Мастера иконописи и фрески - Кристина Ляхова

Художник изобразил на среднем поясе плафона композиции на библейские сюжеты. На боковых поясах он поместил библейских пророков, а также сивилл, которые, как указывалось в многочисленных античных мифах, являлись прорицательницами, жрицами и возлюбленными бога Аполлона.

Композиции среднего пояса являются иллюстрациями к центральным местам Священного Писания. Например, на одной из композиций Микеланджело показал сотворение Богом первого человека — Адама. Искусствовед В. Н. Лазарев написал об этой картине следующее: «Это едва ли не самая прекрасная композиция всей росписи. Отправляясь от библейского текста («И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его»), художник дает ему совершенно новое представление. По бесконечному космическому пространству летит Бог-отец, окруженный ангелами.

Позади него развевается огромный, надутый, как парус, плащ, позволивший охватить все фигуры замкнутой силуэтной линией. Плавный полет Творца подчеркнут спокойно скрещенными ногами. Его правая рука, дарующая жизнь неодушевленной материи, вытянута. Она почти вплотную прикасается к руке Адама, чье лежащее на земле тело постепенно приходит в движение. Эти две руки, между которыми как бы пробегает электрическая искра, оставляют незабываемое впечатление.

Микеланджело. «Всемирный потоп». Фрагмент, 1508–1512 годы, плафон Сикстинской капеллы, Ватикан

В данной точке сосредоточен весь внутренний пафос изображения, вся его динамика. Расположив фигуру Адама на покатой поверхности, художник создает у зрителя иллюзию, будто фигура покоится на самом краю земли, за которым начинается бесконечное мировое пространство. И поэтому вдвойне выразительны эти две протянутые навстречу друг другу руки, символизирующие этот мир земной и мир астральный. И здесь Микеланджело великолепно использует просвет между фигурами, без которого не было бы ощущения безграничного пространства. В образе Адама художник воплотил свой идеал мужского тела, хорошо развитого, сильного и в то же время гибкого».

На другой картине — «Отделение света от тьмы — Микеланджело изобразил Саваофа, борющегося с хаосом. Облака надвигаются на Саваофа, а он пытается оттолкнуть их от себя и отделить таким образом свет от тьмы. Фигура человека выглядит так, словно высечена из камня, несмотря на то что художник написал ее кистью и красками.

С неменьшим мастерством Микеланджело изобразил и Еву. На фреске, рассказывающей о сотворении первой женщины, Ева выглядит безвольной, покорной, беспомощной. На следующей картине, повествующей о грехопадении, в ней уже чувствуется сила: она гордо подняла голову, во всем ее облике чувствуется что-то величественное. Ева смело протянула руку, ее пальцы прикасаются к руке змия. Далее, в сцене изгнания из рая, она раздавлена и унижена, сожалеет о содеянном. В облике этой женщины не осталось ничего от прежней, гордой и уверенной в себе, Евы.

Микеланджело. «Голова юноши». Фрагмент, 1508–1512 годы, плафон Сикстинской капеллы, Ватикан

Другие сцены изображают последующие события, описанные в Священном Писании: Всемирный Потоп, спасение Ноя и др.

Особое место занимают изображения библейских пророков. Захарию Микеланджело изобразил с толстым фолиантом в руках. Он сидит, но во всей фигуре пророка, в повороте тела, в складках одежды чувствуется движение. Как полагают исследователи творчества Микеланджело, в этом образе он выразил стремление к знаниям и желание познать высшую мудрость.

В фигуре Исайи художник постарался показать гордость, озарение и одновременно власть. В облике Иезекииля — в его позе, повороте головы, протянутой вперед и повернутой ладонью вверх руке, развевающихся складках одежды — мастер выразил динамику, страстные порывы.

Даниил сосредоточен, но в то же время во всей его фигуре, как и в облике Исайи, чувствуется власть и, как и в большинстве персонажей, динамика. Вазари писал: «Невозможно представить себе, что можно добавить к совершенству образа Даниила, который пишет в большой книге, выискивая что-то в рукописях и копируя с невероятным рвением; для опоры этой тяжести Микеланджело поставил между его ног ребенка, который поддерживает книгу, пока тот пишет, — ничья кисть не сможет никогда сделать ничего подобного».

При взгляде на динамичную фигуру Ионы, его откинутую назад голову и поднятое к небу лицо чувствуется сила высшего озарения, надежда, вера и смелость.

В отличие от молодого Ионы, пророк Иеремия очень стар. Он, может быть, единственный из всех просто спокойно сидит, скрестив мускулистые ноги, уронив одну руку на колено и подперев другой рукой подбородок. Задумавшись о чем-то своем, он смотрит в пол. Но от фигуры Иеремии веет не только спокойствием, но и силой и решительностью: кажется, что он поднимет голову и в его глазах можно будет увидеть огромную мудрость.

Затем он расправит плечи, встанет и зашагает тяжелой поступью, от которой все придет в движение.

Вместе с героями христианской мифологии Микеланджело изобразил несколько сивилл, персонажей мифологии античной Греции. Самой прекрасной из них является дельфийская сивилла.

В зеленом платье и красном плаще она сидит на скамье. В руках сивиллы свиток, но она не смотрит в него: ее голова повернута, а взгляд, кажется, устремлен в будущее. Она выглядит как обычная, немного наивная молодая девушка, но чувствуется, что у нее хватит сил поддержать мир своими руками.

Эритрейская сивилла перелистывает старинную книгу. Она приняла позу, в которой предстает в наиболее живописном виде. Кумскую сивиллу Микеланджело тоже изобразил с книгой в руках. Она выглядит не как молодая девушка, а как дряхлая старуха. Сивилла так погружена в чтение таинственной книги, что ни на что больше не обращает внимания.

Микеланджело. «Страшный суд», 1535–1541 годы, Сикстинская капелла, Ватикан

Персидская сивилла воплощает в себе тайную мудрость.

В облике ливийской сивиллы также выражена мудрость и вместе с ней красота и движение.

По краям библейских сцен Микеланджело написал обнаженных юношей. У них нет имен, их обозначают по картинам, которые они обрамляют.

В их фигурах художник показал красоту, молодость с ее многочисленными возможностями, радостью, интересу к окружающему миру, стремлением к познанию тайного.

В заключение можно снова привести слова Визари: «…Никогда не создавалось и создать невозможно произведения и столь превосходного, да и подражать ему очень трудно. Оно… является светочем нашего искусства, столько пользы и света принесло оно живописи, что хватило его, чтобы осветить весь мир, пребывавший во мраке сотни лет». И действительно, в течение последующих веков не только итальянские, но и французские, немецкие, голландские, английские, швейцарские, венгерские, русские и другие живописцы стремились в Италию, чтобы увидеть работы художников эпохи Возрождения и в первую очередь — потолок Сикстинской капеллы, который расписал Микеланджело.

В последующие годы мастер вернулся к скульптуре и занялся изваяниями, предназначенными для украшения гробницы Папы Юлия II. Им были созданы статуи «Умирающий раб» (1513, Лувр, Париж), «Восставший раб» (1513, Лувр, Париж), «Моисей» (1515–1516, Сан-Пьетро ин Винколи, Рим), скульптурная группа «Победитель» и др.

В течение пятнадцати лет мастер работал над усыпальницей Медичи во Флоренции. Этот заказ он получил от Папы Климента VII (Юлий II к тому времени уже умер).

Когда умер Климент VII, папский престол занял Павел III. Одним из его первых распоряжений стало приглашение Микеланджело. Мастер в то время работал на герцога Урбинского и был связан с ним договором. Однако папа, решив получить мастера в свое распоряжение, заявил: «Уже тридцать лет имею я такое желание, неужели же, став папою, его не исполню? Порву договор: желаю, чтобы ты служил мне». Микеланджело ничего не оставалось, как подчиниться приказу.

Папа заказал Микеланджело исполнить фреску на стене все той же Сикстинской капеллы. Художник должен был изобразить еще один из эпизодов, описанный в Священном Писании, — сцену Страшного суда.

Площадь стены, на которой мастеру предстояло создать фреску, составляла почти 200 кв. м, в три раза меньше, чем площадь первой фрески. Он работал над ней (с небольшими перерывами) в течение пяти лет — с 1536 по 1541 год.

На первый взгляд кажется, что эта работа легче, чем предыдущая роспись: общая площадь всей композиции меньше, к тому же мастеру не придется лежать на лесах, подняв голову к потолку, как он делал это раньше. Однако многие современники полагали, что эта работа далась Микеланджело с большим трудом, чем первая фреска. Например, умный и проницательный, но не совсем тактичный П. Аретино, памфлетист, написал Микеланджело письмо, в котором были такие строки: «Я чувствую, что „Страшным судом“, который Вы теперь пишете, Вы хотите превзойти начало, оставленное Вами на сводах Сикстинской капеллы… Ваши картины, покоренные Ваши же картинами, Вам дадут славу торжествовать над самим собой. Кто бы не содрогнулся, приступая к столь ужасной теме?»