Черная синица - Алексей Алексеевич Ефимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, мам, привет, – ответила она.
Она знала, почему звонит мама.
– Здравствуй, доченька. – Голос матери дрожал, был наполнен страхом и беспокойством. – Ты уже знаешь?
– Да, мам.
– Что ж такое происходит, доченька? Что за кошмар? Когда это закончится?
– Скоро, мамочка, скоро. Я обещаю. Скоро вы вернетесь домой. Я куплю билеты.
– У тебя все в порядке? Где ты?
– Я дома, в Москве, все в порядке. Как вы там?
После разговора с мамой стало еще тоскливее. Четыре стены давили со всех сторон, потолок давил сверху, и воздуха из открытого настежь окна не хватало для дыхания. Резало и скручивало живот. Голос Горшкова звучал в голове.
«Зачем мне убивать Ивана Бурова?»
Она не верит Горшкову. Но Иван Буров не входит в сделку с Буровым-старшим, там другие условия, контракт согласован и скреплен кровью. Она могла бы убить Горшкова, но не убила. Теперь ей с этим жить. Это ее цена.
Она набрала ванную.
Разделась и взяла нож.
Легла в горячую воду.
24. Синица в руках
В девять вечера желтое такси подъехало к воротам охраняемого поселка на Рублево-Успенском шоссе.
– К Григорию Бурову, – сказала Ника охраннику, опустив стекло. – Заказывали пропуск.
После короткого досмотра: багажник, днище автомобиля, свет фонарика в салон, – охранник сделал знак напарнику, и ворота открылись.
– Дорогу знаете? – спросил он.
– Прямо, налево, направо. По навигатору.
Охранник словно удивился – неужели в святая святых работает навигатор? – и отошел в сторону.
Желтое такси въехало на территорию поселка.
Прямо, налево, направо. Сосны, заборы, ворота. Сосны, заборы, ворота. Луна на черном небе. Декорации для финальной сцены драмы.
Утром Ника проснулась с предчувствием, что все закончится сегодня.
Боли не было. Саднили свежие порезы на теле, но на них она не обращала внимания – что они в сравнении с той, другой болью, которая не купируется таблетками?
Первым делом она заглянула в Интернет. Новость об убийстве Ивана Бурова появилась в российских СМИ.
«СЫН ОЛИГАРХА УБИТ В СТАМБУЛЕ».
«В ТУРЦИИ УБИТ СЫН РОССИЙСКОГО ОЛИГАРХА».
И так далее. Акулы пера обгладывают чужой труп.
Она закрыла браузер.
В два часа пополудни пришло первое сообщение от Димы.
«Не знаю, зачем тебе это, – написал он, – но с тебя еще один поцелуй».
Она отправила ему смайлик с поцелуем. Он прислал ей в ответ четыре.
Она открыла файл.
Несколько секунд она не могла поверить своим глазам, раз за разом перечитывая строчки, а потом закрыла файл и позвонила Диме.
В пять тридцать Дима прислал еще два файла.
В шесть она позвонила Олегу.
В семь – Бурову.
«Можете приехать ко мне домой? – спросил Буров. – Выпьем чаю в семейном кругу. Не будем откладывать до завтра. Завтра я лечу в Стамбул».
«Пригласите, пожалуйста, Белкина. К нему есть пара вопросов».
«Хорошо».
Буров не стал допытываться раньше времени, какие есть вопросы к генеральному директору холдинга. Скоро он все узнает, нужно уметь ждать.
Такси остановилось у ворот.
Ника вышла из машины, и тут же открылась дверь в каменной стене рядом с воротами.
– Можете заехать внутрь, – сказал молодой человек в темном костюме.
– Пройдусь, разомну ноги, – сказала она. – Не принцесса.
Она вспомнила охранника Валерия и их экспромт на семейном ложе Буровых. Она сказала ему вчера «Пока» на прощание, а он, глядя на нее со смесью желания и неприязни, лишь кивнул в ответ.
Она улыбнулась сегодняшнему охраннику, а он ей не улыбнулся.
Она вошла на территорию усадьбы.
Московская резиденция Бурова была намного больше испанской. На участке росли сосны, в дальнем углу темнел пруд, а трехэтажный дом с флигелями стоял на пригорке, в пятидесяти метрах от ворот.
Обманчивая умиротворенность, тревожная тишина.
Слышен каждый шаг на хрустящей гравийной дорожке.
Актриса приближается к сцене, где ее ждут другие актеры. Занавес вот-вот поднимется. Она чувствует, как вчерашний порез трется о нижнее белье, и эта боль позволяет отвлечься от лишнего и сконцентрироваться на главном. Она глубоко дышит. Она готова.
Буров и Белкин ждали ее в просторной гостиной на первом этаже.
Буров плохо выглядел. Если раньше в его грузной фигуре чувствовались власть и мощь, то теперь это было просто большое больное тело, оплывшее, потемневшее, шумно дышавшее, тяжело говорившее.
– Здравствуйте, Вероника, – сказал он, поднявшись ей навстречу. – Спасибо, что приехали в неурочный час.
– Здравствуйте, – сказала она.
Белкин, сидевший в черном кожаном кресле у холодного камина, подпрыгнул, вставая, и нервно протянул ей руку. Она пожала руку. Рука была потной и выскользнула из ее руки, оставив на коже адреналиновую влагу.
Она незаметно вытерла ладонь о джинсы.
– Итак, все в сборе, – сказал Буров. – Начнем? Вероника, вам слово.
Он сел на диван напротив камина, а Белкин и Ника расположились в креслах по левую и правую руку от него.
– Секундочку, я только отправлю сообщение, – сказала Ника.
Она написала несколько слов.
Убрала телефон.
– Григорий Валентинович, я бы хотела начать не с «Истанбул Иншаат», а с предыстории, – сказала она.
– Позвольте, я встану? – прибавила она. – Я тону в этом кресле.
– Пожалуйста. Как вам удобно.
Она встала у камина. Она не торопилась. Она ждала.
В это время дверь в гостиную открылась и вошла Алина. Вид у нее был обеспокоенный и растерянный.
Обернувшись на звук и увидев ее, Буров сказал:
– Алиночка, мы тут общаемся. Давай позже, ладно?
– Пришло сообщение, – сказала она.
– Какое сообщение?
– Это я отправила, – сказала Ника. – Здравствуйте, Алина. Присаживайтесь, пожалуйста. Вам тоже нужно послушать.
Алина непонимающе смотрела на Бурова.
Тот кивнул:
– Проходи.
Алина села напротив Белкина, на краешек кресла, красивая, напряженная, прямая, и молча посмотрела на Нику. Их глаза встретились. «Твои трусики с вырезами лежат в моем шкафу, – подумала Ника. – Это мой трофей, сувенир на память, фетиш. Если бы я была мужчиной, я могла бы влюбиться в тебя. Хорошо, что я не мужчина».
– Продолжайте, Ника, – сказал Буров. – Слушаем вас внимательно.
– У меня есть несколько вопросов, я буду задавать их по порядку. – Ника сделала паузу, окинув взглядом сидевших перед ней людей.
Буров напряжен меньше всех, ему как будто вообще все равно. Его можно понять.
– Вопрос первый, к Алине, – сказала Ника. – Алина, что это за таблетка?
Она вынула из сумочки таблетку, маленькую, голубую, и зажала ее между большим и указательным пальцами, демонстрируя присутствующим.
– Не знаю, я не фармацевт, – сказала Алина.
– Я тоже не фармацевт, но я знаю. – Ника вынула из сумочки упаковку. – Красивые голубые таблетки, с надписью «С250» с каждой стороны. 250 микрограммов норгестимата и 35 – этинилэстрадиола.
– А если по-простому? – спросил Буров.
– Гормональное противозачаточное средство.
Буров смотрел на Алину, а та смотрела на Нику, приоткрыв красивые губы и застыв в здесь и сейчас.
– Вы хранили их в баночке из-под БАДа, – продолжила Ника. – Не хотели афишировать? По вашей легенде, вы бесплодны из-за неудачного аборта в юности, не так ли?
Лицо Бурова приобрело красноватый оттенок, он словно разогревался у холодного камина, с остатками серой золы.
– Алина, это правда? – спросил он удивленно, недоверчиво, сквозь одышку.
– Да. Это правда! – Алина посмотрела ему в глаза.
Бурова будто ударили в лицо. Он моргал и молчал.
– Почему вы принимали противозачаточные и обманывали Григория Валентиновича? – спросила Ника. – Не хотели детей?
– Пока не хотела, – сказала Алина.
– Следующий вопрос, – сказала Ника. – Он снова к вам, Алина.
Алина села еще прямее и теперь смотрела в глаза Нике, будто с вызовом.
– Как давно вы спите с Горшковым? – спросила Ника.
Алина не вздрогнула, не моргнула, ничего не изменилось в ее лице.
– Я не сплю с Горшковым, – медленно, акцентируя каждое слово, сказала она.
– Хорошо, переформулирую вопрос. Вы спали с Горшковым?
– Я не спала с Горшковым.
– И не летали с ним на отдых на Барбадос полтора года назад? Разными самолетами, разумеется. Он – на частном, вы – регулярным рейсом. В один день улетели, в один прилетели. Совпадение?
– Да.
– Сейшелы – тоже совпадение, год назад?
– Да.
– А что на это скажет Александр Белкин? – Ника перевела взгляд на Белкина, съежившегося в большом кресле. – Вы знали?
– А я тут причем? – Тот дернул плечами. – Что за дичь?
– Вы
