Ученье – свет, а богов тьма - Юлия Жукова

– Ты все-таки… – начинает Алтонгирел тоном инквизитора, но тут же вспоминает про лежащего рядом Ирлика и затыкается. Я снова сажусь за нитки.

– Да, она добралась до меня со своей шакал-машинкой, – усмехается тот. – Так, погодите, после шестисот десяти какое следующее?

В озадаченной тишине Азамат осторожно предполагает:

– Девятьсот восемьдесят семь?

– Ага, – отвечает Ирлик, вписывая что-то в планшет. – Точно, спасибо.

– Что это? – спрашивает Алтонгирел.

– Числа Фибоначчи, – все так же напряженно отвечает Азамат. – Ирлик-хон, а зачем они вам?

– Да тут ряд продолжить надо, иначе надгробная плита не сдвинется, – отвлеченно изрекает Ирлик.

– Он в игру играет, – поясняю я под стук закрывающихся ртов.

– Во, прошел! – радостно восклицает Ирлик и садится. – Ну что, скоро гостя кормить будете?

– Скоро, скоро, – заверяет матушка, убавляя нагрев под сковородкой. – Пришли вы рановато чуток…

Азамат легонько толкает ее в бок, а сам быстро переводит тему:

– А что, Ирлик-хон, вы математикой увлекаетесь?

– Есть немного, – признает Ирлик. – Раньше по необходимости занимался, а вот как меня на цепь посадили, тоска заела, сидел, от скуки большие числа перемножал. Потом вспомнил про уравнения, стал их выдумывать и решать… Сам себе теоремы доказывал. Вышел, открыл свои старые записи, а там еще столько всего! Теперь вот интересно, до чего люди додумались за это время. У тебя, Азамат, свежих задачников нет? Только чтоб на муданжском!

– У меня нет, но я знаю, у кого есть, – отвечает Азамат, закидывая в холодильник какие-то пакеты, один за другим. Рыбный дух уже весь дом пропитал. – Сейчас напишу, чтобы скинул.

– Ну нет, – встревает матушка. – Сейчас будем ужинать, а то я тебя знаю, как возьмешь в руки телефон, так и нет тебя.

– Ладно, ладно, – усмехается Азамат.

– Кир-хян! – внезапно восклицает матушка. – Ты с улицы ящики не вносил?

– Не, – мотает головой Кир. – Пускай там стоят, тут-то жарко. Я вроде глянул, они плотно закрыты, звери не залезут.

– Умничка мой! Я как раз хотела сказать, чтоб там и оставили. Лиза, – оборачивается ко мне матушка, – ты бы видела, как он рыбу ловит! Одну за другой, так и тянет, ни единой не упустил! А еще говорил, что в море никогда не рыбачил. Сразу видно, моя порода!

– Да уж не сомневаюсь, – усмехаюсь я, внутренне вознося гуйхалах за Кировы приютские навыки: что еще могло так расположить к нему бабушку, как не рыбалка!

Сам Кир с независимым видом обдирает бронзовую чешую с какой-то плоскобрюхой пучеглазки (не знаю уж, как этот вид правильно называется), но нос у ребенка неизменно стремится к потолку.

– Да, Кир сегодня молодец, – одобрительно басит Азамат, тайком облегченно улыбаясь.

– А про какие ящики речь? – вспоминаю я.

– С рыбой, – поясняет Азамат. – Алтонгирел был прав, на Айшу таких гигантов приманило, еле в лодку поместились. Обратно плыли стоя по колено в рыбе!

– Погоди, так это вот весь холодильник забит – и еще ящики во дворе?

– Ну так я о чем, – усмехается он.

Я издаю какой-то жалкий хрип, но меня заглушает Ирлик:

– Азамат, а можно я хоть пару штук сырьем съем? Я их так люблю, когда крупные и с кровью!..

– Да пожалуйста. – Азамат делает широкий жест. – Лиза, правда, считает, что это вредно.

– Я думаю, Ирлику ничего не будет, – хмыкаю я, вспоминая оленей в огненном кругу.

– Кир, проводи.

– Ща. – Кир старательно отмывает руки и накидывает куртку.

Ирлик выскакивает первым и озирается. Я тоже высовываю нос полюбопытствовать, что же там за улов. Сначала не понимаю, куда Кир показывает, а потом доходит: вот эти три саркофага… Ирлик чиркает пальцем о свою щеку и подвешивает получившийся огонек над головой. Кир отстегивает защелки и откидывает крышку ближайшего ящика – а там исполинские рыбины, к счастью, уже неподвижные. Моя ихтиофобия вроде бы прошла, но проверять не очень хочется, особенно когда Ирлик с кровожадным блеском в глазах подхватывает верхнюю рыбину под жабры и ногтем вскрывает ей брюхо… В общем, я удаляюсь в дом.

– Что мы будем со всем этим делать? – спрашиваю в панике.

– Солить. Вялить. Угощать, – довольно улыбается Азамат. – Ма заберет часть, которые на севере не водятся. Алтонгирел тоже прихватит. Да и Айше что-то есть надо. Ирлик-хону обязательно на дорожку дадим. Ну и дворцовая кухня обогатится, я так думаю.

– То есть ближайшие пару месяцев питаемся одной рыбой, – уныло вздыхаю я. – Пригласить, что ли, пару дюжин гостей… Кстати, надо Хосу выложить, я думаю, он не откажется.

Сказано – сделано, авось наш лесной приятель перестанет обижаться на Азамата и снова заглянет на огонек.

Пока я хожу, Кир с Айшей накрывают на стол. Она довольно неуклюже двигается и плохо ориентируется в задаче, что, впрочем, понятно: если всю жизнь болеть, откуда узнаешь, как тарелки расставлять? Кир, однако, руководит четко. Он у нас вообще четкий паренек.

Но вот и ужин на столе. Наедаемся до отвала, даже Ирлик, который уговорил не две, а четыре гигантские рыбины, а потом еще добрался жареной. Азамат открывает бочонок пива, и некоторое время мы просто сидим и балдеем, пачкая носы в густой прохладной пене.

– А что, Ирлик-хон, – заговаривает Арон, с которого пиво сняло все остатки робости, – богов тоже в школе учат?

– Не, – роняет Ирлик, мечтательно глядя в потолок. – Никто нас ничему не учит. Так всю жизнь и ходим впотьмах.

– Откуда ж у вас тогда старые записи по математике? – резонно интересуется Арон. Я, правда, думала, он вообще весь разговор на эту тему мимо ушей пропустил, ан нет.

– У меня был учитель, – странным тоном отвечает Ирлик. – Заставлял меня думать. Поначалу очень тяжело было.

– А до того вы не думали, что ли? – не сдерживается Кир.

– Не-а, – спокойно отвечает Ирлик. – Мы, боги, для этого не приспособлены. Памяти вообще нет. Просыпаешься – где я? Что вчера было? Кто друзья, кто враги? С вами, людьми, такое только после пьянки бывает, а у нас каждый день так. Вон духовник тебе подтвердит: хочешь от бога что-нибудь получить – одаривай в тот же день. Забудет ведь! Тот же Учок. Ему подвластно плодородие, потому к нему все бездетные обращаются. А во время ритуала бездетная женщина на руках куклу держит, чтобы богу напоминать, зачем он пришел. Так если ритуал затянуть, Учок иногда забывает, в чем дело, глядит, баба с мертвым ребенком, и давай его оживлять! Ну за мертвыми-то ко мне идут, а я, естественно, такое безобразие прекращаю. Вот он и бесится, как такое, младший брат ему что-то запрещает! А что младший брат уже давно сильнее в десять раз и четыре обязанности выполняет вместо одной, это он не помнит!

– Так что же получается, – разводит руками матушка, – все боги, кроме вас, беспамятные совсем?

– Не все, – поправляет Ирлик. – Младшие с умом. Умукха и Укун-Тингир я лично воспитывал. Конечно, у меня не так хорошо получалось, как у моего учителя, но они хоть числа знают. Для остальных-то есть только один и два, а дальше – много. Ну и так, словом перекинуться можно иногда…

– Я думала, вы с Укун-Тингир не в лучших отношениях, – удивляюсь я и получаю тычки в оба бока: от Азамата и Алтоши. М-да, глупость сморозила…

– А ты бы меня сильно любила, – усмехается Ирлик, – если б я тебя каждый день заставлял перечислять имена всех известных вещей! Лапочка, как она отлынивала! И катаклизмы устраивала, и подсказки в облаках рисовала, даже шантажировать научилась! Я смотрел и диву давался, неужто и я такой же был, пока за меня не взялись?

– А кто был этот ваш учитель? – интересуется Азамат. – Человек?

– Это вряд ли, – задумывается Ирлик. – Он лет двести со мной возился, а может, больше, я ж себя не помню. Я и его-то еле вспоминаю, имени не знаю, вроде коротышка был, но сильный, гадюка, я с ним каждый день дрался, а ему хоть бы хны. Потом исчез. Кто его теперь разберет, что он был за тварь… Я только начал во вкус входить, когда он сгинул. Сначала все ждал, вдруг вернется, а потом заметил, что память снова ухудшается, или, скажем, не могу понять, это дождь пошел, потому что грибы растут, или наоборот. Испугался, я ж привык уже знать законы, по которым мир работает. Стал больше с людьми разговаривать, книги собирать, считать шишки на елках. Так, на чистом страхе, и до алгебры дошел.

– Да ладно, – возникает Кир и получает от нас с Азаматом пинка под столом. – Вы же бог, разве вы можете бояться?

Ирлик устраивает многозначительную паузу, опустошая свою кружку.

– Забвение, мальчик мой, – говорит он с расстановкой, повернувшись к Киру всем корпусом, – это очень страшно. Потому что как только в него проваливаешься, уже не знаешь, как бывает иначе. Я смотрю на эти первобытные тени, которые называют себя старшими богами, и мне жутко до того, что я мерзну в собственный месяц. Они ничего не знают и ничего не помнят, но решают, как жить всем людям на планете.

– Позвольте, – подключается Алтонгирел. – Но ведь боги посылают нам предсказания, дают советы… Они… Ну, то есть и вы тоже, – видите будущее и решаете, как будет лучше для всех людей. Как же можно это делать без памяти?