«КРАСНАЯ КАПЕЛЛА». Советская разведка против абвера и гестапо - Владимир Пещерский

А.М. Коротков, он же Коротин Владимир Петрович, он же Степанов, он же Александр Эрдберг, находился в Берлине в непростом положении. В январе 1939 года он был отчислен из внешней разведки без какой-либо мотивировки. Вполне возможно, что причиной тому послужило знакомство с резидентом А. Орловым (Фельдбиным), бежавшим на Запад.

Коротков не смирился с несправедливостью и подал Берии рапорт, в котором, в частности, писал: «...Я считал, что шел на полезное дело, и ни минуты не колебался, подвергая себя риску поплатиться головой.

...Отчетливо понимаю необходимость профилактических мер, но я не заслужил недоверия. Не вижу за собой проступков, могущих быть причиной отнять у меня честь работать в органах безопасности».

В конце года его восстановили, но предварительно вызвали к Берии на беседу, который пытался запугать и сбить с толку молодого разведчика. Это ему не удалось. Коротков твердо стоял на своем и сказал, что не представляет свое будущее без разведки. Приказом Берии Коротков был восстановлен на работе и зачислен на должность заместителя начальника отделения. После такой встряски он был командирован в Берлин заместителем резидента и должен был оправдать оказанное ему доверие.

Александр Михайлович Коротков родился в 1909 году в Москве в семье банковского служащего. Отец ушел из семьи еще до рождения Саши, забрав старшего сына. Мать Короткова Анна Павловна окончила гимназию, работала машинисткой в одной из московских редакций и содержала на свой скромный заработок младшего сына, дочь с малолетним ребенком и престарелую мать. Нужда заставила Александра после девятого класса пойти работать электриком, несмотря на большое желание продолжить учебу.

Через год, в 1928 году, он был принят в хозяйственный отдел ОГПУ в качестве электромонтера по обслуживанию лифтов.

С 1929-го по 1933 год Коротков работал в ИНО ОГПУ делопроизводителем, старшим делопроизводителем, помощников оперуполномоченного. По линии внешней разведки в 1933 году выехал в длительную зарубежную командировку. Путь разведчика-нелегала в Париж лежал через Австрию, где он сменил советские документы на австрийские, а пребывание в Вене использовал для дальнейшего совершенствования немецкого языка. Под видом чешского студента Районецкого он поступил в знаменитую Сорбонну.

По указанию резидента А. Орлова молодой разведчик участвовал в различных операциях, пока на два года не перебрался в Германию. В Москву Коротков возвратился в 1939 году...

Руководство разведки поручило ему, хорошо знавшему обстановку в Германии и свободно говорившему по-немецки, восстановить прерванную связь с ценными источниками, в том числе с Корсиканцем. Несколько попыток встретиться с ним на его квартире закончились неудачей. А. Харнака не было, экономка не могла сказать, когда появится хозяин. Только 16 сентября 1940 года Коротков увиделся с Харнаком. Арвид настороженно отнесся к позднему посетителю, заподозрив в нем провокатора гестапо. Для этого были веские основания. На Харнака был послан в гестапо донос, и его подвергли допросу. Не имея никаких улик против него и не получив подтверждения клевете, его отпустили.

— Извините, господин советник, за причиненное вам беспокойство. Но вы должны понять, мы были обязаны все уточнить.

Чистая речь Эрберга, так представился Коротков, в которой можно было уловить венский акцент, еще более возбуждала подозрение Харнака. Он подверг Короткова перекрестному допросу, пока не убедился в том, что перед ним действительно посланец Москвы. Со своей стороны, Коротков обратил внимание на то, что Корсиканец, полностью позабыл Белкина (Кади), но хорошо помнил Кантра (Гиршфельда), которых он упомянул.

— Мое нынешнее положение в обществе таково, — предупредил Харнак Эрберга, — что следует соблюдать крайнюю осторожность при наших встречах.

— Я понимаю вас и сделаю все от меня зависящее, чтобы наши контакты не причинили вам вреда. Расскажите, уважаемый Харнак, как вы жили все это время?

По словам Харнака, он и его жена Милдрел продолжали вести занятия в общеполитическом, просветительском кружке, изучавшем теорию Маркса и международное положение. Большинство кружковцев, если не все, были настроены антифашистски. Среди давних своих слушателей Харнак назвал Карла Беренса[6], Бодо Шлезингера[7], Вильгельма Утеха[8]. В 1938 году Харнак познакомился с Гербертом Гольновом[9], оказывая влияние на политические взгляды Вольфганга Хавемана[10] и Лео Скржипчинского[11].

Эрдберг внимательно слушал своего собеседника, стараясь не пропустить ни одного слова и все запомнить. В конце беседы он договорился с Корсиканцем о встречах в ближайшее время.

Анализируя результаты состоявшегося разговора с Корсиканцем, Коротков не мог не признать твердость убеждений своего нового Партнера и верность принятому однажды решению. Его просветительская деятельность невольно поражала своим размахом. В отчете Коротков указал более десятка лиц, с которыми контактировал Корсиканец, но лишь Старшина (Харро Шульце-Бойзен), старший лейтенант разведывательного отдела министерства авиации, Итальянец и Старик (Адам Кукхоф), известный в Германии писатель и драматург, а также отчасти знакомство Рабочего с полицейским представляли, на взгляд резидентуры, информационный интерес.

Письмо резидентуры заставило Центр внимательно его изучить.

Еще большее внимание привлекла телеграмма из Берлина, в которой сообщалось следующее:

«Москва

Совершенно секретно

Т. Виктору[12]

«Корсиканцу» со слов «Албанца»[13], беседовавшего по нижеследующему вопросу с офицером верховного командования немецкой армии, стало известно о том, что в начале будущего года Германия намерена начать войну против Советского Союза. Предварительным шагом на этом пути должна стать оккупация вермахтом Румынии, которая намечена на ближайшее будущее.

16 сентября 1940 г.

Берлин

Захар».

Эрдберг задал Корсиканцу по существу дела несколько уточняющих вопросов, тот обещал по возможности собрать более полные сведения.

Незаметно подкралось Рождество 1940 года, а Эрдберг не появлялся. Близкие родственники Арвида Харнака собрались у него за праздничным столом. Все были оживленны и весело шутили, особую радость вызвали рождественские подарки, приготовленные супругами Харнак для дорогих гостей. Временами, однако, на лице Арвида мелькала тень озабоченности и беспокойства, словно он чувствовал приближение пока невидимой опасности.

— Мои дорогие! — Харнак встал из-за стола с бокалом шампанского в руке. — Я вас очень люблю и желаю вам только добра. Я всегда высоко ставил свободу личности и желал Германии благополучия и мира. Я очень опасаюсь, как бы Гитлер не обрек немецкий народ на тяжелые испытания, бросив его в горнило новой, еще невиданной войны. Она принесет стране тяжелые разрушения! — Он остановился, так как спазм перехватил его дыхание. — Желаю всем счастливого Рождества и мира!

Что же произошло с Коротковым и почему он не поздравил Корсиканца с таким большим и радостным праздником, как Рождество?!

В начале октября 1940 года в Берлин прибыла советская разведчица Червонная с паспортом на имя Елены Хас, проживавшей в Данциге (Восточная Пруссия). Перед ней стояла задача осесть в Берлине и устроиться машинисткой в одном из крупных правительственных учреждений. Агент Катлевский должен был оказать ей в этом содействие, но он оказался арестованным, а у него на квартире организовали засаду. Клетка захлопнулась, и в руках гестапо оказалась Червонная. Многие беды в разведке происходят потому, что, вопреки требованиям конспирации, «кое-кто много знает». Катлевский был связан с Фюрстом, недостаточно изученным агентом, с которым встречался Коротков. В Москве забеспокоились, что, если гестапо, допрашивая арестованных, получит сведения о советском разведчике, оно доберется и до Короткова.

По этой ли или по какой другой причине из Москвы Захару последовало телеграфное указание, чтобы Степанов «законсервировал» свои контакты с Фюрстом и Корсиканцем, восстановление других связей приостановил и немедленно выехал в Москву.

Новый 1941 год Коротков встретил дома, а на следующий день, как обычно, отправился на службу, на Лубянку. Руководство разведки воспользовалось пребыванием Короткова в Центре, чтобы при его участии составить план дальнейшей работы резидентуры с Корсиканцем. План на трех машинописных страницах представлял образец штабного документа разведки, отмеченный, несомненно, печатью своего времени. Высоко оценив возможности партнера и его личные качества, составители перспективного документа наметили важные информационные задачи, решения которых следовало добиваться с помощью А. Харнака.