Я вернусь через тысячу лет. Книга 1 - Исай Давыдов

– Какая я дрянь! Какая дрянь! Неужели ты когда-нибудь простишь меня?

Я успокаивал Таню, гладил её русые волосы, целовал мокрые глаза, и за эти слова ненавидел Женьку в тысячу раз сильнее, чем за всё остальное.

Мы тогда пытались понять, почему он это сделал – так нагло, открыто, беззастенчиво.

– Наверно, мы сами виноваты, – предположила Таня. – Вспомни, сколько мелких подлостей прощал Женьке чуть ли не каждый из нашего класса. С первых лет. Все мы ему что-то прощали. И ты прощал, и я, и другие. Помню, в пятом классе я полмесяца мучилась – писала «Приветствие покорителям океана». Мы тогда в интернате жили, помнишь? А Женька подслушал, как я декламировала в пустой спальне, и выдал эти стихи за свои. Когда он их прочитал на вечере – я убежала в спальню и проплакала до самого сна. Но смолчала. Не хотелось связываться. И ты смолчал, когда в седьмом классе он оттёр твой доклад о Рите с праздников на будни. Помнишь?

– Как не помнить? Всё настроение пропало…

– Зато в День космонавтики делал доклад Верхов! А к праздничным докладам, сам понимаешь, больше внимания. Так вот и создавалась слава. Постепенно. И сейчас ты молчишь…

Да… И в десятом классе я смолчал и забросил свою работу над коэмами. Не хотелось кому-то что-то доказывать, кого-то в чём-то убеждать. Противно было.

И сейчас противно. И поэтому я молчу, не говорю никому о том, что закончил работу над коэмами.

Я решил сказать о них только на Третьей Космической, перед самым отлётом. Оставлю их там, и они будут жить на Земле, но весь шум, который они вызовут, уже никак не коснётся меня. Одна Бирута знает всё о моей работе. Но она умеет молчать.

Сейчас она, наверно, ждёт на аэродроме. Ведь добираться биолётом от Меллужи до Латвийского аэропорта – почти столько же, сколько лететь от Урала до Латвии. Смешно устроен наш транспорт! С двадцатого века такое – и до сих пор.

Кажется, мы начинаем снижаться. Зажглось табло. Приблизились облака. Скоро причалит к борту посадочный самолёт. А в журнале так и остались прочитанными всего две страницы.

Лучше не говорить об этом! А то Бирута наверняка поинтересуется: «С кем это ты там любезничал всю дорогу?» Она у меня ревнивая.

14. Бруно

Мы покидаем «Малахит» в конце сентября – самого нежного и самого грустного месяца.

В жизни не видел я ничего красивее, чем сентябрь на Урале. Самая богатая, самая пышная южная природа никогда не даст такого буйства красок, как осенние уральские леса. Все тона и полутона, все нежнейшие переходы и переливы красок – от жёлтого и зелёного до оранжевого и багрово-красного – можно увидеть здесь.

Мы выскакиваем по утрам из коттеджей на зарядку и видим незатухающие костры берёз среди густой зелени молодых сосен и елей.

Мы бежим гуськом к озеру, и по сторонам дорожки наряднейшей лентой тянутся жёлто-оранжево-коричнево-зелёные осины, полыхающие словно костры кусты боярышника.

А на другом берегу озера – тот же буйный пожар красок, да ещё сине-фиолетовая дымка на дальних лесах, да бело-лилово-розовые облака, да нежно-голубое небо между ними.

Сейчас, когда впереди последние дни, видишь всё чётко, остро, даже с болью. А раньше как-то не замечалась эта безумная редкая красота родных мест. Привычно было, некогда, казалось, ещё миллионы раз увидишь. Чего приглядываться?

Зато теперь приглядываешься и стараешься запомнить, и не торопишься, и ждёшь чего-то, ждёшь…

Но вот пахнёт острый северный ветерок, и заиграет, закружится огненная метель из листьев на полянах и на опушках. И замашут тонкими жалкими руками берёзы и осины. И отзовётся эта буйная метель сладкой болью в груди, и вспомнится, как мальчишкой искал с отцом последние осенние грибы, как приносил маме берёзовые ветки с красными листьями, и как она опускала их в раствор фриэтана – чтоб листья не скручивались, чтоб и зимой держались на ветках.

А на Рите не будет осени, не будет прощального отчаянно-яркого карнавала природы…

За время отпуска в «Малахите» появились новички. Их немного: четверо молодых врачей, десять инженеров из различных институтов, шестеро молодых учёных. Все они попали в «Малахит» потому, что частично пересмотрена система отбора добровольцев. Инженеры, врачи и учёные необходимы на Рите, а в «Малахите» за два года их не подготовишь. Нужны будут и учителя. Первые две учительницы улетели на «Рите-1». Их готовили в «Малахите» по особой «спрессованной» программе. Так же, как сейчас учили пятнадцать будущих учителей, и среди них – Бируту.

Теперь всем ясно, почему перед отпуском были объявлены только пятьсот восемьдесят фамилий астронавтов, а не шестьсот. Ясно, кто эти «неизвестные» двадцать.

А мне-то казалось, что двадцать пустых мест увеличивают шансы Марата!

Один из двадцати новичков – высокий темноглазый и черноволосый инженер-механик Бруно Монтелло – торчит целыми днями не в механической мастерской, а у нас, в киберлаборатории.

– Почему ты обходишь свою мастерскую? – как-то поинтересовался я.

– Там всё знакомо, – ответил Бруно. – Я уже работал на лучших заводах. А в вашей лаборатории знаю не всё.

Однажды перед обедом Бруно сказал мне:

– В «Малахите» слишком спокойная жизнь. Тут, кажется, никогда ничего не случается. И раньше так было?

– И раньше, – ответил я. – Здесь умные руководители. Они умеют предвидеть.

– На Земле, может, и так, – согласился он. – Но на другой планете даже самый умный не способен предвидеть всего. Там обязательно что-то будет случаться. А мы не готовы к неожиданностям.

– Нас два года только к этому и готовили, – возразил я. – Мы вроде умеем всё, что должен уметь человек во враждебной природе.

– Враждебной там будет не только природа. – Бруно печально усмехнулся. – Разве ты забыл о сожжённом острове?

– Конечно, нет! – ответил я. – О нём никто не забывает. Просто о нём бесполезно говорить.

Эту тайну планеты Рита наши астронавты так и не разгадали. Они только обнаружили её.

На дикой планете, населённой людьми, не знающими ни металла, ни колеса, ни земледелия, был обнаружен большой пустынный удалённый от материков остров, засыпанный радиоактивным пеплом. Только громадные одиночные кусты буйной травы растут там. И ничего больше.

Наши астронавты не спускались на остров, потому что радиоактивность почвы очень велика. Но специальными зондами взяли образцы пепла. И он был исследован в лаборатории космического корабля «Урал».

К сожалению, пепел рассказал немногое. Стало ясно, что взрыв на острове произошёл примерно за триста восемьдесят лет до появления «Урала» возле Риты. Взрыв был вызван неизвестным на Земле естественным изотопом урана, обладающим чрезвычайно стойкой радиоактивностью.