В эпицентре бури - Макс Лукадо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
время шторма.
За год или два до смерти люди упрашивали Джона прекратить чтение проповедей
из-за ухудшающегося зрения. «Что?! - восклицал он, - Будет ли старый африканский
богохульник останавливаться, пока может говорить?»
И он не останавливался. Он не мог остановиться. Что началось как молитва в
страхе, стало жизнью в вере. В последние годы жизни на вопрос о здоровье он
признавался, что силы его уходят. «Я почти ничего не помню, - говаривал он, - но две
вещи я буду помнить всегда: я - великий грешник, а Иисус - великий Спаситель.»
А что ещё нужно помнить вам и мне?
* * *
72
Два моряка и два моря. Два корабля в двух штормах. Две молитвы в страхе и две
жизни в вере. Объединяет их - один Спаситель - один Бог, прошедший сквозь ад и
девятый вал, чтобы протянуть руку помощи дитю, взывающему о ней.
23. ЧЕМУ УЛЫБАЕТСЯ БОГ
У МЕНЯ ЕСТЬ РИСУНОК СМЕЮЩЕГОСЯ ИИСУСА. И висит тот рисунок на стене
напротив моего письменного стола.
Это всего лишь набросок. Голова Иисуса откинута назад, открыт рот, глаза
сверкают. Он не просто усмехается. Не просто посмеивается. Он хохочет так, что ему
трудно вздохнуть. Такое впечатление, что Он давно не видел и не слышал ничего более
смешного.
Этот рисунок был подарен мне епископальным священником, который носит в
кармане сигары и собирает портреты смеющегося Иисуса. «Я дарю их любому, кто, возможно, склонен воспринимать Бога слишком серьёзно.» - объяснил он, вручая мне
этот подарок.
Он хорошо поддел меня.
Я не из тех, кто легко может представить себе смеющегося Бога. Рыдающего - да.
Рассерженного - конечно. Могущественного - несомненно. Но смеющегося? Это, кажется, слишком ... слишком ... слишком непохоже на то, что следует делать Богу ...
или каким Ему следует быть, т.е. свидетельствует лишь о том, что я либо много, либо
мало знаю о Боге.
Однако, что Господь чувствовал, вытягивая жирафу шею? Какие у него были мысли, давая совет страусу, куда девать голову от страха? Какое у него было выражение лица, размышляя о том, как будет кричать самец обезьяны, или придумывая восемь ног для
осьминога? А как Он смотрел на Адама, бросающего первые взгляды на Еву? Скучающе?
Едва ли.
Так вот, поскольку я теперь лучше различаю цвета и оттенки жизни и способен
уловить многое, я вижу, что единственное, почему Господь терпит нас так долго, так это
потому, что обладает чувством юмора.
Не Он ли с улыбкой взирает на замедленную реакцию Моисея у горящего и
говорящего куста?
Не Он ли улыбается вновь, когда на берег приземляется Иона, с которого течет
желудочный сок, и от которого воняет, как из китового брюха?
А не в Его ли глазах сверкают искорки смеха, глядя, как ученики кормят тысячи
людей завтраком маленького мальчика?
Вы считаете, Его лицо бесстрастно, когда Он рассказывает о человеке, указывающим на соринку в глазу друга, имея в своём не меньшую?
Честно говоря, можете ли вы представить себе Иисуса, качающего детей на
коленях с мрачным лицом?
Нет. Полагаю, Иисус улыбался. Я думаю, Он слегка подсмеивался над людьми, но
много смеялся вместе с ними.
Позвольте пояснить это примером.
* * *
73
Мы ничего не знаем о ней. Мы не знаем её имени ... её происхождения ... её
взглядов ... её родного города. Она пришла ниоткуда и ушла в никуда. Она исчезла так
же, как и появилась, как облачко дыма.
Но каким восхитительным облачком она была.
Ученики, обучаясь два года, не сделали того, что сделала она за несколько минут
разговора. Она поразила Бога своей верой. Наверняка, сердца учеников были хороши.
Наверняка, их помыслы были искренними. Но их вера не повернула головы Господа.
А её - да. Многого мы не знаем о ней, но одна замечательная истина нам известна.
Она поразила Бога своей верой. Поэтому всё остальное, что она делала после, было
неважно.
«Женщина, у тебя великая вера.» - констатировал Иисус.(1) Вот это заявление! Особенно, если учесть, что его сделал Бог, который может
положить на Свою ладонь пригоршню галактик. Тот, кто шутя создаёт Эверест. Кто
расписывает красками без холста. Кто сможет измерить толщину крыла комара одной
рукой и высоту гор другой.
Считается, что Создателя нелегко удивить. Но что-то в этой женщине зажгло искру
в Его глазах... скорее всего... улыбку на Его лице.
Матфей назвал её «ханаанской женщиной». Говоря так, он подчеркнул два минуса.
Каких? Первое – ханаанская, значит посторонняя. Второе - женщина, значит что-то
вроде дворняжки. Она принадлежала культуре, мало уважавшей женщину вне спальни и
кухни.
Но она встретила Учителя, проявившего к ней большое уважение.
Но как оно проявляется! Внешне диалог кажется грубым и не лёгок для понимания
до тех пор, пока вы не привыкните к мысли, что Иисус умел смеяться. Если вы с трудом
восприняли рисунок смеющегося Иисуса в моём кабинете, то принять мою историю вам
будет не легко. Но если это не так, если мысль об улыбающемся Боге приносит вам хоть
какое-то облегчение, тогда вам понравятся несколько следующих абзацев.
Вот моя интерпретация.
* * *
Это - отчаявшаяся женщина. Её дочь душевно больна, как говорят одержима
дьяволом.
У этой ханаанской женщины нет никаких прав просить что-либо у Иисуса: она - не
еврейка, не Его ученица. Она не предлагает никаких денег за работу. Она не даёт
никаких обещаний посвятить себя служению. Вам понятно, что она, как и любой другой, хорошо знает, что Иисус ей ничего не должен, а она просит всё. Однако это её не
останавливает: она настойчива в своей мольбе:
«Смилуйся надо мной!»(2)
Матфей пишет, что сначала Иисус ничего не говорит. Ничего. Он просто нем.
Почему?
Чтобы испытать её? Так считают большинство толкователей Библии. Вероятно, они
полагают, Иисус медлит с ответом, чтобы увидеть, как важно ей просимое. Мой отец
бывало заставлял меня ждать неделю прежде, чем давал ответ на мою просьбу. По
большей части я забывал о чём именно просил. Время обладает свойством отделять
прихоти от нужды. Но разве в данном случае Иисус поступает также?
74
У меня есть собственное мнение. Я думаю, он любовался ею. Я считаю, что
доказательство её мужественной веры порадовало Его сердце. Я полагаю, Его ободрил
сам факт того, что кто-то просит сделать именно то, за чем Он пришёл в этот мир -
одаривать великими дарами недостойных детей.
Но не странно ли, что мы не даём Ему поступать так чаще.
Вероятно, самым поразительным откликом на Божий дар является наше нежелание
принять его. Мы, вроде бы, нуждаемся в нём. Но готовы принять на своих условиях. По
какой-то странной причуде мы будем чувствовать себя лучше, если заработаем его.
Поэтому мы создаём религиозные «обручи» и работаем с ними, т.е. имеем из религии
цирк, из Бога - дрессировщика для нас, Его подопечных.
Та ханаанская женщина была умнее нас. Не имея образования, денег, власти, она
хорошо знала только две вещи: её дочь немощна, а Иисус - могуществен.
* * *
Ученики раздражены. А поскольку Иисус сидит и молчит, они становятся
самодовольными. «Отошли её прочь.» - требуют они. Все смотрят на Иисуса. Он тоже
смотрит сначала на учеников, а потом на женщину. И следующий за этим разговор
является одним из самых интригующих диалогов Нового Завета.
«Я послан только к заблудшим овцам Израиля.» - говорит Он.(3)
«Господи, помоги мне!»(4)
«Но неправильно брать у детей хлеб и бросать его их собакам.» - говорит Он.(5)
«Но даже собаки едят крошки, что падают со стола их хозяина.» - отвечает она.(6) Груб ли в данный момент Иисус? Измучен ли? Расстроен ли? Правда ли, что Он
называет женщину собакой? Как объяснить этот диалог?
Толкователи Библии дают нам три варианта.
Некоторые говорят, что Иисус был загнан в угол. Ему не положено помогать этой
женщине, потому что Он, прежде всего, был послан к заблудшим овцам Израиля.
Остроумная теория, но имеет много противоречий. Как быть с самаритянской
женщиной? С центурионом? Иисус уже помогал язычникам и оставался верен цели
Своей миссии. Так почему же Он не мог сделать этого теперь?
Другие считают, что Иисус был грубым. И можно ли Его винить? Он устал: до этого
был долгий путь, да и ученики были не менее усталые. А эта просьба была последней
соломинкой, сломившей верблюду спину.
Нравиться такое объяснение? Мне нет. Тот, кто пожалел пять тысяч человек ... кто
оплакивал Иерусалим ... кто пришёл в этот мир, чтобы найти и спасти таких как эта
