Тарзан Непобедимый - Эдгар Берроуз

Всякий раз, когда малыш Нкима вспоминал о своем горе, он глубоко и неподдельно страдал, и при мысли о пропавшем хозяине на глаза его наворачивались слезы. В его голове так или иначе постоянно вертелась мысль о том, как выручить Тарзана и кого бы позвать на помощь. Великие чернокожие воины Гомангани, служившие Тарзану, находились на расстоянии многих ночей, и все же Нкима следовал в сторону страны вазири. В его сознании время никогда не принималось в расчет при решении той или иной проблемы. Он видел, как Тарзан вошел в Опар живым. Но не видел его мертвым или выходящим из города, следовательно, по меркам его логики, Тарзан жив и находится в городе, но, поскольку там полно врагов, Тарзану грозит опасность. Какими обстоятельства были, такими и должны оставаться. Нкима не мог представить себе каких-либо изменений и перемен, если не видел их собственными глазами, а потому для исхода дела было неважно, найдет и приведет ли он вазири сегодня или сделает это завтра. Они отправятся в Опар и уничтожат врагов Тарзана, и тогда Нкима вновь обретет хозяина и ему будут не страшны ни Шита, ни Сабор, ни Гиста.

Спустилась ночь, и где-то в лесу раздалось легкое постукивание. Нкима стряхнул с себя сон и напряженно прислушался. Стук становился все громче и громче и вскоре заполнил собой джунгли. Источник шума находился недалеко, и, как только Нкима это понял, он заволновался.

Высоко в небесах светила луна, но внизу в джунглях царил мрак. Нкима разрывался перед дилеммой – ему хотелось пойти туда, откуда доносилась барабанная дробь, но он боялся опасностей, подстерегающих его на пути. Но в итоге желание победило страх, и, держась верхушек деревьев, он помчался на звук, пока наконец не оказался над маленькой поляной почти круглой формы.

При свете луны внизу он увидел знакомое зрелище: там исполняли танец смерти, дум-дум, великие обезьяны То-ята. В центре амфитеатра находился один из тех примечательных глиняных барабанов, которые с незапамятных времен слышал первобытный человек, но которые вряд ли кто-нибудь видел. Перед барабаном сидели две старые самки и колотили по звучной поверхности короткими палками. Звуки складывались в некое подобие ритма, и под эту музыку, образовав круг, бешено плясали самцы; а по внешней окружности тонкой цепочкой на корточках сидели самки и молодняк – восхищенные зрители этого дикого спектакля. В двух шагах от барабана на земле лежал труп леопарда Шиты, чья смерть и послужила причиной ритуального действа.

Скоро танцующие набросятся на труп, примутся колотить его тяжелыми палками и, вернувшись в крут, возобновят свой танец. Потом они во всех деталях изобразят сцену охоты, нападения и смерти, после чего побросают дубины и, оскалив зубы, накинутся на труп и начнут разрывать его на части, ссорясь между собой из-за лакомых кусочков.

Нкима и его сородичи, как известно, лишены такта и рассудительности. Существо поумнее молча дождалось бы, пока закончится танец и пиршество, наступит новый день, когда огромные самцы племени То-ята выйдут из состояния истерического безумия, вызванного грохотом барабана и танцем. Но малыш Нкима был всего лишь обезьяной. Ждать он не умел. Не было у него того душевного склада, который проявляется в терпеливости, и он повис на хвосте, оглушительно бранясь и пытаясь привлечь к себе внимание великих обезьян.

– То-ят! Га-ят! Зу-то! – вопил он. – Тарзан в опасности! Идите с Нкимой и спасите Тарзана!

Прервав танец, великий самец поглядел наверх.

– Прочь, ману, – прорычал он. – Убирайся или мы убьем тебя!

Малыш Нкима решил, что поймать им его будет не так-то просто, и продолжал качаться на ветке и орать благим матом, пока наконец То-ят не послал на дерево молодую и не слишком тяжеловесную обезьяну, которой было велено поймать и убить Нкиму.

Такого поворота событий Нкима никак не ожидал. Подобно многим людям, он полагал, что все должны немедленно заинтересоваться тем, что интересует его. И, заслышав барабанный бой дум-дум, он сразу решил, что, узнав о беде, приключившейся с Тарзаном, они все бросят и двинутся в Опар.

Оказалось же, что он просчитался, и роковые последствия его ошибки уже начинали приобретать реальные очертания в облике молодой обезьяны, бросившейся к дереву. Малыш Нкима испустил громкий вопль ужаса и метнулся в ночь. Остановился он, задыхаясь и выбившись из сил, не раньше чем отбежал от племени То-ята на добрую милю.

Проснувшись в палатке Зоры Дрыновой, Лэ из Опара огляделась по сторонам, рассматривая незнакомые предметы, и вскоре взгляд ее остановился на лице спящей девушки. Да, подумала она, это люди Тарзана, ибо разве не отнеслись они к ней по-доброму, с уважением? Пальцем не тронули, зато накормили и дали приют. Вдруг Лэ посетила новая мысль. Брови ее нахмурились, зрачки сузились, в глазах полыхнул гневный огонь. Может, эта женщина – подруга Тарзана? Лэ из Опара схватилась за нож Дареса, лежавший рядом наготове. Но порыв ее прошел столь же внезапно, как и возник, поскольку в душе она знала, что не сможет ответить злом на добро, как не сможет причинить боль той, которую любит Тарзан, и, когда Зора открыла глаза, Лэ приветствовала ее улыбкой.

Если для Лэ европейская девушка была существом непонятным, то сама она пробуждала в Зоре глубочайшее удивление своей загадочностью. Ее скудный и вместе с тем богатый, восхитительный наряд пришел из древности, а сверкающая белизна кожи казалась столь же неестественной в сердце африканских джунглей, как и ее украшения для двадцатого века. Тщетно пыталась Зора Дрынова разгадать эту загадку, не помог и опыт прожитых лет. Как ей хотелось поговорить с гостьей, но она только и смогла улыбнуться в ответ на улыбку прекрасной незнакомки, пристально ее разглядывающей.

Лэ, привыкшая к тому, что ей всю жизнь прислуживали жрецы Опара, удивилась той сноровке, с которой Зора Дрынова все делала сама – сама встала, сама оделась. Вот только горячую воду принес для нее в ведре Вамала и вылил в походную ванну. И Лэ, которая никогда и пальцем не пошевелила во время одевания, хотя была далеко не беспомощной, обнаружила, что с удовольствием начала обслуживать себя сама.

В отличие от мужчин Опара, женщинам полагалось неукоснительно следить за чистотой тела, так что в прошлом Лэ много времени уделяла своему туалету, следила за ногтями, зубами, волосами, втирала в кожу ароматические мази – обычай, пришедший из развитой цивилизации древности и возведенный в разрушенном Опаре в ранг религиозного обряда.

Женщины завершили свой туалет, и Вамала объявил, что завтрак готов. Завтракать сели под тенью дерева рядом с палаткой. За немудреной лагерной трапезой Зора заметила необычное оживление вокруг шатров арабов, но не придала этому особого значения, потому что они и раньше переносили свои палатки с места на место.