Ночь перед Рождеством 2020 - Сергей Фокин

— Говори, басурман, что тебе про Оксану известно? Ну! — С этими словами уселся кузнец на чёрта и, не отпуская хвоста, схватился за его слегка вытянутый нос. Сдавил, чуть не скрутил пропеллером — у чёрта даже слезы брызнули.

— Ой, Никола, отпусти! Не буду больше приставать, душеньку твою выпрашивать! — взмолился поверженный, тщетно стараясь вырваться.

— Правду говори, свинячье отродье! Куда подевал Оксану? — И тут Никола перенёс крепкую руку на шею чёрта и стал сдавливать так, что тому дышать сделалось трудно, не то, чтобы отвечать. Ой, мозолиста да жилиста ладонь у кузнеца! Света белого чёрт не взвидел и принялся хрипеть, как умирающий. Впрочем, до смерти ему оставалось совсем немного: шея-то тоже имела предел прочности.

Ослабил Никола хватку, и при этом ткнул железным пальцем нечистого между рёбер:

— Ну!

Ахнул тот из последних сил, но отпущенным горлом воспользовался:

— Скажу… всё скажу… как на духу… Ох! Отпусти только…

— Это мы ещё посмотрим! — гневно отозвался кузнец. — Выкладывай.

— Обхитрить хотел тебя… каюсь… жива твоя Оксана, только нет её на земле, это правда.

— Как так? Куда ты её заманил?

— Не я… сама она… — выдохнул чёрт, решив по некоторым соображениям не выдавать Степаниду Ивановну.

— Что это значит?

— Полетела она в город…

У Николы глаза на лоб полезли от удивления. Он даже забыл перехватить чёрту шею, чтобы удобнее было держать, так что противнику дышать сделалось легче.

— Это как полетела? Что-то ты не договариваешь… А ну, плешивый хвост, объясняй толком! — И снова ткнул чёрта по рёбрам, на этот раз кулаком. Тот был и размером с хорошую кувалду, и крепостью не уступал. Зажмурился чёрт от боли, дыхание у него спёрло. Тут уже и свободное горло не помогло.

— На метле… ох… на метле полетела… за валенками твоими… я ей содействовал… хотел тебе помочь, только доброта… ох!.. себе дороже выходит… Не любит доброту народ… …

Ещё пуще изумился кузнец. Вот так дела происходят! Оказывается, случаются чудеса на свете, только не каждый о них узнать может. А Оксана-то!.. Молодец, девка! Не побоялась в одиночку за сорок вёрст ночью лететь… Конечно, если только всё это правда. Не следовало забывать, с кем дело имеешь.

— Ну, вот что! Неси-ка ты меня ей вослед. Зимой всякое приключиться может, — решительно сказал Никола, поднимаясь сам и рывком за хвост поднимая пленника.

— Не успеем! — попытался отговориться тот. — До первых петухов осталось часа три!

— Поторопимся! — отрезал кузнец, пинком выправил положение чёрта, так что тот подставил ему спину, и, не задумываясь ни на мгновение, взгромоздился чёрту на плечи. — Летим. Да смотри у меня, не балуй, не то узнаешь христианского кулака!

Чёрт обречённо заскулил, но делать было нечего. Подпрыгнув, взмыл он в воздух, с каждой секундой набирая высоту.

Сверху над ним издевательски насмехался месяц: даже ему такая картина показалась в диковину. А внизу, в избе кузнеца, в чёрном окне вскоре закрылась занавеска, и зажглась керосиновая лампа.

16

Они плавно набирали высоту, проносясь над селом, и дома понемногу стали походить на игрушечные кубики. Только дым из труб поднимался выше, и там уносился в сторону не желающим опускаться до земли ветерком.

Для Николы это был не первый полет. Ещё в юности довелось ему однажды летать на настоящем реактивном лайнере. Вот где была скорость и мощь! Правда, в салоне полностью вкусить их прелесть невозможно, недаром рисковые люди с давних пор научились приближать к себе опасность и смерть, прыгая с парашютами, или паря на хлипких дельтапланах.

Тогда это было интересно, но не более. Рядом сидели родители и сотня других пассажиров, привыкших к таким перелетам. Они с первых минут начинали клевать носом или листать журналы.

Сейчас кузнец чувствовал истинный восторг, какой можно испытать только в детстве. Он был один на один с небом… если, конечно, не считать чёрта, чьё обиженное сопение немного напоминало работу двигателя. Прозрачный, будто хрустальный воздух, необыкновенная для ночи видимость, хитроватое перемигивание звёзд в чарующей близи — всё это пьянило своей новизной. Дышалось на удивление легко, ветер не обжигал щёки, а будто ласкал их… «А говорят, наверху холоднее! — вспомнил кузнец и покачал головой, не соглашаясь. — Кой, чёрт, холоднее! Красота-то какая! Оксана, наверно, тоже диву даётся…»

Все его размышления, так или иначе, сходились на девушке. То показалось ему какое-то движение на лесной поляне, над которой они пролетали, и, к неудовольствию чёрта, пришлось снижаться на полсотни метров. То вспомнил он своё падение возле бани и неожиданно прыснул вслух, сам застеснявшись собственных мыслей. Но каждую секунду не уставал вглядываться вдаль, надеясь увидеть знакомую фигуру верхом на метле.

— Ты знаешь, куда нам надо? — спросил он однажды чёрта, щёлкнув по затылку. Тот чихнул и ответил недовольно:

— Бывал я там много раз…

— То-то! Смотри, не заблудись ненароком!

Внизу нескончаемо тянулся лес. Редкие поляны вблизи села ещё посещались зимой: в ярком свете месяца можно было рассмотреть на покосных лугах санный путь между большими скирдами сена. А дальше сельчанам забираться не было надобности, и снег замёл все дороги и тропинки.

В одном месте увидел Никола на белом поле брошенный комбайн. От него остались только рама да шины. Всё, что могло пригодиться в хозяйстве, давно было снято и растащено по окрестным селам. Цепи пошли на ручные молотилки, железо — на перековку или другие надобности, даже резиновые камеры с колес приспособили под лодки — ставить сети на реке. Всякая мелочь, прежде валяющаяся без присмотра, в тяжёлые годы обрела своих хозяев. Люди стали намного рачительнее. Другие просто не выживали.

Опять же, скажешь — сколько всего в прежние годы изготавливалось без всякого учёта потребностей! Вспоминал Никола молодость — дореволюционное время — и недоумевал. В одной его комнате имелось великое множество вещей, о потере которых он ни разу не пожалел. Оказалось, что набитые товаром супермаркеты создавали только иллюзию необходимости. На самом деле человеку для выживания нужны были не красивые упаковки с сомнительным содержимым, а вполне реальные инструменты, которыми деды и прадеды вели свои хозяйства. И чтобы составить список действительно нужного, не требовалось издавать тяжеленные каталоги с яркими фотографиями. Его можно пересчитать по пальцам.

Конечно, люди, мало-мальски обеспечившие своё выживание, стремились украсить и быт — в силу привычки, вколоченной двумя десятками лет рекламы. Они по возможности скупали на рынках красивую эмалированную посуду, хрусталь, ковры, традиционно считавшиеся на Руси признаком богатства. Но никто не стоял за таким товаром в очередях, и его уже не изготавливали, потому что потребность была мизерной.