Дискета мертвого генерала - Валерий Горшков

– Только у меня вид не пляжный, – намекнул я на отсутствие неких принадлежностей одежды. На что смуглокожий Артак громко рассмеялся и хлопнул меня по плечу, причем так, что я едва устоял на ногах.

– Сразу видно, ара, что ты еще «чайник»! У нас нет женщин сегодня, да даже если бы и были – тебе разве можно стесняться? Ведь ты мужчина! – Последнее слово Саркисов произнес с чувством великой гордости за свою принадлежность к сильной половине человечества. – В бассейне не был еще, да?

Я покачал головой.

– Сейчас будешь! Вперед! – И Артак первым вышел из зала, на прощание лениво кивнул в сторону снова принявшихся за мордобой начальников. А я еще раз удивился, насколько мои представления о заправилах «теневой власти» оказались далеки от реальности.

Мы минули несколько дверей, и наконец мой проводник дернул на себя одну из них.

Бассейн был самый обычный, со спокойно колыхающейся зеленоватой водой, одной-единственной двухметровой вышкой, подвешенным на уровне полутора метров над поверхностью баскетбольным кольцом и чуть ощущаемым запахом хлорки. Он имел метров двадцать в длину и десять в ширину. Кроме трех сидящих за пластиковым белым столиком возле раздевалки боевиков, больше никого не было.

Парни заметили Саркисова и начали приглашать его вместе выпить пива. Артак сказал что-то насчет детского времени и пообещал через десять минут прогнать молодцов по комнатам. Но спустя три минуты они исчезли сами, прихватив уже наполовину опустевшую упаковку баночного пива. Слово начальника охраны было законом даже для таких наглых мордоворотов, как эти.

– Они из первой колонны, только что с задания вернулись, вот и напиваются, – ответил на мой немой вопрос Саркисов, вешая на крючки в раздевалке мокрую после тренировки одежду.

– Я почти ничего здесь не знаю, кроме нескольких комнат на втором этаже и главного кабинета внизу, ты мне подробней рассказывай, – я стянул робу и повесил ее рядом с одеждой Артака. – Что такое первая колонна?

– Убийцы, – Саркисов будто выплюнул это страшное слово и, почесав шерстяную грудь, пошел к вышке. А я ощутил неприятный холодок, волной пробежавший по моей спине. Кавказец еще раз напомнил мне о том, где я сейчас нахожусь и кем мне придется командовать уже в ближайшее время. Безжалостными скотами, для которых жизнь человека стоит меньше, чем пустая банка немецкого пива.

Чтобы как-то отвлечься от нахлынувших эмоций, я пошел следом за Артаком, забрался по ступенькам на вышку, задержал дыхание и прыгнул вниз, сильно оттолкнувшись ногами от холодного кафельного пола.

Бурлящая масса воды в ту же секунду с головы до ног окутала мое тело. Но очень скоро вода вытолкнула меня назад и даже умудрилась самым наглым образом проникнуть в носоглотку, вызвав отвратное чувство горечи на языке.

– Вах, ара, совсем плавать разучился! – Это было первое, что я услышал после того, как смог более-менее откашляться. Артак звонко смеялся, лежа на спине в двух метрах от меня и шевеля торчащими из воды кончиками пальцев ног. Я, как мог, отшутился, сказав что-то про отца-каменщика и маму-шпалоукладчицу, в результате чего Саркисов вообще потерял способность к нормальной речи, поперхнувшись отчаянным приступом смеха…

После бассейна и душа Артак пригласил меня в свою комнату, где я действительно смог по достоинству оценить условия жизни начальника охраны. Здесь было все, что мог пожелать вынужденный жить в изоляции от внешнего мира человек. Даже спутниковое телевидение и холодильник, доверху забитый красочными упаковками с импортным продовольствием и банками с пивом. Гостеприимный хозяин накрыл на стол и разлил ледяное пиво по стеклянным кружкам с изображением белого медведя – символом известного сорта благородного янтарного напитка.

– Я хочу выпить за то, чтобы в нашем мире всегда торжествовала справедливость!

Саркисов произнес какие-то странные для данной ситуации слова и залпом влил в себя содержимое зажатой в руке кружки. Затем рукавом форменной черной куртки не спеша вытер губы и добавил:

– И если человек осознал, пусть даже слишком поздно, что совершил ошибку, чтобы он обязательно ее исправил. Даже ценой собственной жизни…

На следующий день я «переехал» в соседнюю с Саркисовым комнату, получил последние инструкции о моих новых правах и обязанностях от Персикова и принялся за освоение вверенной мне структуры охраны базы. Артак вводил меня в курс дела, показывал схемы помещений, знакомил с распорядком несения караула бойцами, с расположением всех комнат, узлов связи и слежения, вентиляционных шахт, электросетей и даже канализации. Я на память должен был знать всех живущих и приезжающих на смену бойцов и командиров, номера приписанных к базе и посещающих ее автомобилей, систему пропуска по кодовым пластиковым карточкам и – до мельчайших подробностей! – пять километров примыкающей к базе со всех сторон территории. Так как все вышеупомянутое очень напоминало мои обязанности начальника охраны «Золотого ручья», я запоминал нужную информацию гораздо быстрее, чем ранее предполагал Персиков.

Когда я, спустя почти два месяца, спросил у Артака, на каком месте в мафиозной табели о рангах находится Персиков и кто еще входит в клан, то он, всегда веселый и общительный, резко отсек:

– Я бы не советовал тебе, ара, лезть в такие дела. Ты кто такой? Обычный сторожевой пес! Вот и охраняй вверенное имущество, как это от тебя требуют… Одно знаю: здесь, на базе, и там, на свободе, – он твой царь и бог. Любое его приказание – закон, за несоблюдение которого незамедлительно следует смерть. Он страшный человек, ара, страшный! И лучше тебе поменьше с ним встречаться. Работай, зарабатывай деньги и не суйся, куда не положено. Тогда все будет нормально. Я здесь три года и хорошо понял три вещи – не знать, не замечать и не слышать ничего, что тебя не касается. Тогда есть шанс дожить до старости. А иначе…

Когда я окончательно принял место Саркисова и напоследок намекнул ему о готовящейся в отношении кое-кого ликвидации, за что Артак обнял меня и назвал братом, на базе неожиданно появился Соловей. И тоже, как и рыжий Альберт, попал в охрану. Но не рядовым сотрудником, а командиром отделения, отвечающего за внешнее сообщение, то есть несущего караул у главного въезда на базу. Он оказался менее удивлен моим присутствием здесь и нахождением на месте своего начальника. Но какая-то «жаба» его все же грызла, так как на одной из тренировок по карате он подошел ко мне и предложил спарринг – под пристальным взглядом точащего на меня «зуб» Альберта, у которого, как мне потом сказали бойцы, после моего удара в пах стали наблюдаться явные признаки импотенции…

Когда вокруг стоят не менее десяти боевиков, а Соловей громким голосом предлагает испытать командира на прочность, отказываться просто нельзя. Иначе с таким трудом наработанный авторитет моментально превратится в размазанный по полу плевок.

И уже не важно, что Соловей специально выбрал подходящий момент, когда я устал после часовой тренировки, а он едва разогрелся, и сейчас его мускульная энергия, подогреваемая личными амбициями, ждет стремительной разрядки. По его холодным волчьим глазам я понял, что мне предстоит не легкая прогулка, а жестокий бой до тех пор, пока один из соперников уже не сможет его продолжить, пока не будет окончательно повержен.

И я принял вызов.

Мы забинтовали кисти, туго перетянув их эластичными бинтами, и по сигналу одного из боевиков начался поединок. Соловей, словно стальной таран, бросился на меня, сразу же пробил блок и сильным локтевым ударом сбил мне дыхание. Я едва не потерял сознание, успел отступить на три шага назад и упреждающе выкинуть левую ногу, остановив очередной наскок соперника. Но затем снова пропустил, на этот раз – прямой в голову. Шейные позвонки неприятно заскрипели, и я ощутил, как от ушей до пяток меня прошила острая режущая боль.

Я даже вскрикнул. Но снова не упал. Толпа зрителей одобрительно загудела, и мне показалось, что чей-то, очень похожий на голос Альберта, посоветовал Соловью раскроить мне череп. Это уже слишком! Я вдруг окончательно осознал, какие последствия ожидают меня в случае поражения. И не столько в плане реальной возможности получить физическое увечье, сколько в моральном. Начальник охраны станет для подчиненных ему шакалов посмешищем, пустым местом, только умеющим, что открывать свою пасть и изрыгать оттуда глупые приказы, не подкрепленные реальной силой. А у этого контингента физическое превосходство всегда имеет серьезный вес.

И тогда я «завелся». Отбив очередной штурм – Соловей метил ногой в печень, – я рубящим ударом ближней ноги в голень скосил нападавшего на татами, послав вдогонку левый боковой в челюсть. Мордоворот оказался стойким и почти сразу вскочил, однако боль в ноге – а я знаю, какая это боль! – заставляла его кривить рожу и подпрыгивать. Следующим я провел свой любимый, в ключицу. Одна рука Соловья тут же безвольно повисла вдоль туловища. Вокруг послышалось недовольное бурчание. Но мне уже было все равно, я решил до конца наказать зарвавшегося битюга, публично продемонстрировав, кто есть кто. Тем более здесь не спортивная арена, где есть ограничения в выборе и дозировке ударов.