Вирусный маркетинг - Марен Ледэн

Всего ассистентов семнадцать. Это исключительно мужчины. Ни одна женщина не получила права входить в палату во время проведения операций по извлечению. Женщина способна «сбить электронейронные реакции вынашивающей матери» — уточнил директор.

Все в одинаковых комбинезонах. Каждый выполняет строго определенную задачу. Настоящий конвейер для опытов, кольцо из лаборантов, из множества маленьких рук, и каждая на своем месте — отрезает, взвешивает, отбирает образцы, оценивает малейшую частичку моего тела. Есть только руки, без лиц. Вместе они исполняют нечто вроде выверенного с точностью до секунды медицинского балета, смысл которого от меня ускользает. Чистейший технический рационализм.

Теперь человеческие руки — всего лишь действующие протезы измерительных машин, окружающих мое ложе.

Контроль над операцией осуществляют Фоб и биохимики Ханс Финхтер и Эрнст Браун. Также присутствует доктор Бедад. Правильный ход операции на практике обеспечивает нейрохирург Иван Леар из гинекологического отделения клиники Ламарк в Балансе.[33] Человек-в-сером восседает в глубине зала, пролистывая папку с техническими записями. Операция становится похожа на мессу. На богослужение, во время которого, под покровительством Астарты и Ваал-Верифа, меня приносят в жертву.

У всех напряженные, сконцентрированные лица. Бема ставит новую капельницу. Почувствовав его ледяное прикосновение, я инстинктивно отдергиваю руку, мешая ему. Он бесстрастно кладет ее на место, пристегивает кожаным ремнем и подает ассистенту знак сделать то же самое со второй рукой и лодыжками. Одна рука в перчатке отклоняет мою голову назад, а другая надевает и фиксирует металлический обруч, который позволяет удерживать затылок в нескольких сантиметрах над операционным столом.

Поза неудобная. Шея вытянута, металл неприятно давит на челюсть и на основание черепа. Запястья слишком сильно сжаты ремнями. По взгляду Бедда я понимаю, что громко стонать и жаловаться бесполезно.

С того момента, как я покинула комнату, события стали развиваться очень быстро. Прошло от силы десять минут.

Месса только начинается.

Этот день не принадлежит мне. К участию допущено только мое тело. О Астарта, мать моя, душа отделяется от тела, но она предается твоей божественной воле. Отсутствие эмоций в палате доказывает, что вынашивающая матка и ребенок, которого она вскоре породит, не более чем вещи. По-другому быть не может. Я всего лишь сосуд. Пришел срок, и они опорожняют меня, извлекая содержимое. Ребенок — новая вещь, которой они займутся. А меня выбросят. Или забудут.

До следующего эксперимента.

Человек-в-сером отчеканил:

— Ни один новорожденный не может быть признан полноценным человеком, пока не подвергнется специальному тестированию, определяющему его генетические способности! Плохие результаты теста лишают ребенка права на жизнь.[34]

Нездоровая уверенность.

Мне стало известно, что помощники человека-в-сером разработали очень точные дородовые тесты. Составили протоколы определения генома плода. А затем нашли способ имплантировать ему, когда он еще находится в утробе, нанобиотехнологические чипы для управления развитием его нервной и опорно-двигательной систем.

Закабаление живого.

Им удалось — не знаю, путем каких скрещиваний — создать ДНК-компьютеры, образцы медицинских молекулярных компьютеров, способные диагностировать болезни и пороки развития и естественным путем синтезировать необходимые наномедикаменты, если прогноз окажется положительным. Иными словами, если жизнеспособен зародыш.

А также реципиент, то есть мать.

В моем теле десятки тысяч таких автоматонов, в начале беременности они были внедрены как вирусы, и теперь в моих тканях работает целая их сеть. Мое тело подвергается экспериментам, на которые человек-в-сером обрек меня, как на пытку. На мне лежит бремя вынашивания плода, чье развитие изначально задумано как анормальное. Частые неудачи, несформировавшиеся, лишние эмбрионы, зародыши, сросшиеся по двое или трое. Но помимо этого — получение кредитов, открытие новых отделений, создание должностей, надежды, связанные с этими уродцами, которые с каждым днем становятся все жизнеспособнее, а значит, все ближе к цели, которую поставили перед собой сотрудники центра, участвующие в исследованиях.

Карола Фирмини, по поручению человека-в-сером, разъяснила мне детали операций. За несколько месяцев она отобрала вирусы, которые могут прикрепляться к молекулам определенных металлов. Один из способов использовать живое для производства артефактов. Чтобы создать миллионы клонов этих вирусов, она заразила ими бактерии, поместила их вместе с материалом, а затем провела — десятки раз — репликацию тех вирусов, что остались прикреплены. Наконец, она ввела их мне в матку.

Вот тело, данное мне ими.

Вирусы заразили мою кровь, проникли через нее в мышцы и наводнили мозг.

Вот кровь, пролитая за них.

Возможности применения открытий пугают. Но пока меня по-настоящему касается только одна. И я уже переживаю ее на своем опыте. Речь идет о том, чтобы произвести на свет человеческую особь, целиком, от костного мозга до эпидермиса, состоящую из этой еретической электро-молекулярной смеси.

Некоторые токсичные вещества, обычно отторгаемые организмом, задерживались в нем. Стали проявляться пороки развития, рак, органические перерождения, а также симптомы, следов которых они не обнаружили ни в одном из своих учебников, — что немедленно влекло за собой гибель подопытных или значительно приближало ее. Большинство умирало в неописуемых мучениях.

И все же они продолжали.

Как только перед ними открывается новый путь, еще более извилистый, чем прежние, они с жадностью устремляются вперед. Новые возможности применения сулят выгоду. Их нужно опробовать хотя бы из коммерческих соображений. Клиенты и спонсоры платят за инновационные разработки в этой области. Их воображение рисует суперподготовленных солдат, пересекающих иракскую пустыню без воды и пищи, неделями переваривающих свои органические отходы, способных вынести любую осаду, поскольку собственные миазмы их не смущают.

Я вспоминаю Фредерика, молодого шизофреника с последней стадией рака, лежавшего в южном корпусе психиатрической больницы. Я помогла ему сбежать через три часа после того, как они внедрили в его тело своих молекулярных мутантов. Он умер, катаясь по земле и сотрясаясь в страшных конвульсиях. Я и теперь вижу ужас, охвативший его, когда нановирусы разъедали его печень, а самые жуткие кошмары, теснившиеся в голове, порабощали рассудок. Отыскав его, Тексье засмеялся, а потом ударил меня.

У меня перехватило дыхание, стоя на коленях на гравии, я заплакала.

Две недели назад, после длительных споров между человеком-в-сером и докторами Бедда и Леаром, вирусы были введены в мою матку. Что удивительно, в отличие от всех предыдущих опытов у ребенка не проявилось никаких признаков отторжения или заболеваний. Однако его пищеварительная система функционирует очень плохо. И ничто не дает им надежды на благополучный исход очередного эксперимента. Кровавая свадьба между био- и нанотехнологиями только начинается. Оплодотворения, ультразвуковые исследования, наномашины, ДНК-компьютеры, искусственные изменения ДНК. Многократные отторжения, изуродованная плоть. Результат последних манипуляций прожил в моем чреве больше четырех месяцев.

Слишком много неизвестных и мало точных данных.

Я закрываю глаза. И причина не в изнурении, а в отвращении.

Конический камень.

Камень становится расплывчатым, уступает место корове, а затем принимает человеческий облик. Облик ослепительно красивой женщины с пророческим посохом, одетой в длинную тунику из белого хлопка. В руке она держит скипетр, а на голове ее золотая корона, украшенная драгоценными камнями. Она сидит верхом на льве. Ее голос кристально чист:

— Иди и возгласи по всему городу: «Женщины и мужчины, Санхониатон[35] обманул вас всех. Священник предал Церковь свою. Так говорит Иезавель, дочь Астарты, жены Астарота и Ваал-Верифа, обесчещенная и принесенная в жертву на алтаре их оргий. С ними и ради них она сбивает с пути своих братьев и сестер, проливая кровь и побуждая их окунуться в пучину порока. Мы дали им время, но они не хотят измениться. Поэтому они заплатят за свои ошибки вместе с ней. Поэтому они разделят с ней ложе страданий. Тогда все женщины и мужчины узнают, кто я на самом деле».

Открываю глаза.

Я не кричала.

Они властвуют над моим телом, но не подчинили моих мыслей.

Я абсолютно голая. Единственная одежда — ремни, которыми я пристегнута на тот случай, если вздумаю сопротивляться. Еще одно унижение. В комнате тепло и влажно. Кожа блестит под направленными на меня лампами. Они напичкали помещение камерами и микрофонами, чтобы записать малейшие детали происходящего. Чтобы потом, как всегда, подготовить покадровый разбор возможной ошибки. Чтобы понять, что не сработало. Что еще могло пойти не так в этой груде слишком живой плоти. Что ускользнуло от их бдительности внутри этой пока еще слишком человеческой матки. Какой еще неприятный сюрприз я для них приберегла.