой заявляло насчет безумных цен и скверного обслуживания. На щите у дорожки крупными золотыми буквами значилось:
...ОТЕЛЬ «РЕЙВЕНСКРОФТ»
ВХОД В РЕСТОРАН СВОБОДНЫЙ
ВСЕ ВИДЫ ПИТАНИЯ
ТАНЦЗАЛ И ТЕННИСНЫЕ КОРТЫ
СЕРВИС ВЫСШЕГО КЛАССА
Перед входом лоснились два припаркованных лимузина. Гордон испугался. Деньги в кармане сделались ничтожной мелочью, а само заведение меньше всего напоминало уютный паб. Розмари дернула за рукав:
– Свинское местечко. Пойдем поищем что-нибудь еще.
– Куда? Нет ничего другого. Поесть мы сможем только здесь.
– Ох, знаю я, какая здесь еда. Дадут ломтик говядины, черствый, как с прошлого Рождества, и заломят бешеные деньги.
– А мы закажем просто пива и хлеб с сыром, это везде стоит примерно одинаково.
– И они нас возненавидят! Начнут глумиться, навязывать свой завтрак. Тогда надо решительно и твердо: только бутерброды.
– Ладно, проявим стойкость. Заходи.
Они вошли. В просторном холле угнетающе дохнуло чужой богатой жизнью; пахло речной свежестью, новой мебельной обивкой, увядшими цветами, винными пробками. Понятно, тот самый сорт отелей вдоль автострады, куда маклеры-брокеры возят по воскресеньям своих шлюх. Сердце у Гордона заныло – стиль ясен: обдерут и оскорбят. Розмари теснее прижалась к нему, она тоже оробела. Увидев табличку «Салон», они толкнулись туда, полагая найти бар, но оказались в просторной нарядной гостиной с бархатными диванами; о коммерции тут напоминали лишь пепельницы с рекламной эмблемой виски «Белая лошадь». Салон практически пуст, только вокруг одного столика отдыхающая, видимо, после трапезы компания из лимузинов: два жирноватых, чрезвычайно спортивно одетых блондина с двумя изящно-худосочными девицами.
Возле них официант, в почтительном поклоне наполняющий бокалы.
Гордон и Розмари остановились на пороге. Сидевшая компания небрежно скользнула взглядом по фигурам усталых потных пешеходов, ощутивших свое убожество. Насчет «пива и хлеба с сыром» нечего было думать; единственное, что могло прозвучать в такой обстановке, это «ленч». Ленч или немедленно прочь. Однако официант, смерив вошедших откровенно наглым взглядом, все же не дал им ускользнуть.
– Сэ-эр? – требовательно протянул он, подхватив поднос.
Ну! Наплевать на этих хамов, говори: «Пиво и бутерброды». Увы, храбрость испарилась. Как бы случайно Гордон опустил руку в карман удостовериться, что монеты на месте (должно было остаться семь шиллингов и десять пенсов). И разумеется, официант заметил этот жест; лакейские глаза, казалось, умели даже сквозь карман пересчитать твою наличность.
Стараясь придать голосу уверенность, Гордон сказал:
– Нам бы хотелось ленч.
– Лэ-энч, сэр? Дэ-э, сэр. Прэйшу вас.
Черноволосый, с очень гладкой бледной кожей, смотрелся молодой пригожий официант российским князем, хотя прекрасно сидевший на нем костюм выглядел так, как будто обладатель не снимал его даже на ночь. Скорее всего англичанин, полагавший иностранный акцент непременным атрибутом своей профессии. Гордон и Розмари покорно пошли за ним в обеденный зал на застекленной террасе. Промозглый куб из зеленоватого стекла создавал полное впечатление аквариума с холодной затхлой водой. Эффект значительно усиливался видом и запахом речной влаги. На каждом столике букетик искусственных цветов, а у одной из стен, словно образчик безрадостной подводной флоры, всякая глянцевая зелень: пальмы, аспидистры, фикусы. В жару такое помещение могло бы выглядеть достаточно отрадно, но сейчас, когда зимнее солнце к тому же скрыли облака, тут просто выть хотелось от мрачной сиротливости. Уселись; подавленная не меньше Гордона, Розмари отважилась скорчить гримасу в спину отошедшего официанта.
– Я за свой завтрак сама заплачу, – шепнула она через стол.
– Нет, ни за что.
– Кошмарная стекляшка! И накормят наверняка дрянью, не надо было нам…
– Ш-ш!
Официант вернулся и, вручив мятый листок меню, зловеще воздвигся рядом. Гордону стало трудно дышать: если у них стандартный завтрак по три шиллинга и даже по полкроны, это конец! Стиснув зубы, он посмотрел в колонку цен – уф, слава Богу, свободный выбор. Самое дешевое – холодное мясо с салатом, по полтора боба. Он сказал, вернее, пробормотал:
– Мясо холодное, пожалуйста.
Тонкие брови официанта вскинулись, изображая удивление.
– Мьяссо и все, сэ-эр?
– Да, пока хватит.
– И ничего другого, сэ-эр?
– Ну, хлеб, конечно. Хлеб, масло.
– А кэкой-нибудь су-уп, сэ-эр?
– Супа не надо.
– А кэкую-нибудь рыбу, сэ-эр? Одно мьяссо!
– Ты хочешь рыбу, Розмари? Не стоит? Нет, не надо рыбы.
– А из зэкусок, сэ-эр? Кэк, одно мьяссо?
Гордон силился сохранять спокойствие. Никто и никогда не вызывал у него такой ненависти.
– Мы позовем вас, если понадобится что-то еще.
– А что будете пьитъ, сэ-эр?
Сказать «пиво» смелости не хватило. Требовалось спасать престиж.
– Дайте мне карту вин, – коротко бросил Гордон.
Официант доставил еще один мятый листок. Цены безумные, однако в самом низу значился некий столовый кларет без названия за два и девять. Быстро подсчитав в уме (едва-едва!), Гордон чиркнул ногтем по строчке с кларетом:
– Бутылку вот этого, пожалуйста.
Брови официанта вновь взлетели. Он позволил себе съязвить:
– О, целую бутылку, сэ-эр? Не желаете ли полбутылки?
– Бутылку, – холодно повторил Гордон.
Чуть качнув головой и выразив этим бездну презрения, официант ушел. Невыносимо! Гордон поймал взгляд Розмари. Ну вот, удалось все-таки поставить наглеца на место. Минуту спустя появился официант, неся безымянный кларет за горлышко в опущенной руке, как нечто не совсем пристойное. Мечтая отомстить, Гордон потрогал бутылку и нахмурился:
– Красные вина так не подают!
– Сэр? – на миг, лишь на миг, опешил официант.
– Холодное как лед. Возьмите и согрейте.
– Да, сэ-эр.
Триумф не удался. Официант без малейшего смущения – греть такое вино? – унес бутылку, демонстрируя всем видом, как позорно заказывать дешевку да еще шум поднимать.
Безвкусные ломтики мяса мало походили на еду, в булочках, хоть и черствых, зубы вязли. Казалось, все пропитано речной водой. Уже не удивило, что кларет тоже отдавал болотной жижей. Но свое великое дело алкоголь сотворил. Бокал, еще полбокала, и на душе стало повеселей. Торча в дверях, дабы кривой ухмылкой отравлять им существование, официант сначала преуспел. Но Гордон развернулся к нему спиной и в самом деле почти забыл о нем. Винные градусы вернули мужество. Разговор пошел легче, голоса зазвучали громче.
