Пятая труба; Тень власти - Бертрам Поль

Мужчины и женщины толпились около неё, любуясь её красотой и завидуя её драгоценностям. Эти драгоценности были самыми малоценными из тех, которыми она обладала, но и они далеко превосходили драгоценности графини Эрленбург, у которой, по слухам, были самые дорогие вещи во всём городе и его округе. Леди Изольда смотрела на всех свысока и отвечала так, как её собеседники и не ожидали. Графиня Эрленбург, которая была родом из той же местности, откуда и граф Галинген, и отличалась такой же грубостью, сказала ей: «Сознаюсь, что в драгоценных вещах вы превосходите меня, но, конечно, вы легко можете достать то, что мне недоступно».

— Так уж принято, — спокойно отвечала леди Изольда, — чтобы гости надевали свои драгоценности в честь хозяев. Иначе я бы этого не сделала. Я их презираю и не имею ни малейшего желания кого-либо побеждать. Впрочем, я не думаю, чтобы грех ограничивался только одной какой-нибудь категорией поступков.

Фрау Марии досталось ещё хуже. Она также заговорила с леди в духе графини Эрленбург и получила в ответ:

— Лучшая драгоценность жены — это её супружеская верность, фрау Мария, эта драгоценность затмевает все другие.

Супруга бургомистра была так ошеломлена этим ответом, что сначала не знала, что ей ответить.

— Вы, кажется, удивлены, услышав от меня похвалу верности, — спокойно продолжала леди Изольда. — Уж, конечно, если б я была женой...

Хозяйка поспешила оставить гостью в покое.

Леди Изольда оставалась на своём месте, спокойно и как бы дремотно прислушивалась к комплиментам мужчин и сплетням женщин. Время от времени её глаза пробегали по толпе, как будто отыскивая кого-то.

— Какой величавый вид у вас сегодня, — сказал ей кардинал Бранкаччьо, давно уже любовавшийся ею.

При звуке его голоса она слегка вздрогнула и, едва подавив зевоту, откинулась на спинку кресла.

— Прошу извинения, ваше преосвященство, но это я слышала сегодня уже раз пятьдесят. От человека с вашим умом я рассчитывала услышать нечто более интересное.

— Есть истины, которые нужно только повторять и которые не делаются от этого истёртыми. Ваша красота столь возвышенна, что к ней не подойдёт никакой тщательно выработанный комплимент, а годятся только простые и искренние слова.

— Стало быть, это моя вина, и я слишком требовательна. К несчастью, даже истины угнетают того, на кого они сыплются дождём. Нельзя ли перевести разговор на что-нибудь другое?

— В вашем присутствии трудно говорить о чём-нибудь ином, кроме вашей красоты. Можно ли требовать, чтобы человек, только что вышедший из тёмного леса на свет Божий, говорил о чём-нибудь другом, кроме солнца!

Он наклонился к ней, пожирая её глазами. Его тонкое обоняние чувствовало благоухание её волос и цветов на груди. С минуту он смотрел на неё с видом человека, совершенно опьяневшего. Фрау Мария, издали наблюдавшая за ним, скрежетала зубами от ярости.

— Бывает иногда, что он говорит и о другом, — холодно отвечала леди Изольда. — Вам во всяком случае придётся говорить о чём-нибудь другом, если вы не хотите наскучить мне, — добавила она, глядя не на него, а на толпу.

— Если я не смею говорить о том, что в данную минуту наполняет мою голову, то позвольте мне предложить один вопрос.

— Пожалуйста, — безразлично сказала она.

— Вас, как видно, не очень занимает сегодняшний вечер, — сказал кардинал, пристально следя за нею. — Позвольте спросить: почему? Ведь всё устроено согласно вашему желанию, и тут есть доля и моих заслуг.

— О, не всё. Кое-чего нет, иначе я не стала бы скучать.

— Чего же именно?

— Как чего? Что это за люди тут? — отвечала она полупрезрительно, полукапризно, как избалованный ребёнок.

— Но ведь приглашены те, которых вы желали пригласить. Приглашён и господин Магнус Штейн, секретарь города Констанца, будущий реформатор церкви и мученик. Приглашены также его мать и сестра.

Он продолжал внимательно следить за нею.

Скучающее выражение не покидало прелестного лица леди.

— Мне они не интересны. Разве нет ещё кого-нибудь?

Кардинал назвал несколько имён, но она только качала головой.

— Если они, к несчастью, не интересуют вас больше, то это уже не моя вина, дорогая леди.

— Вы должны были раздобыть других.

— Но как же я могу знать, кто из них удостоится вашего благорасположения?

— Это уже ваше дело. Но мне, видимо, придётся сделать это самой. Что это за женщина в платье с вырезом и множеством драгоценностей? Когда-то она, должно быть, была недурна.

— Это фрау Штейн, — отвечал кардинал с улыбкой.

— А, это она! Я припоминаю, что я слышала о ней кое-что интересное. Приведите её ко мне.

— Но... под каким предлогом?

— Разве для этого нужен какой-нибудь предлог? Неужели мне помогать вам выискивать предлог? Разве вы затруднились подыскать множество предлогов, когда убеждали собор, желавший реформ, выбрать такого папу, от которого реформ они не получат? Неужели от этих усилий ваше остроумие ослабело?

Кардинал опять улыбнулся.

— Может быть, не в такой степени, как вы думаете. Хорошо, ваше желание будет исполнено.

Он отошёл от неё и вскоре вернулся к ней вместе с фрау Штейн, которую и представил. Нужно, впрочем, сознаться, что на этот раз его задача была не особенно трудна, ибо сама фрау Штейн сгорала от любопытства.

— Благодарю вас, кардинал, — промолвила леди Изольда. — Теперь я в прекрасной компании, и вы можете свободно ухаживать за другими.

Фрау Штейн стояла в ужасе от такого обращения с могущественным кардиналом, и её уважение к леди Изольде усилилось ещё более. Но кардинал, по-видимому, не заметил этого и отошёл от них с благосклонной улыбкой.

— Несколько дней тому назад я познакомилась с вашим сыном, а теперь хотела бы познакомиться и с вами. Я убеждена, что у такого сына и мать должна быть необыкновенной, — приветливо обратилась к ней леди Изольда. — Видя вас, трудно поверить, что у вас взрослый сын.

Леди Изольда отлично умела находить самые подкупающие слова, и фрау Штейн, не питавшая к ней никакого предубеждения из-за принципов, но ненавидевшая её той ненавистью, с какой обыкновенно женщины ненавидят тех, кто выше, моложе и красивее их, была очарована. Кроме того, комплименты леди Изольды совпадали, по крайней мере на сегодняшний вечер, с истиной.

— Вы льстите мне, леди, — отвечала фрау Штейн, вспыхнув от удовольствия. — Но это правда: я была ещё совсем ребёнком, когда вышла замуж.

Это было не совсем верно, но фрау Штейн не страдала такой щекотливостью относительно лжи, как леди Изольда.

— Вы должны гордиться вашим сыном, — продолжала леди.

— Конечно. Он, без сомнения, красивый малый. Это мне говорили все дамы, — отвечала фрау Штейн со смехом, выдававшим её пошлую натуру.

Её собеседница посмотрела на неё.

— Я говорю не о его внешности. Сказать по правде, я о ней ещё и не думала. Я думала, что вы гордитесь сыном, который пользуется таким уважением в городском совете и тем отплачивает вам за вашу заботу о нём.

— Ну, если говорить об этом, то он мог бы сделать для меня и побольше. Впрочем, я не могу жаловаться на него, — поспешила она поправиться, сообразив, что неудобно дискредитировать его в глазах столь влиятельной дамы, которая им интересуется. — Он ещё очень молод и слишком пылок. Но, несомненно, время научит его. А мне бы хотелось, чтобы он усвоил более практические взгляды на жизнь, — закончила она со вздохом, изображая из себя нежную, заботливую мать.

— Это правда, в нём нет мудрости детей мира сего, — весело согласилась леди Изольда.

— Вот что правда, то правда. Мы не богаты — вы можете видеть это по моему платью. Это далеко не то, что было у меня в молодости. Но Магнус не хочет ничего слушать. Если б он захотел, его должность могла бы давать ему хороший доход. Он мог бы принимать кое-какие подарки от людей, которым он оказывает разные услуги. Всё это делают, и в этом нет ничего дурного. Но у него нелепые идеи. Поверите ли — однажды ему хотели дать очень выгодное поручение. Но когда дело обсуждалось в совете, он встал и начал просить, чтобы это поручение дали другому — его заклятому врагу, который делает всё возможное, чтобы его погубить. И тот получил денежки, в которых мы так нуждались. Разве это не глупо? Меня он не слушает. Вот если б вы сказали ему словечко, то, я уверена, он послушался бы вас.