Ванга. Взгляд на Россию - Юлия Бекичева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скажи, бабушка, какой завтра будет курс доллара?
Из десяти она угадала семь или даже восемь раз».
Те, кто был знаком одновременно с Вангой и Эмилем, знали: Ванга несколько раз спасала Эмилю жизнь, называя точные даты, когда на него собирались совершить покушения. Его пытались взорвать, но благодаря тесной дружбе с прорицательницей он каждый раз выходил сухим из воды.
Знала она и о его смерти, и, видимо понимая, как и в случае со своим мужем Димитром, у которого был цирроз печени, что на этот раз не сможет обыграть судьбу, она просто не стала ничего говорить своему крестнику.
«Верите ли вы в то, что с человеком рано или поздно произойдет то, что ему на роду написано?» – спросили как-то у Эмиля.
«Конечно. Тот, кому суждено быть повешенным, не утонет. Однако я думаю, что в немалой степени мы, и только мы сами, влияем на свою судьбу. Есть старая поговорка, что сто врагов не могут сделать с человеком того, что этот человек может сделать с собой».
Из газеты The New York Times [122] от 01.12.2005 года. Статья Мэтью Брунвассера «Убийство осложняет надежды Болгарии на ЕС»:
«26 октября Эмиль Кюлев, один из самых состоятельных людей Болгарии, ехал на работу в Софию на своем спортивном внедорожнике BMW. Около 9:00 утра прозвучал выстрел. По данным полиции, бизнесмен был застрелен мужчиной, прятавшимся в кустах. И через пять недель после убийства банкира и бизнесмена никому не было предъявлено обвинение. Мотив преступления неизвестен, хотя ходят слухи о том, что Эмиль был связан с «грязным капиталом». Кюлев был главой DZI Group, крупнейшей страховой и банковской фирмы в стране, с более чем 12 000 сотрудников и 500 миллионов, или 585 миллионов долларов, в активах. Он был близок ко всем основным политическим партиям».
Приятельница Ванги, с которой они дружили и жили по соседству много лет – Фимка Гогова, вспоминала:
«Мой первый муж разбился в автокатастрофе. Самое интересное, что я тоже сидела в той же машине, но выжила. На мне не осталось ни царапинки. Потом, когда я плакала и говорила Ванге, что не надо было нам с мужем никуда ехать, она мудро заметила: «Если суждено умереть, то и дома хлебом подавишься, водой захлебнешься».
Истории очевидцев
В 1963 году болгарский певец Петр Яныков решил попытать судьбу и, как и многие, заглянул к бабушке Ванге. Накануне он страшно волновался, но благодаря тому, что его сопровождали друзья и, к тому же, что к домику тянулся длиннющий хвост, состоявший из разношерстной публики, он понемногу начал успокаиваться.
Когда же оказался напротив Ванги, обратил внимание на то, какое измученное, уставшее было у нее лицо. Обратил внимание и на столик, на котором была выстроена пирамида из кубиков принесенного посетителями сахара, на лежащие здесь же деньги. Деньги были мелкие – лев-два.
«Я еще заметил тогда, – рассказывал журналистам Петр, – что некоторые посетители, приходя к бабушке, вообще ничего не оставляли. И вовсе не потому, что они были жадные, а потому – и это было видно, – что нечем им было заплатить. Кто-то вместо денег приносил какой-то недорогой подарок. Отношение же у Ванги при этом ко всем было внимательное».
Певец Владимир Стоянов [123] позже подтвердит:
«Ванга очень часто деньги и вещи, которые ей приносили, не брала или даже возвращала, понимая, что человек отдает последнее, что у него есть. Но это было задолго до того, как Ванга стала работать на государство».
Яныков признавался: его поразило такое бескорыстие.
«Когда подошла моя очередь, я сел за столик.
– Папа твой пришел. (Ванга назвала имя моего отца). – Что там у него с головой случилось, напомни.
– Кровоизлияние. Инсульт, – сказал я.
Ванга кивнула.
– А что это за тема такая сложная из одного слова состоит, которую ты изучаешь?»
В ту пору Яныков всерьез собирался стать инженером-химиком. Он даже успел поступить в институт и теперь старательно грыз гранит науки.
«Я произнес название темы, которую изучал. Оно действительно было очень длинное и сложное.
– Учить учи, конечно, но все равно станешь певцом, а не инженером.
Я был в недоумении. Да, я любил петь, но заниматься этим профессионально уж точно не планировал. Прошли годы и… Я стал певцом».
«Когда я впервые увидел Вангу, мне было четыре года. Она была родственницей моего отца. Я помню, какое неизгладимое впечатление произвело на меня ее бледное как мел лицо с закрытыми веками, – рассказывал коллегам родственник Вангелии Гуштеровой писатель и журналист Николай Стоянов. – Как-то мы с бабушкой пошли к Ванге в гости, и бабушка захватила с собой кусочек сахара, который передала через нее ее знакомая, для того чтобы Ванга на него посмотрела.
У дома тетушки Вангелии, как, в общем, и всегда, толпилось множество людей. И вдруг мы услышали:
– Заходите, тетя Мария. И я должна немного отдохнуть.
Когда мы вошли, я увидел, как Ванга внимательно поглядела на кусочек сахара и сказала:
– Чует мой нос, что сахарок не твой, передала его женщина, которую я в глаза не видела. А вот конфет, которые ты мне от кума принесла (не открывая коробку), с тех пор как он их передал, сильно убавилось.
Вот тогда-то я и понял, что Ванга – женщина необыкновенная.
А еще помню, как я – уже будучи взрослым – собирался в поездку. Ванга мне тогда сказала:
– Путешествие сложится удачно, но, когда поедешь в поезде, будь, пожалуйста, осторожен с тем, что и кому ты говоришь.
Ехал я в спальном вагоне в полном одиночестве, но буквально за несколько станций до того, как я должен был выйти, ко мне подсел мужчина с какой-то сумкой. Он сидел рядом и молчал. Сказал только, что направляется в Будапешт. Когда же мужчина выходил из поезда, кому-то представился, и я краем уха услышал, что мой попутчик работает в МВД».
«Мама была против того, чтобы Димитр, мой муж и ее сын, – рассказывала невестка Ванги Здравка Методиева, – садился за руль. Она говорила ему: «До самой своей смерти за руль не садись! Не смей!» Когда мы стали жить отдельно, все же купили автомобиль. Димитр к тому времени стал прокурором, ему было далеко ездить в Рупите от места работы, и мы решили пробрести машину.
И что бы вы думали?
Мой муж попал в автокатастрофу, после чего у него сильно повреждена левая нога».
Архимандрит Иоанн из Струмицы, служивший в Роженском монастыре, вспоминал,
