Разрешенное волшебство - Ник Перумов

— Ох, да ведь не умею я с ними, с Летавцем и то не умею, Джей, ты же знаешь.

— Молчи! Молчи! И слышать ничего не желаю! Не умеет она! Клану надо — значит, сумеешь! Я, когда Ворожеей стала, тоже много чего не умела. Ничего, выучилась! И тебе того же не миновать. Уж сколько тебе про то говорено — меня не станет, кто в клане управит-распорядится? Ну всё, нет у меня времени с тобой рассусоливать! Действуй! Лимпи-доклия прикрой, это-то ты умеешь, Ведун тебя побери?!

Как Джейана выдержала ещё и это, она сама не могла понять. Губы уже искусала в кровь; верная Фати со слезами на глазах уговаривала свою неумолимую подругу-командиршу:

— Джей, да что ты молчишь, чего делаешь, ну закричи же ты, легче ведь станет, я-то знаю. Закричи, не могу я смотреть, как ты мучаешься!

Лимпидоклий и тот не выдержал церемонно-надменной позы, сорвался с места. Закружился по крошечной комнатенке в жилище Фатимы, где на узкой лежанке металась и рычала Джейана, словно

сойдясь в смертельной схватке с невидимым врагом.

Джейана не отвечала. Это было хуже, чем с Лиззи. Намного хуже. Дурящая, гасящая сознание животная боль — тебя словно раздирают изнутри, а сверху одновременно полосуют остро отточенными ножами.

Однако она так и не закричала. Даже когда Фатима разревелась в голос и чуть не выскочила на улицу.

Вокруг присмиревшего Лимпидоклия мало-помалу соткался голубовато-переливчатый кокон. Ле-тавец, уже не пытаясь сохранить напускную серьезность, ошалело вертел головой, ощупывая руками новую обновку, словно и впрямь примерял только что сшитый какой-нибудь Таньшей или Марьяшей камзольчик.

— Все. Лети! — вырвалось наконец у Джейаны. Она сама не думала, что выдержит это. Никогда доселе ей такого делать не приходилось; нуркные заклятия в свое время подсказал Учитель, и долго распространялся на ту тему, что, мол, в такие моменты и проверяются чувства, истинные, непоказные. Эти рассуждения Учителя Джейана не слишком любила. Что значит — истинные, не истинные? Она б сделала это ради любого из Твердиславичей. Просто беду с тем, кто всегда рядом, и днем и ночью, кто один способен заставить её стонать не от боли, а от счастья, просто его беду чувствуешь, как бы далеко она ни приключилась. А что же, когда она Лиззи вытаскивала, — она тоже чувства к ней проверяла?

Лимпидоклий рванулся к предусмотрительно раскрытому Фатимой окну, и только тогда Джейана позволила себе разжаться. Глаза защипало. Слезы. Как некстати. Ну да ладно, пусть будут они, не падать же в обморок, как тогда, возле Ближнего Вала.

Когда Твердислав открыл глаза, то взору его вместо мрачных залов Преддверия отчего-то предстали перепуганные физиономии Чаруса и Кукача. Над ними кружил невесть откуда взявшийся тут щелкунчик. Стоп, да это же Лимпидоклий!

— Уф! Очнулся. — Кукач неожиданно отвернулся. — Э, да не слезы ли у тебя на глазах, брат? Чарус же просто облапил друга-брата за плечи.

— Оч-очнулся, — подтвердил Твердислав. Ныло все тело, но так, в общем, ничего, терпимо. Только голова кружится, встать мешает. — Э, а близнецы?

Следом за Кукачом взгляд отвёл и Чарус.

— Не-нету их больше, Твердь.

Отчего-то они говорили обычными словами, словно не осталось сил ни на какое, даже простенькое чародейство.

— Как, как нету? — дёрнулся Твердислав. Внутри всё заледенело, словно Нижняя Ветёла под свирепым северным ветром. — По-погибли? Оба?

Чарус тяжело вздохнул и лишь коротко, судорожно дёрнул головой.

— Где они?

— В воде их разорвали, обоих, — выдавил Кукач. — Так что даже и хоронить нечего. Мы с Чарой чуть впереди оказались, тем и спаслись. Как только ты Ведунью завалил, вся ейная свита — ку-вырк! — брюхом кверху. А потом ка-ак рванули! Весь берег кишками своими уделали,,вместо воды — одна слизь да кровища. Тьфу, мерзость! Сейчас-то уже утянуло.

“Великий Дух. Гарни и Тарни. Да что ж это такое?!”

Последняя смерть была месяца три назад. Твер-диславичи вообще погибали редко — сказывалась и выучка, и умение вожака. А тут — из Старшего Десятка сразу двое!

Твердислав ещё ничего не знал об участи Стави-ча, Стойко и Буяна.

— А когда в тебя файерболом попало, мы уже решили, что всё, конец, — подхватил Чарус. — Ты ж сгореть должен был, если Учителю верить. А так упал только да весь словно бы обмер.

— Тут как раз Летавец и подоспел, — закончил Кукач. — Да не просто так — с Даром.

— Меня Джейана послала! — с гордостью заявил щелкунчик. — Если бы не она…

— Да, ну и, короче, в общем, — замялся Чарус, — как только Дар в тебя вошёл, так ты сразу и оклёмы-ваться начал.

Дурнота и впрямь стремительно уходила. Измученное тело, каким-то чудом выдержавшее удар колдовского огня, вновь наполнялось силами.

— А тварь-то сама где?

— Это ты про Ведунью? — уточнил Чарус. — Сдохла, паскуда. Эх, жаль, живой она мне не попалась, уж я бы придумал, как с ней позабавиться.

— Брось, о чём ты, — укорил друга Твердислав. — Ребята погибли. Даже не похоронить. Вике да Джулии на горе.

— У них дети должны быть, у обоих, — сумрачно сообщил Кукач. — Я точно знаю, мне Сигрид рассказывала. (Травница и врачевательница Сигрид уже давно была подругой Кукача.)

— Ладно. — Твердислав рывком поднялся. — Ты, Лимпидоклий, домой лети. Джейане скажешь, что тут видел. И ещё передай — мы скоро будем. Прямиком домой отправимся. Что там без нас делается-то?

— Джейана меня не с вестями посылала, — обиженно пискнул Летавец. — А с Даром!

— Ах, ну да, правильно. Хорошо, лети. А нам ещё надо поминки справить.

Поминки по погибшим без погребения — дело долгое и серьезное. Твердислав, Чарус и Кукач долго ладили прощальный костер. Его следовало возжечь на том месте, где павшие испустили последний вздох, поэтому пришлось сооружать плотик. Чарус

каким-то чудом сумел сохранить копьё одного из близнецов, кого — он уж и сам не помнил.

— Ну да это и к лучшему, — негромко обронил Твердислав. — Разом — и с тем, и с другим попрощаемся.

Нехитрое оружие (успевшее, однако, попробовать вражьей крови) укрепили в самом сердце уже готового костра. Он получился высоким — в рост человека; дрова к нему собирали, облазив все ближайшие, хоть мало-мальски сухие места.

Иной может спросить — да зачем всё это — костры какие-то, плоты? Что, всезнающий Великий Дух сам не разберётся, что к чему? Верно. Разберётся. И не погибшим это надо (хотя и им тоже — смотрят сейчас, поди, из Привратных Покоев Великого, уже забыв о страхе и боли, — все ли как дблжно уп-равят оставшиеся в живых друзья?) — а тем, кто уцелел. Очистить душу от печали, укрепиться в силах и дать на Прощальном Огне нерушимую клятву мщения.