Улитка - Эльга Мира
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кому-то действительно нужно уйти.
Вздохнув сокрушенно, я развернулась и и пошла прочь.
– Только не выставляй себя посмешищем в очередной раз. Если хлопаешь дверью, закрывай ее навсегда! – заорал взбешенный Роб.
Сжав зубы, я прошла мимо Сиси, недовольно цокнувшей языком.
А дальше все произошло слишком стремительно, чтобы утверждать: «События развивались именно так, а не иначе».
Воспоминания фрагментарны и обрывисты…
Роберт в опасной стойке на руках на перилах крыши. Джудит, склонившийся к нему с презрительной улыбкой:
– Так могут многие, пойди дальше – спрыгни.
Мое обмякшее тело, мокрые от страха ладони.
В полном безмолвии, с расширенными от ужаса зрачками, все ожидали развязки. Вдруг Роберт изогнулся и преспокойно опустился обратно на деревянный настил. Повернувшись к Джудит, он засмеялся, похлопав его по плечу.
– Что случилось, друзья, почему киснем? Наливайте! – насмешливо обратился Роб ко всем, а потом, подойдя ко мне, виновато улыбнулся.
– Прости подлеца. – Он поцеловал меня в губы. – Дурацкая шутка.
Я ничего не чувствовала. Я словно осталась в том мгновении, когда перед моими глазами в лучах заходящего солнца заблестело тело мерзкого человека, думающего только о себе.
– Стоило тебя толкнуть, – пробормотала в ответ, ополоумевшая от страха.
Гости попытались возобновить разговоры, но веселье получалось слишком нервным и наигранным. Все это время Джудит оставался в тени, задумчивый, отрешенный, как никогда. Улучив минутку, я подошла к другу и, обняв сзади, уткнулась лицом в его спину. Он ласково погладил мои пальцы и произнес:
– Мне очень грустно признавать, но это разложение погубит не только его самого, но и тебя.
– Не бойся, я не настолько слаба.
– Ты намного слабее, чем даже можешь себе представить.
Я сильнее прижалась к его спине, словно пытаясь найти защиту.
– Ах вот вы где, мерзавцы! – послышался за спиной голос совершенно пьяного Роба. – Дорогая, если бы я не знал, что мой друг «пялит» мальчуганов, то выбил бы ему зубы, а тебя точно отправил ко всем чертям.
Джудит вздохнул:
– Себя пошли уже куда подальше! Пойду. – Повернувшись ко мне, он слегка пожал мне руку. – Держись.
Ушел. Роб иронично скривившись, бросил ему в след:
– Малыш превратился в плаксивого Пьеро.
Я смотрела на пьяного вульгарного мужлана и пыталась понять, какая разрушительная сила удерживает меня подле него.
В тот вечер наш дом опустел на удивление рано. Друзьям давно осточертели наши скандалы, и они взяли за правило не вмешиваться в них. Порой, конечно, появлялись новички с желанием изменить мир к лучшему, но и их энтузиазм очень быстро иссякал. Лишь только захлопнулась дверь за последним ушедшим, я налетела на Роба, едва сдерживая слезы.
– Тебе мало алкогольной зависимости! – заорала я в иступленном отчаянии.– Теперь к ней еще добавится и наркота?!
– Господи! Выключи свою сирену, голова раскалывается, – устало зевнул тот и направился к очередной бутылке виски.
– Не смей прикасаться к ней! – продолжала кричать я, не замечая слез, брызнувших из глаз, как из поломанного крана.
– Да замолчи ты уже! Достала! Весь вечер всем перепортила! Опять накидалась таблеток?
Зажав лоб стиснутыми кулаками, я устало опустилась на диван.
– Чего тебе не хватает?
– Воздуха, свободы, милая! Ты взяла меня за горло и душишь. От такой любви хочется выть. Будешь? – Спокойно протянул мне стакан Роб и, не дождавшись ответа, выпил сам.
Уставившись в пол, я прошептала:
– Ненавижу!
И словно заклинание слово за словом, выкрикивала:
– Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
ГЛАВА 8
Проснувшись утром, я обнаружила на столе записку.
«Свята, уезжаю в Италию с ребятами. Пока на пару месяцев, а там посмотрим. Нам обоим нужно понять, как жить дальше. Мобильный оставляю дома, чтобы не появился соблазн позвонить. В противном случае мы никогда не сможем расцепить руки.
P.S. Не бужу, уж очень сладко спишь. По-прежнему люблю, Роберт»
Ошарашенно пробегая по пяти строчкам вновь и вновь, словно в поисках ключа от ребуса, я тщетно пыталась сосредоточиться.
Бух! Бух! Бух!
Гул сердца, шум в голове. Ночнушка взмокла и гадко прилипла к телу.
– Он ушел! – наконец удалось облечь в форму мысль, распадающуюся на атомы. Желудок вмиг свело судорогой.
Сколько раз я пыталась это сделать… Мучительно рвалась прочь. А он просто положил листок и исчез, струсив даже разбудить!
На полу валялась скомканной другая записка, написанная мной пару месяцев назад. Не нужно было даже наклоняться, что бы узнать ее.
«Роберт, освободи меня, уйди, наконец! Что же ты вцепился в меня бульдожьей хваткой? Ты же видишь, что я слаба и никогда не смогу покинуть тебя, но ты, ты ведь другой…»
Другой! Чужой! Родной! Где ты?!
И вдруг мир словно онемел, перестал звучать. Невидимый дирижер взмахнул палочкой, оркестр застыл безмолвно.
Подобное случалось со мной раньше. В момент крайнего волнения, вместо проявления бурных эмоций, организм срабатывал чудовищной заторможенностью. На какой-то промежуток время провисало мокрой бельевой веревкой. Выпадая из обычного хода событий, я со стороны наблюдала за мутной пеленой, обволакивающей все вокруг. Страх, привязанность, тоска исчезали бесследно, уступая место бесчувственному омерзительному отчуждению. Целостность нарушалась, действительность разлагалась на мелкие детали, становясь одеялом из разношерстных лоскутов. То, что еще вчера никогда бы не попало в поле зрения по причине совершенно мизерной вероятности быть замеченным, сегодня превращалось в гигантскую деталь, выплывало на первый план, как корабль-призрак из тумана.
В тот день я узнала всю силу своего бесчувствия. Сердце будто абортировали, выскоблили до основания. Хотела бы изменить все, да не в силах. Дорожки от слез высохли, а любви простыл и след. Кругом пустыня, степь, выжженная дотла – бескрайня, безвременная, безнадежная. И тишина – страшная могильная тишина, от нее холодеет даже каменная душа. Единственное, оставшееся из мира живых, – тошнота. Она стала проводником между той, прежней, жизнью и этим миром теней…
Но вот время снова начало забег. Придя в себя, я бросилась к телефону.
– Сиси! Роб уехал! Что мне делать, как найти?! – кричала я в трубку, тщетно пытаясь взять себя в руки.
– Свята! В этом нет ничего страшного. Он взрослый мужчина, пусть решает сам, как ему жить дальше.
– То есть как решает сам?! – остолбенела я.
Сиси замялась, и мне стало ясно: узнала она об отъезде брата не от меня.
– Он предупредил тебя заранее, и ты ничего мне не сказала?! Понятно! Дружба дружбой, а родственные узы останутся в приоритете. – У меня застучали зубы.
Да уж! Не умея чувствовать глубоко, не переживая бурные страсти, человек вряд ли услышит чужую боль. Сиси осуждала Роба, но, думаю, в то же время слегка презирала меня за слабость характера, из-за которой мне не удавалось порвать со всем этим адом.
– Слушай, не кипятись! Может быть, он вернется через пару дней. Проветрится и вернется. Ты же знаешь: вы с ним два сапога пара. Куда он от тебя денется! Между прочим, тебе тоже отдохнуть не мешало бы! – поспешно затараторила Сиси.
– Я тебя услышала! Спасибо!
Мне стала противна ее лживая стрекотня. Я нажала на кнопку «сброс». Тут же набрала номер Джудит.
– Пожалуйста, ответь! – взмолилось бешено колотящееся сердце.
Но телефон друга оказался отключен. Где-то вдали послышался истошный, отчаянный крик, будто раздробили кости. Недолго думая, я пошла на кухню и приняла пару таблеток. Просто чтобы успокоиться и расслабиться. И понеслось…
ГЛАВА 9
Я стала принимать успокоительные пачками. Запихивала в себя все, что только помогало справиться с паникой и бессонницей, умерить страдания. Караваны снотворных, раскачиваясь на волнах видений, дарили отсрочку до следующего приема, но по утрам от тяжести в голове и полной рассредоточенности становилось еще отвратительнее. Хотя, безусловно, таблетки играли свою роль. Вялость и равнодушие душили потребность броситься за необходимым, как глоток воздуха, телом и прокричать: «Вернись, иначе я погибну! Я пытаюсь жить без тебя, но это состояние в миллионы раз страшнее и мучительнее всех наших вместе взятых сор, твоих выходок и моих горючих слез». Тоска становилась порой настолько невыносимой, будто кто-то невидимый разрывал мою грудину руками и вытягивал из нее сердце. Каждую ночь я превращалась в одну сплошную кровоточащую рану.
Я начала бояться тишины. Создавала любые звуки, лишь бы не погружаться в нее. А потом пришло чувство полной внутренней опустошенности. Оно было таким осязаемым, что я даже дала ему имя – Скорбное Психическое Бесчувствие. СПБ завладело мной в очень короткий срок, поглотило, как кит – планктон. Существование ограничилось тремя-четырьмя примитивными действиями из разряда спать, есть, пить.
