Невидимый фронт войны на море. Морская радиоэлектронная разведка в первой половине ХХ века - Владимир Кикнадзе

При этом особо трепетно русское командование заботилось о том, чтобы не скомпрометировать деятельность радиоразведки. Сведения об организации радиоразведки, способах и методах ее работы доводились до ограниченного круга лиц. Размножение кодов и шифров противника было подвергнуто строгому контролю: выдача их, а также карт квадратов и других наиболее важных секретных документов, связанных с радиоразведкой, осуществлялось в очень редких случаях. Тем не менее, уже после войны было признано, что этих мер было не достаточно. Если тайну радиоразведки удалось сохранить, то это объяснялось «скорее счастливой случайностью, чем действительно вполне законченным и удачным разрешением этого важного вопроса»[258].

На основе сведений радиоразведки оперативное управление Службы связи и разведывательное отделение штаба Балтийского флота не только издавали разведывательные сводки, но и проводили в Ревеле инструктаж по разведывательной обстановке выходивших в море кораблей. Часто такой инструктаж проводил лично Непенин. «Оперативная» каюта имелась и на «Кречете», где в менее удобных условиях и не столь показательной форме осуществлялся предпоходный инструктаж по разведывательной обстановке. В некоторых случаях для лучшего понимания флагманов и командиров кораблей в изменении обстановки во время выхода в море на корабли командировался флаг-офицер разведывательного отделения штаба флота. Кроме того, иногда для этой же цели в одну из радиоразведывательных станций выезжал начальник разведывательного отделения штаба флота. Оттуда, после дешифрования немецких радиограмм, он лично оперативно передавал находившимся в море силам флота наиболее ценные разведывательные данные[259]. Для немедленного оповещения кораблей о появлении немецких подводных лодок или о передачи других важных сведений радиоразведывательные станции в Пернов, В. Дагерорте и Кильконде были снабжены радиопередатчиками[260].

Помимо добывания разведывательной информации из анализа радиосвязи противника и радиопеленгования на разведывательное отделение штаба флота были возложены задачи по обеспечению скрытности радиосвязи своих сил, контроль за соблюдением дисциплины радиосвязи и обеспечением стойкости шифров и кодов, используемых в каналах радиосвязи. Для этого в ведении флагманского радиотелеграфиста находился специальный дежурный по радио корабль. Отступления от правил радиосвязи немедленно пресекались. Выход кораблей в эфир максимально сокращался. Кораблям выдавали шифровальные документы, действующие только на время одного похода. В целях проверки доступности противника к русским шифрам периодически практиковалась передача радиограмм, которые в случае их прочтения должны были вызывать определенные действия противника. Ни одна из таких проверок не имела последствий, что позволяло делать вывод о стойкости «Балтийского кода», составленного в 1915 году Ренгартеном[261].

Благодаря радиоразведке осведомленность разведывательных органов русского флота на Балтике доходила до того, что они знали зачастую мельчайшие подробности о дислокации немецкого флота, составе флотилий, появлении новых кораблей на театре, распознавание которых осуществлялось радиоразведчиками до класса и типа. Удалось даже выяснить характер взаимоотношений германского сухопутного и морского командования, которые были весьма натянуты. Агентурная разведка здесь играла не основную, а вспомогательную роль[262]. Высокую оценку радиоразведка получила и за обеспечение операций, проводившимися подводными силами, которые решали задачи разведки на театре по мере накопления средств[263]: «Лишь необычайно счастливое стечение обстоятельств постороннего характера – возможность раскрытия картины происходящего на море помощью четко работающей радио-разведки – смягчило несколько влияние ряда отрицательных факторов, сопутствующих подводным операциям, – …слабой изученности театра…»[264]. Морская авиация в начальный период войны «с большими перебоями несла ограниченный по радиусу прибрежный дозор» и лишь с лета 1915 года ей ставятся задачи по тактической и оперативной воздушной разведке[265]. В общем радиоразведка «была светлым пятном на фоне достаточно безотрадного состояния всех прочих видов разведки, не только не совершенных в начале (Первой мировой войны. – В.К.), но и не заключавших в себе тенденции и необходимые предпосылки для быстрого и достаточного развития в дальнейшем» и сыграла «доминирующую роль в разведывательной работе флота»[266].

Кроме того, по принятому Непениным и неустанно им поддерживаемому в среде Службы связи положению, каждый оперирующий или находящийся на переходе (перелете) по театру корабль (самолет) находился под непрерывным наблюдением своих наблюдательных постов и радиостанций. В аварийных и иных, требующих помощи обстоятельствах, любой корабль или самолет мог быть уверен в неизбежности содействия со стороны Службы связи, воздушных сил или флота. Помимо положительных моральных дивидендов для Службы, это позволяло контролировать действенность радиосети[267].

Безусловно, помимо положительных примеров боевого применения сил и средств радиоразведки Балтийского флота имелись и недостатки в ее организации, снижавшие их возможности и результаты деятельности, эффективность разведки в целом:

во-первых, это отсутствие централизованного управления радиоразведывательной деятельностью на флоте, осуществлявшейся одновременно и разведывательным отделением Штаба и Службой связи Балтийского флота. Это, безусловно, замедляло ее развитие, а также снижало оперативность распределения радиоразведывательной информации, мешало четкости в постановке задач и т. д.;

во-вторых, отсутствие системы подготовки кадров, значительно ограничивавшее возможности радиоразведки, как в добывании информации, так и обработке радиоразведывательных материалов;

в-третьих, отсутствие до определенного времени организации скрытой передачи добытых разведывательных сведений от станции радиоразведки силам в море могло привести к перехвату данной информации противником и изменении планов его действий;

в-четвертых, представление в разведывательное отделением штаба флота копий радиоразведывательных материалов в некоторых случаях могло бы «склонять чашу весов» мнения командования именно в сторону сведений радиоразведки, которые, как показывает исторический опыт, иногда все же игнорируются;

в-пятых, техническое оснащение радиоразведки в большей степени основывалось на энтузиазме и организованной на Балтийском флоте рационализаторско-изобретательской работе. Морское министерство не сумело в ходе войны наладить серийного производства отечественной промышленностью технических средств РЭР.

Рис. 1. Организационная структура радиоразведки Балтийского флота. 1916 г.

Рис. 2. Дислокация станций радиоразведки Балтийского флота. 1916 г.

Рис. 3. Структура Службы связи Балтийского флота. 1916 г.

Рис. 4. Организация разведывательной деятельности на Балтийском флоте. 1915–1917 гг.

Неудовлетворительная работа МГШ по организации разведки на Черноморском театре накануне Первой мировой войны привела к тому, что флот после вступления Турции в войну оказался лишен необходимых разведывательных данных, и прежде всего, тех, которые касались выходов в море наиболее опасного противника – линейного крейсера «Гебен». Вполне естественно, что со стороны командующего Черноморским флотом адмирала А. Эбергарда немедленно последовали нарекания в адрес разведки.

С первых дней войны начался длительный конфликт штаба Черноморского флота с МГШ, вызванный резким недовольством качества поступавших агентурных сведений. Среди причин того, что «агентурная разведка наша неудовлетворительна», Эбергард усматривал следующее: «к сожалению, во флоте принят не тот порядок, что в армии, где каждый округ ведет разведку на своем театре»[268]. Причину неудовлетворительной организации разведки на Черном море по сравнению с результатами разведки на Балтийском адмирал видел, в том числе, и в «некотором пренебрежении к Черноморскому флоту, свойственном всем центральным учреждениям морского ведомства, переполненным балтийскими офицерами, так и в излишней экономии».

Эбергард в письме начальнику МГШ вице-адмиралу А.И. Русину 9 февраля 1915 года утверждал, что с 29 октября 1914 года он «перестал получать какие бы то ни было сведения о неприятеле, которые имели бы хоть небольшое практическое значение для нашего флота.