В гостях у Сталина. 14 лет в советских концлагерях - Павел Назаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время моего пребывания в Киселевском лагере (Камеровской области) я, когда имел свободное время, наблюдал за облачными потоками и их перестроениями, которые часто сгруппировывались в виде строго очертанных человеческих фигур, животных, гор, озер и пр. и пр., это бывало в летнее время, а зимой, когда трещали сильные морозы, солнце окружалось чудным сиянием.
Иной раз в противоположной стороне солнца на небе, слегка покрытом белой пеленой, появлялось по три солнца или по три креста
Это являлось предметом многих разговоров и разных предположений с роди заключенных.
В утреннее время мы с удивленном наблюдали, как красноватый огромный диск солнца с востока подымался по небосклону. Такого огромного солнца мне не приходилось видеть нигде, кроме Сибири.
Это — замечательные временные небесные явления Сибири.
Подкармливание: О. К. А. и Д. П
Тяжелый труд и слабое питание делают свое цело; люди быстро худеют, распухают и становятся непригодными для работы, Их временно переводят в ОКА или Д. П. — дают дополнительное питание и как только ослабевший немного поправится, отсылают его обратно в бригаду на тяжелую работу. И так идет, пока его организм не откажется от всего и он но станет инвалидом или — на кладбище!
Бани и худоба
В 1946-м году бани начали работать нормально: через десять дней нас пригоняли в баню: стригли и брили, раздевали и здесь-то с ужасом мы смотрели сначала на товарищей, а потом и на себя.
Если бы мы имели длинный волос, то наверно он поднялся бы дыбом. В полном cмысле этого слова мы были живыми скелетами, обтянутыми кожей. Кожа обтянула оголенные от мышц кости и они кажутся тонкими-тонкими, а суставные части в бедрах, коленях и ступнях неимоверно толстыми — страшными. Руки, точно так же, как и ноги, страшны, отвратительны. Животы приросли к спинам, а грудь — это ком ребер, выступивших наружу.
Боже, Боже, — на что мы были похожи! Со страхом и отвращением моемся в одной кадке воды и спешим одеться, покрывая себя одеждой, чтобы не видеть, до чего довела нас «счастливая страна».
Комиссовки
Для проверки трудноспособности лагерников, в году было четыре квартальных (трехмесячных) комиссии. Приезжали преимущественно женщины врачи.
Бригада за бригадой спешат в баню. Раздеваются в предбаннике и выстраиваются в затылок у двери в баню. Комиссовка идет быстро, но изрядно холодновато — дрожь пробегает по голому телу. Кожа съежилась, будто собираясь дать отпор кому то или чему то. Холодный пот течет с подмышек.
Один за другим выскакивают откомиссованные… Вот и моя очередь, Подхожу к женщине-врачу, сжав руки в виде щитка, прикрывая впереди наготу. Краска стыда заливает исхудалое лицо, сердце учащенно бьется. Женщина-врач слушает дыхание, сердце и, по выражению ее лица, читаю: «инвалид». — Чувство благодарности подымается во мне. Благодарю Господа и в душе пожелав ей всего наилучшего в ее жизни, ухожу-одеваться почти счастливым.
Комиссия же местных врачей происходит совсем по иному: предстаешь перед врачом. Окидывает он тебя взором снизу доверху.
— Повернись!
Поворачиваешься. Щупает ягодицы зада, оттягивая кожу и отпускает заключенного, почувствовавшего себя в роли козла, когда его, покупая, щупают, стараясь узнать жирный ли он и годен ли для заклания. Но тебе дают вторую категорию и выколачивают и выкачивают из тебя все на производительных работах.
И теперь мы вспоминали слова красных офицеров в Юденбурге. На вопрос одного из нас: «Расстреляют ли нас?» Они отвечали: Нет никакой надобности тратить пули на вас, вы сами подохнете в Сибири, когда из вас выжмут все соки». Они нам сказали правду.
Лечение в лаготделе
О лечении в лаготделе сказать много не могу, так как рассказывать нечего. Оно там так скудно было, что не заслуживает внимания. Главные медикаменты санчасти: Йод, хинин, аспирин, бикарб. сода, адонис, а более дорогие и необходимые медикаменты редко когда попадали к нам. Заключенные могут обойтись и без них.
Жизни и здоровье их не дороги.
Зубных врачей в лагерях иметь не положено, а их функции выполняли там люди, совершенно незнакомые с этим делом. Лечить они но умели, не пломбировали зубов, а если зуб у кого заболит, хотя бы и немного, его без всяких вырывали, утешая больного, что он больше не заболит.
Начальниками сан. частей служили совершенные неучи, которые, кроме термометра, ничего другого не знали и по термометру определяли надо ли больного освободить от работы или нет. Помощников себе они подбирали таких же, а наши врачи зачастую ходили, как обыкновенные рабочие, на лесоповал и другие тяжелые работы.
Праздники
Праздники наше начальство проводило очень весело и, можно сказать, даже бурно. Так, в 1952-м году, после встречи Нового года, к нам появился начальник лагеря ст. лейтенант Ковалев и начальник режима ст. лейтенант лишь на третий день. И что же? — о, ужас» — физиономии поободраны, как будто с кошками они дрались или кто их за ноги таскал по кустарникам вниз лицами. Синяки, подтеки с желтизной красуются у них под глазами. И кто же это? — Наше начальство. А других мы не видели больше недели, — вероятно они еще больше были «разукрашены» ради Нового года!
Эти «маски» послужили для нас, в нашей замкнутой жизни, большим развлечением. Остряки острили, комики разыгрывали роли «героев праздников», и все лагерное отделение подсмеивалось над «своим начальством»
Редкие люди
Лагерное начальство, за очень малым исключением, отличается своей жестокостью. Большей частью это полуграмотные недоучки, которые, получив пост начальника, воображают, что они чуть ли не боги, все для них и они в праве делать все, лаже жизни у людей отбирать, когда это им захочется. Редко, к сожалению, попадались люди с душой и сердцем человека, как у нас говорили в лагерях, особенно начальники режимов отличались зверством!
Оперуполномоченные были лучше, более человечные, но их доброта была скована и сокращена другими начальниками. Так в одном лагерном отделении оперуполномоченный ст. лейтенант тайно подкармливал несчастных заключенных посылая хлеб, через свою жену, голодающим. Очень многие лагерники на всю жизнь сохранили в своей душе благодарность ему и его жене.
Его добрые дела никогда не забудутся. Он, видя мучения людей, переживал с ними их муки, страдал душой за них и однажды его нашли застрелившимся.
Но таких добрых людей были единицы.
Сутки в лагерях
Еще не рассвело как следует, а звон «сталинских колоколов» /подвесных кусков рельс/, оглушая окрестность, врывается в бараки и беспощадно бьет по барабанным перепонкам еще спящих лагерников, возвещая, что день начинается.
Лагерники шлют «звонарю» и всем*, советскому верховному аппарату бесконечные чистосердечные проклятия и наихудшие пожелания, какие только может человек во время гнева припомнить.
В брюках и одних рубахах бегут они к умывальнику, чтобы захватить один из 20-ти «сосков», чтобы поскорее умыться и бежать обратно в теплый барак. Вода, охлажденная сибирской холодной ночью, колет кожу лица, но это не беда — скорее умоешься!
Первая партия кончает умываться и подбегает вторая. — Сюда, сюда! здесь вода теплее, — кричат шутники. Находятся чудаки, которые и на самом деле думают, что там вода теплее и, подставив руки под холодную струю, ругаются, а остальная братия, довольная, хохочет.
Умывание кончено. Ждем завтрака. Сидим как на иголках. Пустые желудки не дают покоя, напоминая о себе все время. Глаза всех обращены к двери — не идет ли дежурный. Не успел он еще войти в барак и крикнуть: «Бригада, на завтрак!», как часть бригады уже несется «наметом» к столовой.
Но после был установлен другой порядок: было приказано бригадам идти в столовую только в колонне по-два. Вся эта «руля» врывается в столовую и, не отрывая глаз от окна выдачи пищи, занимает столы с Х-образными ножками и досками, прибитыми сверху, и подвижными длинными /по длине стола/ скамейками.
Раньше все подходили в затылок и каждый получал для себя, но потом это отменили и выбирался раздатчик, который получал по 200 грамм хлеба на завтрак, раздавал его, а потом получал пищу и разносил ее по столам.
На завтрак полагалось 500 граммов баланды /жидкий суп/ и около 150 гр. каши. С жадностью все это проглатывалось и, не вполне утоливши голод, заключенные с завистью всматриваются в счастливчика, которому кто-то, по какой либо, причине не съедавший своей порции, передает свои остатки.
Очередь завтрака отбыли и — по баракам! Быстро одеваемся, а «рельса» уже звонит.
— «Вылетай пулей! — орет во все горло бригадир.
И стремглав летит бригада на развод к воротам. Строимся.
