Коммунизм - Олег Лукошин

Сначала на кинофорумах шепоток пошёл, потом в киноблогах вдруг стали появляться обзоры фильмов «про Сталина», где этой картине уделялось особое внимание. Я послал на мыло Кочубею, известному в сети киноману, с которым списался год назад, вопрос, правда ли это. Он во всех этих тайных киношных вечерях лучше меня рубил. Тот ответил, что да, мол, есть такая инфа, правда неподтверждённая, и надо ещё людей расспросить, что там да как.

Ещё через день он кинул мне ссылку на какую-то блогерскую страницу со странным объявлением. Автор блога сообщал: «Сегодня редкий Иосиф из 1946-го тусить будет». По такому-то адресу. «Время тусни — строго с часу до трёх ночи. Кто не успел, тот чмо и лох». Так и есть, чувак информировал юзеров, что раздавать готов сегодня ночью, в час. Я сходил по адресу — страница отсутствовала. Видимо, временный трекер ещё не был создан.

В час ночи пустовавшая страница ожила. На фоне скриншота из фильма с мудрым красавцем Сталиным значилась ссылка на торрент-файл. Я врубил закачку. Скорость — как на заре интернетовской эры. Счётчик показывал «2 дня», необходимые для сохранения фильма целиком. А качали семьсот с лишним человек!

Минут через двадцать, однако, раздача раскочегарилась и пошла на приемлемым скоростях. Около трёх часов ночи я, наконец, имел на винчестере долгожданный шедевр советского государственного трэша. Нет прекраснее этого жанра!

Тут же провёл плейчек: фильм радовал. Суровый и прекрасный Сталин стоял на Красной площади в окружении многонациональных представителей советского народа и возвышенным голосом произносил: «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам всеми силами укреплять союз рабочих и крестьян. Дадим клятву, что мы с честью выполним эту его заповедь!» Народ клялся вместе с вождём.

По сети гуляли байки, что большинство советских фильмов на самом деле состряпаны уже в двадцать первом веке киношными удальцами для удовлетворения острой людской потребности в советском. Это «откровение», конечно, было рассчитано на законченных дебилов, но многие, как ни странно, верили.

А ещё в интернете то и дело возникали раздачи фильмов, якобы снятых в современном параллельном Советском Союзе. Их фальшивость тоже из всех углов вылезала. Сделаны они были примерно в том же стиле, что и древний шедевр советской фантастики «Туманность Андромеды» по роману Ивана Ефремова. Светловолосые люди-атланты в серебристых туниках на стройных бёдрах проникновенно смотрели в звёздное небо и произносили восторженные монологи о вселенской победе советского образа жизни. Забавно, но не более того.

Где-то писали, что скоро в московских кинотеатрах вот-вот должен пройти фестиваль настоящих современных советских фильмов. Правда такое уже года три-четыре писали. Обещали также, что вскоре нас порадуют современной советской музыкой (и даже организуют гастроли советских певцов и групп!), живописью, литературой. Советские товарищи, в свою очередь, должны были наслаждаться современным российским культурным бредом. Однако — увы! — никаких фестивалей советского кино и гастролей советских артистов нам так и не предъявляли. Я думаю, происходило это оттого, что советская сторона категорически отказывалась впускать на свою территорию всю ту дрянь, что именовалась российской культурой. Наши деятели обижались, и не пускали в Россию культуру советскую. Статус кво сохранялся.

Едва закончилась закачка «Клятвы», как тут же раздачу закрыли. Я ещё собирался посидировать, но фиг там. В каментах на странице с раздачей тут же пошёл поток возмущений: «Хде Сталин?», «Верните батю, сцуки!», «Пятнадцати метров не хватило!» А какой-то Aloiz цинично написал: «Отбой, пацаны. А то сейчас по хатам наряды вышлю». То ли шутник интернетовский, то ли на самом деле копираст. Такое возможно: сидит чувак на ночном дежурстве, разжалобился, пропустил раздачу. А как себе качнул, отрубил.

Укладываясь спать, я вдруг подумал, что в тихой радости последних дней присутствует странная горечь. Словно за ними должно наступить нечто отчаянное, яростное и трагичное. Этот образ неизбежного и тревожного будущего был так силён, что у меня в очередной раз заныло в сердце. И с чего бы это вдруг? Проклиная свой предательский организм, я вскочил с постели и принялся шарить в материнских лекарствах, что в многочисленных упаковках заполняли две боковые полки холодильника. Снотворное нашлось и даже неожиданно быстро подействовало.

День Победы я как-то не шибко жалую. Точнее то, во что его превратили, весь этот пафосный макабр. Я знал немало ребят-леваков, которые искренне его праздновали. Вроде того, что «Ну и пусть капиталюги его себе присвоили, а у нас он останется другим, особенным, своим». Но я же видел: никаким особенным он у них не становился. Такая же лживая в дурном своём пафосе пьянка. «За отцов, за дедов, которые были сильными и правильными»! Вот это меня особенно злило: долбанные отцы и деды с лёгкостью, практически без сопротивления просрали все свои великие завоевания. В кратчайший срок. Разве они сильные и правильные? Разве ими можно восхищаться? Нет уж, если политтехнологам капитала удалось День Победы присвоить себе, заставить работать в своих интересах, то у него сейчас дурная аура. Он не помощник нам в нашей борьбе.

На военный парад, что традиционно отгремел по Красной площади, разумеется, не пошёл. Он слишком рано начинался, я в десять утра ещё сны смотрел. В принципе, неплохо бы на Красной площади, где ещё совсем недавно куролесили, появиться, освежить воспоминания, но вставать ради этого и невыспавшимся туда тащиться — нет, увольте.

А вот на Воробьевы горы, где ближе к вечеру единоросы замутили митинг вперемежку с концертом, всё же выбрался. Тоже не горел желанием, но слишком уж скучно стало. И дома сидеть не хотелось, и по району шататься в лом.

Погода радовала — солнце, тепло — и лиц столько вокруг улыбающихся, вполне счастливых. Смеющиеся девчонки с воздушными шариками; стройные и возвышенно задумчивые ребята-старшеклассники, несущие гвоздики; неторопливые пенсионеры с пронзительной сединой. Везде баннеры, плакаты, цветочные композиции с цифрой 80. Аж чувство стыда где-то в глубине всплыло за то, что я борюсь с теми, кто так мудро и по-доброму собрал всех этих людей сегодня вместе. Пожалуй, я День Победы ещё и поэтому не люблю: за то, что он рождает во мне ложные эмоции и принуждает смиряться с окружающей действительностью. А смиряться ни в коем случае нельзя!

Митинг был в разгаре. В перерывах между выступлениями народных ансамблей, детских хоров и бесталанных поп-звёзд к микрофону выходил разный чиновничий и предпринимательский сброд. Депутаты Государственной Думы, министры, владельцы заводов. Все поздравляли публику со светлым праздником, махали российскими флажками, грозили кулачками каким-то нехорошим личностям за бугром и отщепенцам внутри страны, которые «ещё не усмирили свою клокочущую ненависть к Свободе и нашим завоеваниям», и призывали народ «к единству и примирению». Удивительно бодренькие ветераны, каждый шаг которых сопровождался бряцаньем многочисленных медалей, вторили государственным и промышленным мужам.

Рамзан Кадыров, мэр Москвы, говорил недолго, но на удивление складно. Вкратце отчитался о социальных завоеваниях последних месяцев, построенных дорогах и жилье. Пожелал ветеранам придти в добром здравии на митинг в честь столетия Великой Победы. Заверил молодежь в успешном и сытом будущем. Самое интересное прозвучало в конце.

— А сейчас, кунаки мои дорогие, — объявил он, — позвольте дать слово послу Советского Союза в Российской Федерации Кузь… — забыл он фамилию и завертел головой по сторонам. Подбежавший чувачок с папочкой в руках нашептал ему правильный вариант: — Да, Кузьмичёву Анатолию Ивановичу. Дорогой гость наш, прямо с того света. Поаплодируем братскому советскому дипломату!

Я аж вздрогнул. Посла видел как-то раз по телевизору, он там брякнул два слова в камеру. И всё. Больше никогда и нигде его не показывали. Он вообще считался личностью мистической, многие и не верили в его существование. О том, чтобы где-то публично выступать, да ещё прямо так, под открытым небом, раньше и речи быть не могло. Видать, у Советов что-то поменялось в дипломатической стратегии.

Под сдержанные и какие-то настороженные аплодисменты статный мужчина в очках подошёл к микрофону и произнёс в него несколько нейтральных слов. Про взаимоуважение и дружбу между нашими народами и мирами, про Победу, сияние которой не померкнет в веках, про нацеленность наших государств на общечеловеческие критерии понимания и дружбы, которым не могут помешать идеологические расхождения. Я сосредоточенно его не слушал, потому что принялся торопливо пробираться к трибуне. Если уж мне выпала такая удача и посол СССР возник в непосредственной от меня близости, то надо попытаться установить с ним контакт.