Кембрийский период - Владимир Коваленко

— Общая эвакуация. Что с рудником?

— Не успеваем…

Реки вырывают куски из тела старой дамбы. Разлив не остановить. Но — хотя бы удар. Стена воды рвется вперед. Впрочем, передовой волнобой, хоть и импровизированный, существует. И почти достроен. Бурая волна качается, словно подрубленная. За спиной шум винтов последних машин. Упала! Начала расти вновь, но поздно, поздно — давление нарастает пусть и рывками, но не одним титаническим ударом. Плотина держит. Пока. Высота водного слоя перед запрудой нарастает.

Поворот рукоятки — и единственный готовый до конца сегмент взлетает на воздух. Между крепкими подпорами, которые не дали ворвавшемуся потоку разворотить все тело плотины.

Теперь высота слоя воды перед плотиной нарастала медленнее. И все-таки слишком быстро. Пришлось поднять на воздух еще три сегмента. Все разом — пока не оборвало провода.

Надежда не оправдалась — недостроенные контрфорсы динамической нагрузки не выдержали. Плотина рухнула по всей длине — и ревущая волна, недовольная тем, что ее посмели задержать, обрушилась на диспетчерскую рубку, хрустально брызнули стекла…

Но Немайн хотя бы лежала себе пластом, и никаких особых забот от приемного отца не требовала. Зато под вечер в заезжий дом изволил заявиться сэр Кэррадок. Спросил пива, примостился у стойки и начал сверлить Дэффида хмурым взглядом исподлобья.

— Глазом дырку на мне не протрешь, — заметил Дэффид, — пробовали и чем посерьезнее — не получалось.

— Мне надо перед ней извиниться.

Перед кем — объяснять не стал. И так было ясно.

— За что?

— Сам не знаю. Вру. Знаю… Только быстро надо. Пусть снимет! Амвросий себе смеется… Ну так он врач, а не колдун.

— А теперь тихо. И понятно.

Рыцарь взвился.

— А мне понятно, да? Мне понятно? Если лицо твоей сиды перед глазами — все время? Я вот тебя сейчас через нее вижу, понятно теперь? И жалко ее очень и еще что-то. Не знаю. Позови, а?

— Так спит же! И Амвросий велел не будить.

Кэррадок потух и уткнулся в кружку.

— Спит, — пробормотал, — спит. А если это нужно быстро снимать? Вон, Кейра твоего после отвара травного не смогли отворотить. А тут сила богини.

— Так ты что, влюбился в Немайн, что ли? — улыбнулся Дэффид. Но рыцарь остался мрачен.

— Я не влюбился — я одержим, — сообщил он, — и я знаю, что говорю. На мне с детства лежит сидовское проклятие. Я обычно молчу о нем, но из-за него на меня упало второе! Я не виноват, что не рассмотрел нашу расцветку. Видишь ли… Я не различаю цвета. Точнее, различаю, но совсем другие. И если бы они просто перепутались! Привык бы называть синий желтым, и все. Наверное, и не знал бы о проклятии. Но меня заговорили хитрей! Например, для всех красный и зеленый — два разных цвета. Для меня — один! И голубой я путаю с розовым… Сам знаешь, стоит человеку увидеть сиду — и он пропал. Просто увидеть. Немайн, верно, закрывается, образ свой корежит. А я увидел — настоящую.

— Постой, постой. Ее много кто видел. Весь город. Да и в холмах многие…

— Именно. Видели… Слышал, как сиду женщины за глаза честили до вчера? "Закат над рекой". Присмотрись к сиде. Лицо у нее не просто красивое — совершенное. Без изъяна и намека на изъян. У человеческих женщин таких не бывает. Но цвет — цвет вас отпугивает. Она его на себя наложила. А я вижу другой. Настоящий. Не рыжее с синим, а золотое с белым. То, что является золотым с белым для всех… Я это увидел. И не понял сначала, что произошло. А настоящую сиду нельзя видеть и не полюбить.

— Немайн была без сознания. Любые чары бы спали. И вообще, больше слушай завистливых баб. Моя младшая дочь — красавица, под стать остальным пяти. А извиняться — это можно. Но когда придет в себя.

Дэффид хмыкнул, вспомнив рецепт от Немайн: пяток лет супружеской жизни, и как рукой снимет. У него с Глэдис, кстати, так и не сняло. С годами страсть заменило спокойное счастье… Рыцаря было жаль. Так и остался сидеть и мрачно зыркать по сторонам. Впрочем, немногие посетители этого вечера глушили пивом впечатления от налета, да поминали погибших. Каждый второй похоронил кого-то из родни или друзей. Языческим весельем тризны не баловались. Смотрели больше насквозь, да в себя.

Сверху заявились Глэдис и Бриана, вокруг немедленно собралась большая и прекрасная половина Дэффидова семейства, начала ахать и хихикать. Кейр, само собой, оттер от компании Туллу, быстренько, с уха на ухо, допросил, и важно протопал за стойку к тестю.

— Ну?

Кейр пожал плечами. Мол, не здесь. Отошел к бочке — пива нацедить. Туда и тестюшка заглянул. Тоже за пивом. Сплетни — не мужское дело.

— Жена говорит, мужчин у сиды не было.

— И что? У нее у самой тоже до свадьбы не было. Благодаря Немайн, кстати. Как уважаемый отец семейства, такую дочь могу только одобрить. А откуда узнали?

— Так переодели же. В чистое. Ну лекарская дочка и полюбопытствовала. Или Глэдис.

— М-да. Впрочем, чего удивительного?

— Так ей же лет двести! Или больше. Дочь Ллуда Оркнейского[5], а тот старше Артура. Артур еще ему рога наставил, — Кейр осекся.

Дэффид изменился. На привычного добряка-трактирщика походил не более, чем вепрь на хрюшку. То же брюхо, те же могучие лапищи. Но — воин. Воин, привыкший изводить под корень чужие города. Пускать стрелы в спины оробевших. Человек, лично перерезавший половину дядьев нынешнего короля.

— Ты, Кейр помолчал бы, а не трепал, о чем не знаешь. Да, Ллуд старше Артура. На тысячу лет. Или больше. А Неметона ходила по этой земле еще до римлян. Может, и раньше. Артуру она не дочь, а… — Дэффид осекся, сглотнул, — а и Мордреду с Галахадом[6] почти не сестра: на сотни лет старше. Но она вошла в наш клан — и теперь моя дочь, сестра Туллы, Эйлет, Гвен, Эйры, и Сиан, а заодно и твоя свояченица. И закончим на этом.

Продолжать оборванный разговор Кейр не решился. Но, кроме тестюшки, под рукой имелись и другие знатоки старых легенд. К придворному филиду не сунешься, но Лорн, например, знает не меньше! Кузнец, однако, тоже разочаровал Кейра. Заметил только, что раз уж Немайн взялась учить Тристана, толк из него выйдет. Непонятно только, какой. Кейр потребовал подробностей. Лорн допивал шестую кружку пива, и отмалчиваться не стал.

— А не знаю, — прошептал как заговорщик, и широко взмахнул полупустой кружкой, чуть не своротив Кейру нос, — знал бы точно — не молчал. Ну согласись: не может такого быть, чтобы легенды повторялись один к одному. Во-первых, тогда бы не было надежды. Во-вторых, она и не повторяется. Большая умничка! А в старых песнях все тупые. Ты даже не представляешь, насколько они там тупые! Так что, в-третьих, и было все не так. По другому. Не как сейчас.

— Что было-то?

— Сам знаешь. А не знаешь, догадаешься. Как говорит Амвросий, сапиенти сат.

После чего встал и, покачиваясь, пошел восвояси.

Храп — страшная вещь. Куда там викингам. Те живого уложат, эка невидаль. Хороший же храп поднимет мертвого. Что уже чудо. Клирика — поднял. Рвущаяся в окна диспетчерской волна превратилась в прогревающий турбины Ил-96, а потом — в Гвен, сестру Туллы. Которая выдавала такие рулады, что, несмотря на слабость и боль при каждом шаге, Немайн из комнаты вымело. И дверь перевязанным культяпками открылась, и закрыть получилось, и добежала сида до дверей залы для посетителей в три шага. Там звук ослаб достаточно, чтобы Клирик обратил внимание на некоторую неодетость. В зале, вороша для большего жара и со скуки кочергой угли, сидит страж. Мужчина, разумеется. Да и неприлично благородной деве шастать босиком и в одной рубашке. Причем, слишком длинной и широкой, норовящей показать через разрез на груди пупок. А заодно — все, что подвернется.

Встала извечная женская проблема — что надеть. Вернуться и разбудить Гвен было просто невозможно — храп, несмотря на прижатые ладонями уши, от двери просто отбрасывал. Вот он, чувствительный слух! Спуститься вниз, на хозяйскую половину мимо зала нельзя. Оставалось через окно. Немайн с сомнением посмотрела на перевязанные руки. Ладно — одна рука цела, этаж всего второй. Окно в коридоре, конечно, узенькое, противоштурмовое, но где пролезет хорек, там пролезет и сида. Но куда-то исчез не оставлявший Клирика всю жизнь вкус к авантюрам. Куда проще оказалось завернуться в рубашку — Туллы? Глэдис? — и ждать утра. Надеясь, что, если придет сон, то не окажется настолько кошмарным…

Сон не пришел. Зато память стала прокручивать недавний бой, все тот же бой, раз за разом. Только с иными исходами. При этом Клирик очень сожалел, что не может посмотреть картинки от третьего лица. От первого получалось слишком страшно. И анализ сбивался, замещаясь эмоциями. А ведь во время боя испугаться он так и не успел. Так же, как и прочувствовать, что именно вытворяют руки и ноги Немайн. А теперь выяснялось — жив он остался не благодаря чуду или случаю. Его спасла ивовая палка и правильный способ боя.